«Фарш» миллионов

«Фарш» миллионов

О. Журавлёва — Добрый вечер, у нас в гостях — писатель Александр Проханов. Наконец-то. Александр Андреевич, здравствуйте. Давно мы с вами не встречались.

А. Проханов: — Давненько-давненько, сказал Собаке-вич или кто? Или Ноздрев сказал, увидев Ольгу Журавлеву?

О. Журавлёва — Давненько не брал я в руки шашек, да. Хорошо. У нас тут много интересного происходит, причем, все в вашем стиле. То про солнцелет расскажут, то про воланомет, и даже наш слушатель пишет, что под Хабаровском создают новый космолет. У вас есть какие-то сведения о космолете в Хабаровске?

А. Проханов: — Так я и стал разглашать эти сведения.

О. Журавлёва — А, все, понятно. Тогда давайте об общественно важном.

А. Проханов: — Кстати, нельзя обойти стороной визит Владимира Владимировича Путина к Лукашенко. Очень важный визит. Обсудим это. Но заранее говорю, что этот визит был омрачен атакой комаров на обоих президентов.

О. Журавлёва — Да что вы говорите? А обычно же комаров уничтожают перед тем, как туда президенты приходят.

А. Проханов: — Не всех. Четырех комаров не уничтожили. И президенты были вооружены мухобойками, и последний комар, над которым были занесены мухобойки, выжил, потому что кинулся пресс-секретарь Путина и сказал: «Не трогайте, это последний комар Беловежья».

О. Журавлёва — Боже мой. Удивительная история. Но вообще у нас в жизни абсурда-то сколько угодно, поэтому давайте вспомним вчерашнее удивительное шоу, которое случилось. С одной стороны, какая-то радость звучит в комментариях, что какая-то живость появилась в Государственной Думе. С другой стороны, есть скептики, которые говорят «Ну и что? Ну, понятно же, что у них нет большинства. Против чего они протестуют? Что они там? Просто привлекают к себе внимание». Как вы считаете, стоило вот это все устраивать вчера, заставлять Думу сидеть там 9 часов и выслушивать бесконечные 400 поправок?

А. Проханов: — Тут вот есть два направления моих мыслей. Первое связано с тем, что, по существу, Думой и Советом Федерации закон принят и, казалось бы, дело в шляпе. Но теперь Совет по правам человека с господином Федотовым разразился какими-то письмами президенту.

О. Журавлёва — Которые никто не получил, как выяснилось.

А. Проханов: — Ну, не получила Валентина Ивановна, не получила. Но президент получил эти письма, и он выскажет очень скоро, вернувшись из Китая, видимо, свое отношение к этому закону. И интрига именно в этом. Не в том, что вчера вытворяла Дума, а в том, что сделает Путин. Потому что секретарь его сказал, что Путин внимательно рассмотрит все предложения, и если этот закон не противоречит международным европейским нормам, то он его примет.

Но теперь посмотрите. Такое ощущение, что вдруг (так надеются либералы) Путин не примет этот закон.

О. Журавлёва — Ну, вы-то понимаете, что это не так?

А. Проханов: Ну, вдруг он не примет этот закон. Значит, если он не примет этот закон, не утвердит его, то он будет выглядеть по-дурацки. Потому что, во-первых, это будет слабый президент. Он и так вернулся в Кремль очень ослабленным, и он по-прежнему слабый президент. А здесь, уступив вот этому давлению оппозиции, вот этому десталинизатору Федотову, он откатывается назад, перед этим спровоцировав на принятие закона и Думу, и Совет Федерации. То есть вот эти обе палаты почувствуют себя оскорбленными. Их заставили работать, их заставили трудиться, их заставили обнаруживать верноподданничество, и вдруг их кинули.

Значит, по существу, Путин находится в ужасном состоянии. Причем, в этом ужасном состоянии находится очень давно и по любому поводу. Поэтому он либо, действительно, должен его утвердить, чтобы остаться в глазах народа твердым, последовательным президентом и чтобы не оскорбить своих подданных в Думе и в Совете Федерации. Либо, если он его ветирует, то тогда мы видим перед глазами просто какую-то руину, а не президента.

О. Журавлёва — Ну почему? Можно строго сказать, постучать кулаком по столу, сказать, что он не доработан, послать в недра, и втихаря потом его примут все равно.

А. Проханов: — Нет, дураков нет. Он должен постучать кулаком по столу и сказать: «Отличный закон, очень своевременный закон, и я с радостью, не находя в нем никаких огрех, его принимаю». Вот так должен поступить сильный президент, который находится перед угрозой большой смуты. Потому что смута, в общем-то, началась.

О. Журавлёва — Ну а сам закон разве не провоцирует усиление смут?

А. Проханов: — А закон не провоцирует, потому что, действительно, закон ничем не отличается от европейских законов. И закон во многом дурацкий. Конечно, он провоцирует усиление смуты, но ненамного, потому что у смуты есть своя логика. Она живет внутренней логикой, имманентно это революция. Революция началась, понимаете? Она началась. И меня все обвиняют в том, что я пугаю, что я нагнетаю ситуацию. Но она началась прошлой осенью, она проходит фазу за фазой. И 12-го числа будет марш миллионов…

О. Журавлёва — Пойдете?

А. Проханов: — …я его называю «фарш миллионов».

О. Журавлёва — Ну, вы пойдете в «фарше» принимать участие?

А. Проханов: — Ну, с какой стати я буду входить в «фарш миллионов»? Я же не политическое мясо, я — человек уже…

О. Журавлёва — Да ладно!

А. Проханов: — Вот видит Бог. Как и вы. Я — политический деликатес, понимаете?

О. Журавлёва — Ах, вот оно что. То есть вы будете той сахарной розочкой, которая сверху этого «фарша» будет.

А. Проханов: — Я — политический трюфель, если угодно.

О. Журавлёва — Хорошо. То есть вы — дорогостоящий продукт.

А. Проханов: — Да. Значит, повторяю, революция имеет свою логику и ее не остановить репрессиями. Ее можно замедлить. Ну, смотрите, вот, февральскую революцию 1917 года не остановили ни вот эти вот паллиативные столыпинские реформы, ни столыпинские галстуки, ни расстрел 9 февраля, ни запреты, ни всевозможные реакции, там, «Патронов не жалеть». Она разразилась и прошла все свои грозные сокрушительные стадии, как и эта начавшаяся революция.

Единственное, что, как мне кажется, может остановить эту революцию, эту начавшуюся либеральную революцию, — ее может остановить не закон о штрафах, ее может остановить встречная революция, как пускают встречный пал, встречный огонь. Эти пожары тушатся другими пожарами. Если власть, например, почувствовав это или найдя в себе волю, немедленно начнет параллельную или встречную революцию, связанную с модернизацией, с форсированным развитием, с усилением тех слоев и тех компонентов общества, которые остаются государственниками (а их все меньше и меньше, таких людей), то вот эта запущенная революция, по существу, сломает вот этот встречный процесс. Многие из тех, кто ходит на Болотную, примкнут к этой революции, потому что люди туда ходят от тоски, от безделья.

О. Журавлёва — Ну, то есть людям надо дать дело, большое серьезное.

А. Проханов: — Людям нужно дать большое, нужное, умное, положительное дело. Положительное дело. Люди устали от безделья и от блефов. И мне кажется, что вокруг этого закона, который принят или будет или не будет подтвержден президентом, вот такие разговоры уместны, а не та буза, которая была в Думе.

О. Журавлёва — Александр Андреевич, вы нарисовали, в принципе, что делать нужно и как быть дальше. Но, тем не менее, вот это безумство в Думе состоялось. А вы не могли бы пару слов сказать о том, как вам кажется, вот эта официально признанная оппозиция, думская оппозиция — она искренна была в этом порыве? Или это тоже какой-то сложный, как любят говорить, сложный пиар такой, такая политическая игра? Может, им, действительно, тоже надоело, что вот так все происходит, все радостно голосуют?

А. Проханов: — Нет. Мне кажется, что здесь нет сложной очень конспирологии. Во всем этом есть некоторый хаос, некоторая хаотизация политического пространства. Но она не настолько велика, чтобы видеть в этом хаосе отсутствие какой-то графики, отсутствие каких-то контуров четких. Я думаю, что думская оппозиция вела себя так, как она и должна была вести. Причем в этой думской оппозиции только несколько таких людей яростных, пассионарных. Основная масса очень пассивна, очень осторожна.

О. Журавлёва — Ну, если несколько пассионарных людей заставили Думу девять часов сидеть без спроса поголосовать…

А. Проханов: — Это говорит о том, что политика персонифицирована. Когда нет пассионарных людей, то политика тупая, мертвая, неподвижная.

О. Журавлёва — Значит, они у нас есть, в принципе?

А. Проханов: — Значит, они есть.

О. Журавлёва — «Почему никому не приходит на ум, — пишет нам Александр, — что Госдепу хватит денег на штрафы для оппозиционеров за несанкционированные гуляния?» Кстати, да, нам долго объясняли, что это все спонсируется большой западной кормушкой, а теперь хотят штрафами напугать. Нам госдепских денег не жалко. Есть такой вариант?

А. Проханов: — Ну, не думаю. Просто я думаю, что Госдеп не будет платить штрафы. Если верить в то, что Госдеп во всем стоит у руля этой оранжевой революции…

О. Журавлёва — А вы-то в это верите?

А. Проханов: — Что Госдеп здесь присутствует, я верю. Не верю, а я знаю просто. Но, конечно, не во всем. У революции есть огромная стихийная составляющая, которой пользуются и которой манипулируют. Как у всякого явления политического, исторического всегда есть силы, которые готовы этим явлением управлять. Кстати, я считаю, что Сурков — очень крупный политтехнолог и политолог. И он один из немногих понимал существование в актуальной истории самых разных потоков, которые двигаются с разной скоростью, имеют разную интенсивность, разные составляющие — соленые, пресные, едкие. И он умел этими потоками управлять, он создавал для этих потоков ловушки: одни останавливал, другие убыстрял, смешивал их, взрывал их, перекрывал им русла. И этим знаменуется весь его такой грандиозный, на мой взгляд, период, который одни считают ужасно вредным, другие считают, наоборот, полезным — период его такого интеллектуального правления Россией.

О. Журавлёва — А почему вдруг? Вот все было тихо и спокойно, и как-то вот эти игры все срабатывали. А потом вдруг пошли какие-то распоясавшиеся харизматичные и пассионарные люди. Откуда они взялись? Они же были там и сидели послушно, и все было хорошо.

А. Проханов: — Ну, во-первых, эффект пассионарности так и возникает: сначала тихо-тихо, а потом возникают шаровые молнии. Это раз. Видимо, эти пассионарные люди, по мнению Льва Николаевича Гумилева, облучаются космическими излучениями, Земля входит в какую-то новую зону…

О. Журавлёва — Солнцелет. Теперь все ясно.

А. Проханов: — Да, солнцелет, солнцемет. И они возникают. Кстати, действительно, ведь в народе, сонном, спящем народе, особенно в усыпленном и изнуренном народе, действительно есть все. Там есть будущие цари, будущие Гитлеры, будущие Сталины, будущие праведники, Сергии Радонежские. Они все есть. Но только на одних упадет этот таинственный космический луч, и они вспыхнут, загорятся как звезды, а на других нет. Поэтому наша тишина, конечно, была мнимой. Просто страна опомнилась. Опомнилась от удара страшного, от шока, который ей нанесли в 1991 году. И после этого удара разные силы по-разному опомнились.

Я вот размышлял последнее время. Я считаю, что Путин — трагический человек. Вот над ним многие глумятся, хохочут, ненавидят, другие подобострастно к нему относятся. Мне он кажется человеком трагическим, ибо его сознание, его сущность, его душа и его экзистенция наполнены огромным непреодолимым противоречием. Он мне напоминает князя Игоря XXI века — Игоря, которого привязали к двум соснам. Наклонили эти сосны, привязали к его ногам, а эти сосны дрожат, веревка утончается, и вот-вот эти сосны разорвут его. Я помню, как Путин, как только он стал президентом, направлял Федеральному собранию свои послания. И они меня и моих друзей всегда поражали своей поразительной двойственностью, несостыкованностью двух частей. Как бы, верхняя часть, надстроечная часть послания была наполнена державно-стью, народолюбием: сильная страна, выиграем войну, победители, мужественные — такая мобилизационная лексика там была. А нижняя, как бы реальная, экономическая говорила о глобализме, о необходимости встраиваться в мировое пространство, в экономическое…

О. Журавлёва — Ну, там — монархизм, а тут — либерализм.

А. Проханов: — Там — централизм, а здесь — либерализм. Причем одно другое исключает. Причем вот там, наверху, где был централизм, возникла вертикаль, известная нам (там отмена выборов губернаторов, приструнение сепаратистов, суверенная демократия, контроль над СМИ электронными). А здесь, в этой нижней части, возникли сырьевые мультимиллионеры и миллиардеры, огромный такой кусок людей, который рассматривает Россию как сырьевую лоханку, которые выкачивают из России всю энергетику ее, которые, по существу, не контролируются, а являются частью другой, огромной мировой сырьевой элиты, рассматривающей Россию как сырьевого донора. И вот эти созданные Путиным люди, благодаря этим доктринам, они породили новый класс, так называемый креативный.

Этот класс никогда не делал мои любимые звездолеты и не строил реакторы. Он находился в банках, он находился в корпорациях, он находился в рекламных бюро, в шоу-бизнесе. И эти люди воспринимают централизм как угрозу, как нечто чудовищное и невозможное. Потому что вот эти ТНК сырьевые, любые ТНК — они на государство смотрят, как на великую помеху. Не только на русское государство, но и на американское, и на любое. И поэтому Путин взрастил два уклада. Один, так называемый централистско-государственный, мелкий, ущербный, который не получал достаточных дотаций, не поощрялся, и вот этот гигантский, грандиозный либеральный.

О. Журавлёва — То есть внутри самого Путина есть некое противоречие?

А. Проханов: — И внутри самого Путина идет борьба, один Путин съедает другого Путина.

О. Журавлёва — Это шизофрения?

А. Проханов: — Нет, почему? Это драма. Почему шизофрения? Вы посмотрите в себя — вы тоже такая же, может быть.

О. Журавлёва — Ну, есть некоторый когнитивный диссонанс.

А. Проханов: — Есть где-то граница. Мы все раздвоены. И вот, мне кажется, что его трагедия именно в этом. И он не может от этого отказаться. Мне кажется, единственное, что он должен сделать (и здесь рецепт не политический, а такой, не знаю, психоаналитический, скорее), он должен как можно быстрее восполнить вот эту дистрофичную часть своего «я», связанную с государством, с централизмом, чтобы возник баланс, баланс вот этой либеральной среде, которую он вскормил. Она должна быть сбалансирована государственно-патриотической.

О. Журавлёва — То есть вы не настаиваете на том, чтобы он переключился полностью в одну сферу?

А. Проханов: — Это его гибель, это невозможно.

О. Журавлёва — То есть не зря он так мечется?

А. Проханов — Он — двуглавый орел. И это равносильно тому, что орлу потерять одну голову. Это невозможно.

И вот эта внутренняя драма, может быть, она неразрешима, может быть, я не прав. Но вся сегодняшняя политика, вся невралгия сегодняшняя, все эти выступления, Собчак, Нарусова, Дума — они все объясняются психической типологией президента. Поэтому я говорю, что политика и история персонифицированы. Ищите ответы там. Ищите рецепты не в соотношении сил думских фракций, а в психологии и внутренне глубинных мотивациях В.В.

О. Журавлёва — Андрей из Казани: «Когда же Путин как Игорь поедет к древлянам?» Нашел уже путь решения всех вопросов. И, кстати, вот эта идея разрыва подтверждается вашей следующей историей.

А. Проханов: — Вы знаете, если Путин поедет к древлянам… Я не знаю, где живет слушатель?

О. Журавлёва — В Казани.

А. Проханов: — Вот, если Путин поедет к древлянам, то очень скоро в Казань полетят горящие воробьи и голуби, потому что княгиня Ольга не простит гибель супруга.

О. Журавлёва — Да. Была, была такая история. Потом плохо все кончилось для древлян.

Есть еще одна позиция, которая сегодня возникла после публикации в «Независимой газете», да и не только. Появляются некие анонимные заявления о том, что якобы Россия готовит некоторые подразделения для войны вне страны. Вроде бы говорят, что это Сирия. Как вы считаете, вот сейчас, в нынешней ситуации, в том числе и политической, это было бы разумно?

А. Проханов: — Давайте будем точнее по поводу этих публикаций и их содержания. Эти публикации помимо того, что вы говорите, отмечают, что, возможно, эти контингенты десантников, например, Псковской дивизии составят часть миротворческих сил, которые направятся в Сирию по мандату ООН. И когда такие мандаты выдаются, и когда предлагается тем или иным странам участвовать в этих операциях, то вспомним, что Россия уже участвовала в Югославии, там был миротворческий контингент, в частности десантников.

О. Журавлёва — Но мы же сейчас в очень сложной позиции относительно Сирии.

А. Проханов: — А вы думаете, она была более простой в югославские времена, когда НАТО бомбило Югославию?

О. Журавлёва — Но вот сейчас есть смысл в этом?

А. Проханов: — Я не знаю, есть ли смысл. Я только что вернулся из Южного Ливана, где я был гостем «Хезболлы». И я видел и слушал эти гулы ближневосточные сирийские прямо в непосредственности, потому что Ливан уже вовлечен в сирийский конфликт. Вот эти оппозиционеры Башара захватили заложников, этих паломников ливанских, шиитских, по существу, людей «Хезболлы». То есть «Хезболла» уже вся накалена. Оттуда, из Ливана, идут контрабандные корабли и пароходы с оружием для повстанцев. И все это гудит. А «Хезболла», которая очень чувствительна к военному насилию (она в 2006 году разгромила)…

О. Журавлёва — Нежная и хрупкая — в смысле «чувствительная»?

А. Проханов: — Нет, просто она находится в постоянном очень взвинченном состоянии и она чувствует наращивание потенциала. Она считает, что возможна очень крупная война на Ближнем Востоке и, может быть, даже за пределами региона. Потому что Ближний Восток или, скажем, Большой Ближний Восток, куда и входит Грузия, наполнен таким количеством противоречий, и так там все со всеми связаны, и так эти связи выходят за пределы чисто Ближнего Востока и переходят в Китай, не говоря уже об Иране, в Индию, в Россию, в Европу, что весь этот клубок может мгновенно загореться.

И есть ощущение, что вообще Третья мировая война уже началась. Она началась с атаки на Ирак, с казни Саддама, с уничтожения Ливии. Это все прелюдии большой ближневосточной, а может быть, и более крупной войны. И поскольку эту войну, конечно, надо бы предотвратить, нам с вами надо бы предотвратить, потому что есть и силы, которые заинтересованы в этой войне, и силы, которые заинтересованы в переделе мира, заинтересованы в том, чтобы сбросить, например, кризис мировой в эту войну, чтобы он там рассосался, как это бывало уже не раз в мировой истории…

О. Журавлёва — А российский политический кризис не мог бы рассосаться в какой-нибудь хорошей военной кампании?

А. Проханов: — Политический кризис российский — нет, потому что Россия не готова к войне, в отличие от всех других стран мира. Все страны мира к ней готовятся, к этой войне. Перевооружаются. Мощная китайская армия, работает вовсю китайский военно-промышленный комплекс, у США военный бюджет равен военному бюджету всех остальных стран мира, сходят подводные лодки, космические группировки пополняются, Турция имеет гигантскую армию, Иран прекрасно вооружен. Все, кроме России. Все, кроме России. Поэтому мне кажется, что эту войну, помимо вот этих вот чисто дипломатических методов, которые, как мы видим, тупиковые, они ни к чему не приводят, ни план Аннана, ничего… Это все болтовня, это выигрыш времени социального для обеих сторон.

Мне кажется, что Россия должна наращивать очень быстро, мгновенно мускул военно-силовой. Это вот та революция, о которой я вам только что говорил. Тем более что там кое-что делается. Я думаю, что если начнется натовская атака на Сирию, повторяя атаку на Ливию, на Триполи, то эту атаку отобьют наши зенитно-ракетные системы «Панцирь», которые окружают Дамаск. И тогда, я думаю, что эта бесконтактная война провалится на какой-то момент.

О. Журавлёва — Но есть шанс, что в конечном итоге воевать будут две доктрины, а не просто некие миротворцы?

А. Проханов: — Будет не две доктрины, а гораздо большее количество доктрин. Я вам сказал, что это клубок. Скажем, китайская доктрина отличается от российской или от американской. Но если говорить вообще, на все это бросить метаисторический взгляд, если он возможен…

О. Журавлёва — Ну, мы продолжим бросать наши взгляды в разных направлениях. И мы продолжаем.

Александр Андреевич, и о культуре. Вот, что я хочу вам сказать. Вы приветствовали появление министра культуры Мединского на нашем небосклоне?

А. Проханов: — Каюсь, приветствовал.

О. Журавлёва — Ну, вот и началось.

А. Проханов: — Я приветствовал появление Мединского по одной простой причине. Я не знаю, знает ли Владимир Мединский историю Дягилевских вечеров, например, я не знаю, как глубоко он понимает вообще метафизику русских народных сказок, из которых произошла вся русская цивилизация…

О. Журавлёва — Читал ли он Проппа, вы хотите сказать?

А. Проханов: — Нет, почему Пропп? Зачем Пропп? Читал ли он Афанасьева хотя бы, по крайней мере.

О. Журавлёва — Уж его-то, наверное.

А. Проханов: — Поет ли он русские народные песни? Я не знаю.

О. Журавлёва — А, то есть вы не уверены, что он с русской культурой вообще знаком?

А. Проханов: — Я не знаю, как глубоко он знаком с культурой. Но я участвовал вместе с ним здесь, на «Эхо Москвы», в полемической передаче, где он боролся с мифами о России, он боролся с русофобами, которые навьючили на Россию тысячи самых разных грехов. Я видел его многократно на передачах телевизионных, и он всегда не яростно, не интенсивно, но очень логически парировал всякие русофобские тенденции. Мне казалось, что он является защитником русских ценностей исторических и национальных. И это очень хорошо, думал я, что его назначили, потому что, конечно, за последние 20 лет была вскормлена лютая антирусская культура, такая гельманоидная культура, культура Pussy Riot и вся другая противоположная культура. Скажем, культура изумительных советских художников, советских поэтов на закате Советского Союза, вся традиционалистская, русско-советская фундаменталистская культура, музыка, литература, поэзия, живопись — они были затоптаны просто. И эти люди, великие в свое время, сейчас забытые и несчастные, просто влачат жалкое существование.

И мне казалось, что Владимир Мединский исправит этот крен, придя сюда. Он не будет, действительно, отрезать Гельману его красных человечков и, там не знаю, запрещать идиотам-губернаторам тратить бюджеты губернские на эти огромные блефы, которые Гельман устраивает. Но он, по крайней мере, начнет вскармливать реальную культуру, на которой зиждется государство, страна, история национальная. Потому что как только отделились прибалты от нас, эстонцы, литовцы, латыши, они первое, что сделали, они устроили народные хоры, они предложили своему народу петь.

О. Журавлёва — Но это, по-моему, было очень принято в Прибалтике. Вообще хоры — это любимая школьная тема.

А. Проханов: — Ну, и в Советском Союзе тоже были любимые школьные хоры, и великие вот эти сталинские…

О. Журавлёва — Вы знаете, и сейчас в школах поют, не поверите.

А. Проханов: — …и великие эти сталинские хоры — казачий хор, донской, кубанский, северный, хор Пятницкого.

О. Журавлёва — То есть вы за хоровое искусство в данной ситуации. Так?

А. Проханов: — Да. Оно сейчас, кроме кубанского, все умерло, заглохло. И вот вместо этого господин Мединский совершил свое первое деяние. Я знал, что он несколько помешан на желании переименовывать, выносить Ленина из Мавзолея. Это его слабость. Он сидит-сидит, вроде говорит о мифах о России, потом кто-то его клюнет, какой-то птенец в башку, и он сразу начинает Ленина тащить из Мавзолея. Потом очнется и опять начинает говорить о мифах и России.

О. Журавлёва — И вот на этого человека вы возлагали такие надежды?

А. Проханов: — Ну, я как-то забыл об этом. И вдруг он оправдал худшие мои ожидания — он начал с переименования улиц, понимаете? Это же блеф. Вот Медведев, когда он был президентом, что он сделал? Он только перевел часы… Вернее, не перевел часы с зимнего на летнее. Грозился переименовать эти часовые пояса. Это самое простое, что только может быть в условиях кризиса…

О. Журавлёва — Ну, что значит «грозился»? Со временем зимним, летним он разобрался, пояса подвинул.

А. Проханов: — Нет, но все же он там не сомкнул 12-часовой пояс с 7-м.

О. Журавлёва — Ну, это физически просто было невозможно.

А. Проханов: — Можно. При желании все можно было бы сделать. Можно было даже передвинуть ось Земли, чтобы она шла через Завидово.

О. Журавлёва — То есть чтобы в Петропавловске-Камчатском тоже три часа дня.

А. Проханов: — И Мединский пошел по этому совершенно порочному пути — идиотскому, дурацкому. Вот сейчас он будет переименовывать все улицы. Я даже согласен, чтобы он все это сделал, чтобы он вычеркнул все эти ужасные советские, там не знаю, красные, большевицкие имена. При одном условии: чтобы все эти улицы, например, улицу Розы Люксембург, переименовать в улицу Мединского. Все эти улицы и станции метро сделать «Метро Мединская», следующая остановка — «Метро Швыдкой» или там еще какой-то.

О. Журавлёва — Министра культуры, да.

А. Проханов: — Министерства культуры…

Задача сегодняшней культуры и задача сегодняшнего понимания истории в том, чтобы соединить белый и красный период, чтобы кончить с этой страшной рознью.

О. Журавлёва — А вот у вас, в вашем восприятии, белый и красный период как-то слились: у вас что государь-император, что товарищ Сталин — одинаково любимые вами персоны.

А. Проханов: — Я это сделал и я это понимаю. Потому что самая страшная драма в том, что вот эти три существующих фрагмента — белый монархическо-православный, красный сталинский и либеральный, самый маленький и самый злобный — все эти три фрагмента друг с другом воюют, сталкиваются, уничтожают друг друга и создают страшную хаотизированную среду. И Мединский вместо того, чтобы соединять, умягчать её… Кстати, Путин умягчает. Он сказал, что «мы будем делать Россию, где будет уютно и красным комиссарам, и белым офицерам». А Мединский опять вгоняет этот клин, вгоняет под ногти эти гвозди. Я считаю, что это колоссальная ошибка, это старт, который отвратил от него очень многих людей.

О. Журавлёва — Какой бы старт министра культуры вас вдохновил, порадовал? С чего бы нужно было начать? Хоры организовать везде?

А. Проханов: — Нет, нет. Я бы, знаете, что сделал? Я бы вместо этой дури, например, поехал бы в Старую Ладогу и немножко поработал на раскопе — там, где копает замечательный ленинградский академик Кирпичников. Он копает Древнюю Русь, он копает первую Русскую империю.

О. Журавлёва — Но это не министерское решение.

А. Проханов: — Мединский — мастер пиара. Он до того, как стал министром, курировал весь пиар московский. Он пиарщик. И эту акцию он предпринял как пиар-акцию. И она неудачная, это фальшивая акция. Она не прибавила ему известности, она влила в его стакан с молоком какой-то кислый квас мерзкий. Поэтому я бы из пиарских соображений поехал бы туда, где над Волховом, на Старой Ладоге, над могилой, там не знаю, мнимой или действительной князя Олега идут раскопки. А потом уж занимался бы Pussy Riot. Потому что он должен был заявить себя как фундаменталист.

О. Журавлёва — Но ведь Pussy Riot тоже должно заниматься Министерство культуры?

А. Проханов: — Pussy Riot занимается Гельман. Теневым министром культуры является Гельман.

О. Журавлёва — Ой, перестаньте. Вы привязались к Гельману и даже рассказывали что-то про какие-то бюджеты.

А. Проханов: — Я не привязался к Гельману. Гельман ко мне привязался и ко всей России.

О. Журавлёва — Ой, боже ж мой. Не хотите — не ходите на его выставки.

А. Проханов — Да я и не хожу — он ко мне приходит со своими выставками. Ломится ночами в дом.

О. Журавлёва — Да, и доставляет прямо на кухню: «Посмотрите на мои картины». Сергей пишет вам: «6-е июня — день русского языка и день рождения великого русского поэта. Скажите, какое его стихотворение вы считаете самым важным в его творчестве, и какое его произведение вы можете назвать вашим самым любимым, близким для вас?»

А. Проханов: — Я думаю, что «Клеветникам России» — блестящее стихотворение. «Есть место им в полях России среди не чуждых им гробов», — говорю я всем, кто посягает на мою святую родину.

6.06.12.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.