Под маской радиста

Под маской радиста

Дни были заполнены дежурствами, вылетами по тревоге. Время стояло страдное. И при таком напряжении надо было поддерживать в постоянной готовности технику.

Однажды я облетывал самолет после замены на нем верхней обшивки крыльев. Проверяя прочность и надежность машины, выполнил одну за другой несколько фигур высшего пилотажа. Накувыркавшись досыта, решил сделать управляемую бочку на высоте шестьсот метров. Вдруг самолет вздрогнул, послышался удар, и воздушный винт остановился.

Развернувшись в сторону аэродрома, я решил сесть с убранными шасси… Самолет, как на лыжах, мягко скользнул по высокой траве. Я ощутил два сильных удара о борта кабины, и машина остановилась, распластав беспомощные крылья.

Подъехал инженер дивизии Борисов.

 — В чем дело? — спросил он.

 — Кто его знает. Думаю, что оборвался шатун.

 — А почему сел с убранными шасси?

 — Потому что мотор остановился.

Борисов расплылся в своей доброй улыбке, поняв, что вопрос он задал неуместный.

Мое предположение оказалось верным. Авария действительно произошла от обрыва шатуна.

Вскоре случилась другая, более серьезная неприятность. Из-за неисправности самолета погиб Аборян. Нужно было срочно принимать меры по ликвидации аварийности.

Этим вопросом всерьез занялись и командование и партийная организация полка.

Был проведен целый ряд мероприятий: осмотр техники, разборы, партийные и комсомольские собрания. Сопоставление и анализ отдельных фактов позволили сделать вывод — кто-то устраивает диверсии.

Подозрение особенно усилилось после того, как обнаружили открытым замок шасси на моем самолете. Было это так. Поздно вечером я зарулил машину на стоянку. Механик осмотрел ее и зачехлил мотор. На следующий день я сел в кабину, опробовал двигатель и приготовился к выруливанию. Но едва успел самолет сдвинуться с места, как правая нога шасси сложилась. В чем дело? В результате тщательного осмотра установили, что здесь не обошлось без постороннего вмешательства.

 — Кто подходил к машине после пробы мотора? — спрашиваю Васильева.

 — Никто, кроме меня и радиста Гамилицкого, — отвечает механик. — Но Гамилицкий только проверил настройку радиостанции, больше ничего не делал.

Однако подумав, Васильев вспомнил, что радист несколько минут находился под плоскостью, где лежала раскрытая инструментальная сумка. Что ему стоило выключить замок шасси? На это требуется всего несколько секунд.

«Кто такой Гамилицкий? — начал я ломать голову. — Как он попал в полк?» И память воскресила разговор этого плюгавенького человечка с тогдашним нашим командиром — Адамовичем. То и дело шмыгая носом, Гамилицкий настойчиво упрашивал принять его в авиачасть.

 — Был в пехоте, ранило в шею осколком во время атаки на правом берегу Дона, — пояснял он.

На шее у него болталась грязная тряпка со следами крови. Да и вообще он выглядел очень неряшливо. А по тому, как сидела на нем шинель, можно было подумать, что он никогда не носил военную форму.

Адамович, однако, почему-то удовлетворил его просьбу. Гамилицкого зачислили в полк. Он мало с кем разговаривал и мало чем интересовался, старался быть незаметным. Если и открывал когда рот, то только для того, чтобы высказать очередную жалобу на Теплицкого — инженера по радиоспецоборудованию. Гамилицкий сетовал, что тот ему не доверяет и что в такой обстановке невозможно приложить к делу все силы и способности.

Убедившись, что Гамилицкого никто из нас по-настоящему не знает, мы стали наблюдать за каждым его шагом. Очевидно, он был не столько радистом, сколько опытным, хорошо знающим материальную часть механиком.

Попался «радист» неожиданно. Как-то моя эскадрилья, поднятая по тревоге, с ходу вступила в воздушный бой, разгоревшийся над станицей Тамаровской. С той и другой стороны непрерывно подходили подкрепления. В небе стало тесно от полутораста схватившихся насмерть истребителей. Непрерывно трещали пулеметные очереди.

Восьмерка «мессеров» стремительно пошла на нас в атаку. Разворачиваю эскадрилью на встречный курс и принимаю лобовой удар. Сраженный длинной очередью вражеский истребитель переворачивается через крыло и идет к земле. Следить за ним некогда: отбиваем одну атаку за другой…

Неожиданно мотор моего самолета начинает «чихать». Привычно берусь левой рукой за рычаг бензокрана. Обычно он поворачивается легко, а на этот раз почему-то не поддается. Что делать? Сбивая до крови пальцы, пытаюсь его открыть, но напрасно… С заглохшим мотором выхожу из боя и планирую на свою территорию. Приземляюсь вблизи переднего края. Как только сел, рядом с самолетом начали рваться артиллерийские снаряды. Вскоре от прямого попадания машина загорелась.

В сумерки я с парашютом на плече добрался до аэродрома и, не заходя в свою землянку, отправился на командный пункт.

 — Наконец-то вернулся, — со вздохом сказал начальник штаба майор Веденеев. — Сбили?

 — В том-то и дело, что не сбили. Мне кажется, что кран бензобаков был законтрен.

 — Как законтрен? — удивленно воскликнул Веденеев.

 — Товарищ майор, у нас в полку какая-то сволочь завелась. Не может быть, чтобы кран заело. Он у меня всегда легко переключался, а сегодня всю руку изрезал, но не открыл.

 — Ну, а с самолетом что?

 — Артиллерия накрыла. Сел рядом с передним краем, на глазах у немцев.

Начальник штаба задумался. И вдруг спросил:

 — Ты о Гамилицком какого мнения?

 — Подозрительный человек, — ответил я. — Стоит ему поработать на самолете, как обязательно что-нибудь случится.

 — Пойдем-ка на стоянку, — предложил Веденеев. — Посмотрим, как открываются краны на других машинах. Может быть, они вообще плохо сделаны, мы же сами их устанавливали.

Пригласив по пути инженера полка, мы втроем отправились к самолетам. Во время их осмотра случайно увидели Гамилицкого. Он сидел в кабине одной из машин и, вероятно, настраивал приемник.

 — Чем занимаетесь? — спокойно спросил инженер.

 — Да вот, пока механик ужинает, решил проверить градуировку приемника, — ответил радист.

Инженер, поднявшись на плоскость, опустил руку за борт и, нащупав бензокран, попытался его повернуть.

Гамилицкий тем временем стал вылезать из кабины.

 — Подождите, не уходите, — сказал ему Веденеев. Гамилицкий стремительно бросился в кусты.

 — Стой, гад, руки вверх! — закричал я, бросившись за ним.

Вместо ответа из темноты прогремел выстрел. Потом послышался чей-то возглас:

 — Врешь, не уйдешь!

Это кричал сержант Сабеев, случайно оказавшийся на пути у Гамилицкого. Навалившись на плюгавого «радиста», он быстро заломил ему руки назад.

На допросе Гамилицкий показал, что по происхождению он судетский немец, долгое время жил в России, вместе с отцом занимался шпионажем и диверсиями. После ареста «радиста» отказы материальной части прекратились.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.