«Бодание» с начальником политотдела

«Бодание» с начальником политотдела

Постепенно командиры и летный состав полка перестали обращать внимание на промахи Хамида. Начальник же политотдела Семик относился к нему как к родному сыну, а «кровинушкам», как известно, все прощается, и все их недостатки кажутся достоинствами.

Мы же, его «неродные дети», непрерывно находились под недремлющим партийным оком. И спрос с пасынков был самый жесткий, особенно если дело касалось аморальных, на его взгляд, поступков. При этом сам начальник политотдела «топтал» все, что шевелится. Как говорил «Старый», «его гардеробчик был от шестнадцати до шестидесяти». В гарнизоне мало было женщин, которым он не предлагал бы подружиться и приятно провести время. Большинство из них, конечно, отказывались предложения такого крутого партийного босса. Но было немало и согласных, которые надеялись хоть таким способом улучшить свои жилищные условия или продвинуть мужа по служебной лестнице.

Пытался «представитель ЦК КПСС в полку», как он любил себя называть, наехать и на меня. К тому времени я был разведен, но очень любил женщину, которая, к сожалению, была замужем.

Гарнизон – это цивилизованная, но все же большая деревня, в которой все всё друг про друга знают, в том числе и интимную сторону жизни. Не знают, как правило, только обманутые мужья и жены. И вот, узрев во мне злостного греховодника и нарушителя морального кодекса строителя коммунизма, Семик вызвал меня в политический отдел.

– Есть мнение партийной организации полка…– интригующе начал он.

– Наверное, хотите предложить мне поступить в Высшую партийную школу, – нагловато предположил я, понимая, что ничего хорошего это мнение мне не сулит.

– И мы, партийная комиссия полка, полностью его поддерживаем, – не оценив моей иронии, торжественно продолжил начальник.

Решив больше с огнем не играть, я молча ждал, какую же гадость приготовил для меня этот подленький человечек. А тот с явным удовольствием произнес:

– Есть мнение исключить вас из партии!

Вполне возможно, он рассчитывал, что, напуганный таким суровым приговором, я упаду на колени и буду биться в истерике, умоляя не губить мою честь и карьеру.

– И вы знаете за что, – давая понять, что приговор обжалованию не подлежит, закончил он.

– Хорошо, но когда на партийном собрании будут обсуждать мое персональное дело, я молчать не буду, заодно расскажу и о ваших похождениях. И с большим интересом это будут слушать несколько сот офицеров, а с еще большим – десятка два рогатых мужей, чьих жен вы трахали, – как можно спокойней ответил я.

Что тут началось!

– Как вы смеете мне угрожать! За клевету на представителя ЦК КПСС в полку ответите по всей партийной строгости! Вы у меня больше летать не будете! Да вы меня не только оклеветали, но еще и шантажируете! Меня, представителя ЦК! Вы подняли руку на самое святое, что есть на этом свете! На партию! Вам не место в ее рядах! – распалял сам себя Семик.

Терпеливо выслушав этот бред, я подошел к двери и как можно будничнее ответил:

– А там и посмотрим, кому не место в партии. Ну, а пока дело не дошло до парткомиссии, как мужик мужику тебе скажу: «Пошел ты на…»! Мне терять, сам знаешь, нечего!

На самом деле и мое спокойствие было, скорее, напускным. Несколько дней я с напряжением ждал ответного хода со стороны Семика. Однако мои слова возымели свое действие, и начальник политического отдела не решился инициировать мое исключение из партии. Но все же исподтишка, при всякой возможности он мне «гадил» как только мог. На людях со мной он был подчеркнуто вежлив, но каждой клеткой своего организма я чувствовал его лютую ненависть. И вскоре коварство этого человека проявилось на деле.

Меня представили на должность заместителя командира эскадрильи. Я уже временно исполнял обязанности замкомэска, после того как в местный ЛИС (летно-испытательная станция) ушел замечательный летчик и хороший человек Коля Арсланов. И исполнял уже довольно долго. А тут опять проходит несколько месяцев, а приказа о моем назначении почему-то все нет. Я не волновался, потому как знал, что другого на эту должность вряд ли назначат. Занимаясь полетами и молодыми летчиками, некогда мне было проследить за своим назначением. Но мои сотоварищи стали намекать на то, что пора бы и обмыть майорское звание, которое полагалось при этой должности, и я решил поинтересоваться, где же затерялся приказ. Наш кадровик невнятно и неохотно стал что-то объяснять, обвиняя вышестоящие кадровые органы. В конце концов, я сам позвонил в управление кадров ВВС Закавказского военного округа, и мне сказали, что поступило указание от нашего начальника политического отдела придержать мое назначение из-за низких морально-политических качеств назначаемого офицера. Я пошел жаловаться командиру полка, который тут же при мне позвонил в округ и дал команду на дальнейшее движение документов, а потом по телефону «отодрал» Семика за интрижки, которые он строит за его спиной. И было это явно не впервые: Жуков, не стесняясь в выражениях, отчитывал и предупреждал начпо, что прощает ему это в последний раз.

Увы, не прошло и нескольких месяцев, как история повторилась, на этот раз с присвоением мне очередного звания «майор». А звание майор, в ту пору было вымечтанным и долгожданным для каждого офицера Советской армии.

Во-первых, страна вообще «несильно» баловала своих служивых званиями, и чтобы получить его, надо было занимать должность как минимум заместителя командира подразделения.

Во-вторых, майорская должностная номенклатура давала право поступления в академию.

В-третьих, это означало переход в разряд старших офицеров, то есть на более качественную служебную ступеньку. Человек становился неподсуден суду младших офицеров. Кстати сказать, за всю последующую службу я не помню, чтобы кого-то из офицеров разбирали судом чести старших офицеров. По всей видимости, всех «недостойных» повыгоняли еще до майорского звания. Для многих офицеров дослужиться до майора так и осталось несбыточной мечтой.

В-четвертых, майорское звание давало право на пенсию для старших офицеров, а это, ни много ни мало, двести пятьдесят целковых, для эпохи развитого социализма совсем неплохие деньги.

Поэтому можно понять, почему большинство офицеров, в том числе и я, так жаждали получить заветную майорскую звездочку.

Когда прошли все разумные сроки получения очередного воинского звания, я начал тревожиться и опять узнал, что таким аморальным типам, как я, нечего делать в среде старших офицеров. И опять состоялся при мне неприятный разговор командира полка с «преданно» глядящим ему в глаза Семиком, и опять с него стекала вода как с гуся, нигде не задерживаясь.

Через два года история повторилась с потрясающейся точностью. На сей раз меня назначали на должность командира эскадрильи. С завидным постоянством наш «политический деятель» гадил мне при каждой возможности. Может быть, поэтому я так и не заработал орден, хотя последние три года службы у меня был самый большой налет в полку. Ну, да Бог с ним, с орденом, как говорится, «служим не за ордена, а за деньги».

Вот таким был наш начальник политического отдела. С гнусавым голосом и внешностью иудушки, он был из разряда комиссаров, забывших основной принцип революционера: делай, как я! Такие «семики» признавали одно: делай, как я сказал!