Европейский магнит для Украины

Европейский магнит для Украины

О. Бычкова: — Начинаем с Украины, конечно. Одна из последних новостей — то, что Украина, а также Россия, а также Европейский Союз могут провести трехсторонние переговоры и обсудить все проблемы, которые до того обсуждались в одностороннем или двустороннем режиме. Как вы думаете, это какой-то путь для компромисса? Или это хитроумный Янукович еще что-то разводит?

А. Проханов: — Я думаю, что это просто хорошая мина при плохой игре.

О. Бычкова: — При чьей плохой игре?

А. Проханов: — Янукович сделал свой выбор со скрипом…

О. Бычкова: — Российский?

А. Проханов: — Да, сделал свой российский выбор, повторяю, со скрипом, с непонятным и загадочным зигзагом, который он совершил. Но этот выбор сделан под мощнейшим воздействием как Евросоюза, так и России, как одной части Украины (проевропейской), так и другой (прорусской).

И выбор этот, мне кажется, необратим, потому что люди, которые посчитали Януковичу издержки евроинтеграции (математики, экономисты), доказали ему катастрофичность разрыва с Россией и эфемерность и мнимость достижений в результате европейской интеграции.

Путин — человек очень жесткий. Он не компромиссный человек, он человек комбинаций самых разных, сложных комбинаций, которые он привык выигрывать.

И для него евразийская тема, тема Таможенного союза, тема включения в Таможенный союз и в эту интегральную пространственную схему Украины является вопросом его мировоззрений, его престижа.

Он пойдет на эти соглашения, на эти договоры, на эти разглагольствования, прекрасно понимая, что он этот раунд выиграл.

Ведь Украина… Хотя мы говорим о том, что Россия и Украина — это часть единого русского мира, но на протяжении всей истории наших отношений Украину постоянно старались отпилить от России и крючьями оттащить к Европе.

Ну вот, посмотрите, Мазепа и шведы — первый такой типичный случай. Второй, скажем, — Петлюра и Кайзер германский. Третий случай — Бендера и Гитлер. Четвертый случай — Ющенко и НАТО. И пятый случай — это Янукович, который искусился на европейский магнит. А этот магнит существует — он затягивает. Он и Россию затягивает, он и Китай, если угодно, затягивает. Европейский магнит — это мощная, многоэшелонированная таинственная европейская цивилизация.

О. Бычкова: — Ну, он такой, магнитный магнит, да.

А. Проханов: — Магнитный магнит.

О. Бычкова: — А скажите, пожалуйста, Александр Андреевич, Янукович принял такое решение, потому что ему всё посчитали как экономисты, так и промышленники? Или потому что ему очень удачно подставили нож к горлу с российской стороны и он просто не смог этому противостоять? То есть шантаж оказался слишком серьезным?

А. Проханов: — Ему считали как его математики, так и русские математики.

О. Бычкова: — Русские математики сильно не считали.

А. Проханов: — Нет. Они посчитали. Они показали, что будет, если он пойдет по европейской дорожке. Они показали ему степень конфликта, который может разгореться в результате этого. А конфликт этот имеет страшный алгоритм. Первое — торговая война (это самое простое). После торговой войны — визовый режим на границах. После визового режима — пересмотр соглашения о базировании Черноморского флота в Севастополе. После этого…

О. Бычкова: — То есть все-таки нож к горлу получается?

А. Проханов: — Нет, почему? После этого — натовские системы ПРО под Харьковом. А после этого, не дай бог, — мобилизация на Украине и в России.

О. Бычкова: — Я вас хочу вот еще о чем спросить. Понятно, что положение, в котором оказался Янукович, очень сложное. Это правда. Оно объективно тяжелое, и вся ситуация очень драматичная просто по абсолютно объективным, фатальным причинам. Что делать, если одна часть, или половина Украины, смотрит в Россию? А что делать с другой частью Украины, которая смотрит в противоположную сторону? Ведь это факт жизни.

А. Проханов: — Если все-таки на Украине восторжествует демократическая конструкция, когда все эти мучительные споры решаются через выборы, через конституционные технологии, то ничего не делать. Такие соотношения бывают везде — они и в Шотландии бывают, и в Испании бывают, и в Европе бывают.

О. Бычкова: — Ну, мы еще не знаем, чем в Шотландии в следующем году референдум закончится.

А. Проханов: — Ну, я думаю, что не стрельбой. А, может быть, и стрельбой. Но Украина очень непрочное создание, и она может распасться в результате вот этого кризиса, который сейчас…

О. Бычкова: — Так она может распасться?

А. Проханов: — Она практически распалась. Практически распалась. И хотя многие говорят, что «Нет, украинцы — это веселый народ, они никогда не пойдут на обострение, на схватку», мы же знаем, какие страшные бои шли на Украине в 1918-м, в 1919-м, в 1920-х годах, как схлестнулись украинцы с украинцами.

Мы знаем, что на Петлюру нашелся Буденный, что на Бендеру нашелся Ковпак. И это общество — конечно, оно глубинно расколото.

Я просто не знаю, вдруг все-таки Кремль, Путин и кремлевская среда готовы будут запустить так называемые имперские технологии. Потому что всё, что сейчас запускается, — это квазиимперские технологии.

О. Бычкова: — Имперские технологии — это значит отрезать опять половину Украины и притянуть ее к себе?

А. Проханов: — Да, да. Вот эти имперские технологии, когда…

О. Бычкова: — Но это же… Это же абсолютный старый, старорежимный, позапрошловечный сталинизм.

А. Проханов: — Да. Поэтому позапрошловечный сталинизм, романизм, там не знаю, гитлеризм, там не знаю…

О. Бычкова: — Вы хотите сказать, что Путин — это президент вчерашнего или позавчерашнего дня?

А. Проханов: — Нет, я хочу сказать, что мир, в том числе и европейский — он качается, он шатается. Все европейские границы мнимо стабильны и тверды. Эти границы будут пересмотрены, как были пересмотрены границы после Хельсинского соглашения.

О. Бычкова: — Ну, и в продолжение этой темы и в завершение темы Украины приходят сообщения о том, что будто бы Литва подготовила к саммиту в Вильнюсе антироссийскую декларацию. Источники это опровергают. В то же время другие источники сообщают, что готовится некая декларация, сказал источник в Европейском Союзе — сначала ЕС предлагает осудить империалистическое давление со стороны России на соседние страны, затем сказать, что руководство

Украины не должно действовать вопреки интересам собственного народа. И что страны Европы поддерживают стремление украинского народа к тесному сотрудничеству. Ну, как-то это всё опять похоже на то, что происходило в Европе 100 лет назад, 50 лет назад.

А. Проханов: — Нет, Оля, это всё смешная и запоздалая пропаганда — она пройдет как осенний дождь. На самом деле, ситуация будет развиваться, по-видимому, так. Если в последний момент Янукович не дрогнет и как безумный не подпишет эту декларацию (я думаю, что он не подпишет ее), то ситуация будет развиваться так. Будут в ближайшее время проходить интенсивные переговоры между Украиной и Россией о снижении цен на газ. Не сразу, не резкое снижение, но я думаю, что некоторое снижение, ощутимое для украинской экономики произойдет. Это раз.

Я думаю, что уже, по-видимому, начались или очень скоро начнутся переговоры о дальнейшей, более интенсивной и глубокой интеграции крупнейших украинских предприятий с российскими. Это касается Южмаша, ракетного завода, который сотрудничает уже с нашей ракетной отраслью. Это касается Антоновского КБ в Киеве, которое хрупко, но взаимодействует с нашим авиапромом. Это касается энергетических отраслей, металлургических отраслей и атомных отраслей. И наконец, я думаю, что произойдет смена посла в Киеве, потому что, по-моему, Зурабов мышей не ловит — он, по существу, допустил этот кризис. Там будет смена посла, и придут поколения другой философии, другого мировоззрения. Люди, которые будут ездить на Украину из России с деликатными поручениями, они не будут напоминать ни Гельмана, ни Белковского, которые ездили на Украину и запарывали все инициативы Москвы. Пойдет, видимо, другая публика.

О. Бычкова: — Какая публика пойдет?

А. Проханов: — Ну, я думаю, что пойдет публика, несущая в себе бремя государственной ответственности, пойдут государственники.

О. Бычкова: — Как это скучно.

А. Проханов: — Да, это не модельеры, не галеристы, не странные экстравагантные политологи, желающие в Москве находить монархию.

О. Бычкова: — Это суровые мужики на танках.

А. Проханов: — Да, да.

О. Бычкова: — Как мы любим обычно.

А. Проханов: — Но мне кажется, что должна появиться доктрина (она в России должна появиться), которая лишена вот этого русского высокомерия по отношению к Украине, лишена чувства реванша, и она должна относиться к Украине как к родоначальнице этого громадного цивилизационного образования, имя которому «русский мир». Подход к Украине должен быть изменен. Это не мы один народ, не мы, русские, втягиваемся в Украину (хватит разделения), а Украина должна почувствовать право первородства в создании гигантского цивилизационного целого, именуемого Российской империей и русским миром в целом. Вот, мне кажется, что на такой посыл очень многие украинские интеллектуалы пойдут. Я встречался с ними, они готовы взаимодействовать с Россией, они вовсе не европеоиды. Они готовы взаимодействовать с Россией, но вот под таким соусом.

О. Бычкова: — Понятно. Понятно. А вот, скажите, пожалуйста, зачем Путин ездил к Папе Римскому?

А. Проханов — Вы хотите, чтобы я выдал эту тайну? Эту сокровенную тайну?

О. Бычкова: — А вы зачем здесь? Нас никто не слышит. Я никому не расскажу.

А. Проханов: — Вы знаете, мне язык дарован, чтобы скрывать тайны, а не выбалтывать их.

О. Бычкова: — Ну, намекните, по крайней мере.

А. Проханов: — Шекспир сказал «Сто языков у совести моей, и каждый о себе напоминает».

О. Бычкова: — Хорошо, я знаю, что вы знаете Шекспира и цитируете его наизусть, я вам верю, Александр Андреевич.

А. Проханов: — Да, да. Вы хотите, чтобы я Путина цитировал наизусть? Я думаю, что этот визит был просто обязателен. Это визит, с одной стороны, статусный. С другой стороны, конечно, Ватикан — это шарнир, вокруг которого вращаются целые континенты.

Сейчас христианство мировое переживает кризис, драматический кризис. Уничтожаются христианские ценности в Сирии, громят и уничтожают христианские ценности в Косово. На христиан, в том числе на православных христиан, устраиваются охоты. В России очень сильна христианофобия.

В Европе, в спокойной христианизированной Европе идет наступление на традиционные христианские ценности — вот эти сексуальные революции, однополые браки.

Таким образом Путин ворвался в Ватикан как носитель традиционных ценностей, традиционной тематики. Он уже однажды заявил об этом… Он заявил об этом и в Валдайской речи. Он говорил, что Европе грозит истребление, Европа морально и духовно вырождается. И он пришел к Папе как спаситель Европы. Он протянул Папе руку.

О. Бычкова: — Как спаситель Европы или как к спасителю Европы?

А. Проханов: — Он пришел как спаситель Европы, потому что он был единственным в ту пору…

О. Бычкова: — А Папа — это что, образец разнузданности, я не понимаю?

А. Проханов: — А Папа нуждается в помощи. Он живет в окружении вот этих чудовищных содомитских тенденций. Папа окружен, он в плену, в плену у новой содомитской Европы. И Путин пришел спасать его.

Вы помните, было Каносское пленение Пап? Вот он приехал сейчас в Ватикан как Канос, чтобы спасти Папу, вывезти его самолетом вместе с Берлускони. Он приехал туда, действительно, чтобы спасти Италию и ее лучших сынов.

О. Бычкова: — Ну и как? Спас?

А. Проханов: — Ну, во всяком случае, Папа выглядел очень бодрым и оживленным после…

О. Бычкова: — А уж Берлускони-то каким выглядел, я думаю, бодрым и воодушевленным.

А. Проханов: — Берлускони я вообще никогда не видел печальным. Берлускони — это человек, из которого брызжет энергия.

О. Бычкова: — Ну да. А потом Берлускони — как раз тот самый человек, который должен спасать всех. Надо его сюда привезти с его высокой моралью, вы же понимаете, с его кристальным обликом.

А. Проханов: — Не надо смеяться над малыми слабостями большого человека. Не надо.

О. Бычкова: — И именно такие люди нам нужны?

А. Проханов: — А почему нет? Но только пусть захватит кровать, потому что в каком-то смысле эта кровать — наша собственность. Она же ведь не подарена Берлускони, а дана во временное пользование. И если он будет переезжать сюда, то пусть захватит огромную четырехспальную кровать.

О. Бычкова: — Обратно пускай привезет.

А. Проханов: — Папа был доволен визитом Путина.

О. Бычкова: — А зачем? Скажите, почему эта тема постоянно возникает по поводу РПЦ и Ватикана, и про то, что обязательно нужно, чтобы встретились Папа и Патриарх? И уже который Папа собирается… Об этом говорится всё время, но никак не встретятся. А вот это вообще для чего всё?

А. Проханов: — Потому что эти церковные проблемы чрезвычайно политизированы. Скажем, на протяжении всего XX века Ватикан был люто антисоветским, и Войтыла был, конечно, лютым антисоветчиком. И его встреча с Патриархами, советскими Патриархами была невозможна, потому что это были лютые политизированные враги.

Но поскольку православная церковь соединилась в себе самой, то есть зарубежники соединились с Русской православной Церковью, Патриарх был в Польше и предложил стратегический союз двух народов, а, значит, и двух, по существу, церквей и религий. Необходимость такой конвергенции, пускай не догматической, в этом грозном и страшном гибнущем мире — она очевидна. И, конечно, очень много предубеждений по поводу этих контактов православно-католических. И они понятны, потому что история взаимоотношений была ужасная. Но, тем не менее, такая тенденция существует и, мне кажется, рано или поздно (скорее рано, чем поздно) такая встреча состоится, что не будет означать никаких форм слияния…

О. Бычкова: — А что после этого изменится, например? Ну, вот она наконец состоится, допустим, уже много лет об этом говорят?

А. Проханов: — Будет снята еще одна тема вражды и неприязни. А это очень важно, когда такие огромные массивы, огромные мировоззрения протягивают друг другу руки. В мире слишком много вражды, и эта вражда усиливается. И когда враждуют церкви, выступающие от имени Христа, если Христос становится для каждой из церквей предметом раздора и разногласия, это ужасно.

О. Бычкова: — Тут много вопросов задают про Иран. И, например, спрашивают, действительно ли можно надеяться, что удалось, опять-таки, как Украине с Россией, с Европейским Союзом договориться, и нашли подход к Ирану, и теперь всё будет хорошо? Или это, как тут пишут, очередное сионистское лобби в верхних эшелонах власти?

А. Проханов: — Нет. Ведь Обама несколько лет назад неожиданно провозгласил новый подход к исламским проблемам. Правда, после этого крылатые ракеты полетели громить северную мусульманскую Африку. Но в части Ирана он сейчас продемонстрировал этот новый подход. Потому что Израиль хотел бы, чтобы руками Америки был уничтожен его главный враг — Иран, требующий истребления Израиля.

О. Бычкова: — Ну, как можно уничтожить целый Иран? Ну, это физически невозможно. Как можно вообще этого хотеть? Мне кажется, вы как-то очень интерпретируете представления.

А. Проханов: — Если Иран хочет уничтожить Израиль, вы думаете, что Израиль не хочет уничтожить Иран? Вас это удивляет просто? Вы не знаете, что все премьер-министры Ирана за последние 20 или 30 лет требовали уничтожения Израиля, они отрицали право Израиля на существование? А Нетаньяху живет…

О. Бычкова: — Ну, потому что они безумные.

А. Проханов: — А, ну да. А разумный Израиль, разумный глубокий Израиль — он сейчас больше всего боится Холокоста-2, потому что после Холокоста-1 в Израиле есть такое представление, что от исламского мира, в частности от Ирана, грозит опасность второго Холокоста.

Поэтому война пока что психологическая, аможет быть, и горячая между Израилем и исламским миром колоссальна. И вот вместо этого напряжения вдруг Обама, который всегда был союзником Израиля и Нетаньяху, решил нормализовать отношения с Ираном. Он разморозил их авуары, он разморозил счета, снимается блокада. Иран готов допустить МАГАТЭ в самые сокровенные свои лаборатории.

О. Бычкова: — Так Иран действительно готов? Или Иран просто сейчас прикидывается, чтобы как-то выждать время или я не знаю что?

А. Проханов: — Ну, трудно сказать, что будет через 20 лет, но там произошла смена политических лидеров, и новый президент совершенно не похож на моего любимца Ахмадинеджада. Он гораздо мягче, он гораздо либеральнее, и поэтому с ним можно вести разговор… У него изменилась риторика. Ни одного высказывания подобного в адрес Израиля. По существу, все ждали, в том числе и Эрдоган (Турция), что Иран будет разгромлен. Эти удары по Ирану — назначали сроки, выдвигались авианосные соединения. Иран разгромлен, Израиль вздыхает свободно, Турция становится крупнейшей региональной сверхдержавой.

На деле вышло всё иначе. Иран и Америка заключают своеобразное партнерство, Иран допускает контролеров на свои ядерные объекты. Американцы не препятствуют ядерной программе и обогащению урана до низких процентов. Нетаньяху в ужасе прилетает сюда, у него дрожат руки, а Эрдоган начинает проситься в организацию ШОС.

О. Бычкова: — Вы, видимо, что-то видели большее, чем все остальные. Вы видели Нетаньяху, как у него дрожали руки? Вы его встречали в аэропорту?

А. Проханов: — Вы же знаете, что я был на встрече Путина и Папы Римского. Почему же вы думаете, что Нетаньяху не пригласил меня на встречу?

О. Бычкова: — Я даже думаю, что на встрече Путина и Нетаньяху, Путина и Папы Римского вы как раз были Путиным. Что-то мне подсказывает.

А. Проханов: — Ну, я был то Путиным, то Папой Римским, то Нетаньяху, то опять Нетаньяху.

О. Бычкова: — Так это у вас дрожали руки, значит?

А. Проханов — У меня всегда дрожат руки. Это же старые синдромы. У меня была богемная юность.

О. Бычкова: — Ну, то есть вы считаете, что если Иран пускает сейчас инспекторов, то он в этот раз не передумает, как это было много раз уже раньше?

А. Проханов: — Он не допускал инспекторов. Он артачился, он говорил: «Не вмешивайтесь в нашу программу ядерную. До такой степени будем обогащать, до какой хотим». Но, повторяю, это неожиданный поворот, который ломает всю многолетнюю стратегию Ближнего Востока. Стратегию самого Ирана, стратегию Израиля и стратегию Турции.

О. Бычкова: — И мы продолжаем программу «Особое мнение». А вы знаете, что Евгений Евтушенко опубликовал в «Литературной газете» статью и там потребовал воскресить Союз писателей со всем, что там было раньше при Советском Союзе? Единое, общее руководство, Литфонд, всякие исключения за нарушения этического кодекса и всё такое прочее. Евтушенко хочет, как я понимаю, в литературный Советский Союз. А вы хотите? Вы же тоже хотите?

А. Проханов: — Евтушенко в изгнании, в добровольной ссылке в Америке скучает и печалится по поводу чуда, которое он сам разрушил. Потому что Евтушенко находился в центре борьбы, разрушавшей Союз писателей в период перестройки, в период последних лет перестройки. Он был из тех победивших после ГКЧП демократов, либералов писательских, которые захватили Союз, которые начали поход ненависти против патриотической части, против советской части литературы. И Союз после 1991 года разрушился, и либералы победили в этом Союзе: они захватили помещения, захватили инициативы, у них было большинство журналов. Но вдруг и у них ушла из-под ног почва, и они оказались в пустоте как рыба на озере.

О. Бычкова: — А вот он тоже говорит, что два Союза писателей, которые сейчас есть, это плохо.

А. Проханов: — Их больше, чем два. Все они бессмысленные, все эти Союзы далеки от Кремля и от народа. И эти Союзы являются анахронизмом. Союз писателей, как он замышлялся и создавался, был создан Сталиным во время первого съезда писателей, который открывал Горький.

О. Бычкова: — Для того чтобы держать писателей под контролем.

А. Проханов: — Нет, не для этого. В 20-е и в начале 30-х годов неграмотную страну обучили грамоте. Все люди стали грамотными, и они стали читать. Читающая страна. Поэтому книга стала мощнейшим инструментом, мощнейшим идеологическим воздействием. Поэтому

Союз писателей стал идеологическим инструментом власти в построении нового мира, нового социума, нового государства.

Кстати, Советский Союз начинался с книг. Советский проект начинался с великих книг: «Разлом» Фадеева, «Оптимистическая трагедия» Вишневского, там, «Тихий Дон», Маяковский.

О. Бычкова: — Ну, некоторое количество великих книг было еще до Советского Союза, насколько я помню.

А. Проханов: — Нет, понятно. И «Слово о полку Игоре-ве» тоже было. Но Советский Союз начинался с этих книг, которые строили государство. И книгами это государство было закрыто. Горбачёв советский проект закрывал книгами: «Белые одежды», «Печальный детектив», «Пожар» Распутина. Книга в советское время была грандиозной силой. И Союз писателей — это аккумуляция таких вот энергий идеологических, которые власть (тогда Сталин, а потом последующие вожди) ставила на службу идеологии.

Теперь такой задачи нет. Государство не ставит идеологических задач. У нашего государства нет задачи построить новое государство. Если бы, например, вдруг случилось чудо, и моя молитва была услышана, и в России началось бы развитие, рывок, концентрированное развитие, требующее мобилизации, — мобилизации физической, моральной, этической, военной, какой угодно, — тогда бы для писателей возникла реальная работа, они бы включились, чтобы мобилизовать людей, народ.

О. Бычкова: — А зачем тогда Путин встречался с писателями, и происходила вот эта многократно обсужденная и обсмеянная история?

А. Проханов: — Замысел был понятен, но он был неудачен, он не был реализован.

О. Бычкова: — А какой был замысел?

А. Проханов: — А замысел был пойти навстречу вот этой вот печальной писательской песне, потому что писатель, как птица выпь, всё время рыдает по поводу своего одиночества. Писатели живут без культуры, вне культуры. После 1991 года стараниями Евгения Александровича была культура разрушена как поле.

О. Бычкова: — Евтушенко в смысле?

А. Проханов: — Ну, да, демократы, конечно. А произведение художественное только в культурном поле является частью культуры. Любое гениальное произведение — книги, или музыка, или картины, — если оно создано вне культурного поля, оно умирает.

О. Бычкова: — То есть Путин хотел выступить как собиратель культурного поля?

А. Проханов: — Мне кажется, там было что-то другое. Ведь вначале это собрание предполагало выработку коллективного решения: нужен Союз или не нужен Союз? И этого решения не было, даже этот вопрос не был поставлен на голосование. Просто сошлись, посидели. Там писатели сидели с библиотекарями, с книготорговцами.

Художественное творчество литературное — очень тонкий жреческий процесс, и его нельзя обсуждать публично и с людьми не подготовленными. С коммерсантами его нельзя обсуждать. Поэтому это была неудачная попытка.

Но те, кто там был, остались довольны. Хотя бы хоть что-то, хотя бы хоть немножко впервые власть, Путин, Кремль обратили внимание на целую страту, на огромную страту, в которой существует колоссальное количество интересных людей, огромных дарований. Но не удалось ей этой стратой воспользоваться.

О. Бычкова: — Это правда, что вы жгли чучело Евтушенко?

А. Проханов: — Мне стыдно в этом признаться. Сейчас я чувствую, что, действительно, я в свое время совершил грех. Я такое количество хорошей материи извел на этот пожар! Евтушенко и близкие мне люди, и я в том числе, находились в состоянии острейшей идеологической борьбы в период после ГКЧП в 90-е годы. И эта идеологическая борьба была очень жестокой, потому что победившая либеральная среда нас, патриотических советских писателей, загоняла в углы страшные. Мы были демонизированы, мы были красно-коричневыми, Бондарев был фашистом, Распутин и Белов были фашистами, я был фашистом. Демонизация была чудовищная. И мы оборонялись как могли.

Это был ритуальный акт, магический акт сожжения чучела. Евтушенко очень легко было изображать — у него характерная внешность, он длинный, тонкий, у него тонкий нос такой птичий.

О. Бычкова: — Это где происходило?

А. Проханов: — Это происходило во дворе Союза писателей.

О. Бычкова: — Это какой был год?

А. Проханов: — Наверное, это был, может быть… В общем, какой-то 1994-й или 1992-й. Не помню, какой.

Но курьез в другом. Когда это чучело горело, и из окон Союза с ужасом смотрели машинистки, как горит их любимый кумир, чучело упало, и всё. Но мы через много лет, очень много лет…

О. Бычкова: — Можно я скажу, что это отвратительно, с моей точки зрения?

А. Проханов: — Ну, я считаю, что, конечно, когда сжигают Кострому… Знаете, Кострому же сжигают? Вы знаете? Пасхальный обряд.

О. Бычкова: — На масленицу.

А. Проханов: — На масленицу сжигают. Это тоже отвратительно, это ужасный мерзкий русский языческий обряд. Мне тоже не нравится.

О. Бычкова: — Но она-то мифическая, а тут-то человек.

А. Проханов: — Да Евтушенко — это тоже миф. Евтушенко — это огромный длинноносый миф с выпученными глазами. И когда мы, повторяю, мы встретились с ним, спустя много лет на Франкфуртской ярмарке и обнялись, я обнял его тощее длинное худое, зачехленное в какую-то рыжую фантастическую хламиду тело, мы полетели в Москву и пили вино на там задних лавках самолета и вспоминали нашу писательскую молодость как два старых друга.

О. Бычкова: — Вы покаялись?

А. Проханов: — Зачем? Мы просто пили вино. Мы печалились о нашем прошлом, и мы были оба как старые воины двух разгромленных армий. Армий нет, победы нет, империя рухнула и мы были как два легионера двух разных ратий. И мы очень хорошо посидели и расстались, чтобы, наверное, больше уже никогда не встречаться. И теперь вот это предложение Евтушенко создать Союз и воскресить его из мертвых — это всё равно, что поднять Атлантиду.

О. Бычкова: — Ну, это значит, что старые легионеры снова сошлись в одной точке, в одном легионе, например.

А. Проханов: — Но Атлантиду не поднять.

О. Бычкова: — Не поднять. Хочу у вас спросить вот еще о чем. Когда 78 % россиян, по данным Левада-центра, уверены в существовании у страны врагов, это нормально?

А. Проханов: — Люди, которые требуют расчленения страны, отчуждения Арктики от России, — враги. Люди, которые считают, что можно располосовать Россию по Уральскому хребту, — это враги. Люди, кавказцы, которые хотят создать собственный халифат на Кавказе, на русском, на российском Кавказе, — это враги. Террористы, которые спонсируются саудитами, взрывают здесь людей и устои государственной власти, — это враги. Новые националисты русские, которые говорят: «Россия для русских» и «Долой Кавказ», — это враги. Американцы, которые развертывают систему ПРО, испытывают всё новые и новые системы сверхточного оружия, чтобы уничтожить нас, — это враги. Поэтому врагов у России масса.

Но у России есть друг. Один. Надежный и прекрасный друг. Друг России — это она сама. Это она сама, хранимая Господом.

О. Бычкова: — Очень, очень художественно. Я только хотела сказать, что, конечно же, по-правильному должно 100 % россиян понимать, что Россия окружена врагами, но я даже не буду этого говорить, чтобы не заканчивать вот на такой точке.

А. Проханов: — Я думаю, я был услышан.

О. Бычкова: — Мне кажется, что список врагов даже слишком короткий.

27.11.13

Данный текст является ознакомительным фрагментом.