10. В степях Тавриды

10. В степях Тавриды

Зимовать на Селенге не пришлось. В сентябре последовал новый приказ: 30-ю дивизию перевести на Запад.

Передислокация соединений 5-й армии началась еще в июне. Первой из минусинской тайги отбыла 27-я Омская дивизия. В июле с горняками Черемхово распростились бойцы 51-й блюхеровской и прямо с марша ринулись в битву за Каховские плацдармы. Теперь пришел черед выйти на европейские просторы страны и тридцатникам Ивана Грязнова.

С головными эшелонами ушла 88-я стрелковая бригада Ильи Корниловича Смирнова[9]. Следом за красноуфимцами выступили в далекий путь полки 90-й бригады, новым командиром которой стал Александр Константинович Окулич. 89-я стрелковая бригада Михаила Васильевича Калмыкова покидала Забайкалье последней.

В Иркутске Иван Кенсоринович сделал непродолжительную остановку.

Жители города собрались на митинг, чтобы поздравить уральцев с награждением Почетным революционным Красным знаменем ВЦИК и объявить о своем ходатайстве присвоить дивизии наименование «Иркутской».

Обращаясь к собравшимся, Грязнов сказал:

— Товарищи! Вы знаете имена полков нашей дивизии. По ним можно судить о том, где они родились и откуда пошли на борьбу за власть Советов. Теперь и на знамени дивизии будет начертано имя — «Иркутская!» Оно скажет, как далеко мы шагнули от Урала. Завтра оно поведет нас еще дальше, к новым победам.

После митинга выдалось несколько свободных минут. Иван Кенсоринович отыскал на перроне Сергея Кожевникова, которого еще весной перевели на работу в политуправление армии.

— Ну, начагитпропа, жалеешь, что не с нами?

— Еще бы! — откровенно признался Кожевников.

— А может, махнем вместе?

— Нельзя.

— Ну, а нас, как думаешь, куда пошлют: на польский или на Врангеля?

Военком 1-й бригады 30-й дивизии С. Н. Кожевников, впоследствии армейский комиссар, начальник политуправления Харьковского военного округа.

— Скорее туда, на юг…

— Хорошо бы. Там ведь и Блюхер. Поможет, если что.

— А на себя не надеешься?

— Дивизия теперь…

— Выдюжишь. Кстати, когда в партию вступишь?

— Я с нею, с партией, с самого восемнадцатого, — задержавшись на месте, твердо ответил Грязнов. — Но, чтобы быть в ее рядах, надо заслужить. Для меня главная проверка только начинается. Побуду с дивизией в боях, оправдаю доверие — буду просить о приеме.

— Может, и резонно, — помедлив, сказал Кожевников. — Но жаль, без меня все это станет.

— Так я и говорю, давай вместе. Просись!

— Не агитируй, Ваня. Здесь тоже дела.

Обнялись. Неловко поколотили друг друга по спинам.

— Так я и знала. Опять вдвоем!

Разом обернулись на звонкий девичий голос. Перед ними стояла Дебора, молодая хозяйка иркутской квартиры. С Кожевниковым она держалась просто, как со старшим братом. Но перед Грязновым почему-то робела. После того, как дивизия ушла на Селенгу, он, приезжая по делам в город, всякий раз выкраивал время, чтобы наведаться по старому адресу. Были уже и прогулки наедине, были и долгие расставания, а странная скованность все не проходила. Вот и сейчас только и смогла сказать ему:

— Значит, едете, Иван Кенсоринович?

Грязнов глянул в большие серые глаза девушки и неожиданно сказал:

— Эх, Дебора, Дебора, было б другое время, пригласил бы с собой. Не испугалась бы?

— Н-нет…

— Ну, и молодец. Тогда жди, приеду за тобой. При друге говорю. Слышишь, Сергей?[10]

— Нашел кого спрашивать, — притворно проокал Кожевников. — Забыл, что контуженный я.

Эшелоны летели на запад по «зеленой улице». Не верилось, что на этих путях еще недавно громыхали бои, взрывы корежили рельсы, в щепу разносили шпалы, рушили водокачки и бросали на лед многотонные фермы мостов — не прошли даром красноармейские субботники и недели помощи. Теперь железнодорожники в долгу не оставались. Составы проходили за сутки по четыреста и более верст.

За Омском повернули на северо-запад, к Екатеринбургу. Красноуфимцы надеялись взглянуть на родные места. Но Казанская ветка была перегружена. Дальше поехали через Кунгур на Пермь — Вятку…

23 сентября Грязнов узнал, что эшелоны авангардной 88-й бригады проследовали через Москву и направились в сторону Полтавы. Сомнений больше не было: Тридцатая шла на усиление войск только что созданного Южного фронта, командовать которым партия доверила хорошо знакомому всем «восточникам» Михаилу Васильевичу Фрунзе.

27 сентября первые полки дивизии выгрузились и пешим порядком выступили к месту сосредоточения в Ново-Московский уезд Екатеринославской губернии. В тот же день М. В. Фрунзе прибыл в Харьков, где располагался штаб фронта, и обратился к войскам с приказом:

«Вступая ныне в исполнение своих обязанностей, с первой мыслью и первым словом я обращаюсь к вам, товарищи красноармейцы… Вся рабоче-крестьянская Россия, затаив дыхание, следит сейчас за ходом нашей борьбы здесь, на врангелевском фронте. Наша измученная, исстрадавшаяся и изголодавшаяся, но по-прежнему крепкая духом сермяжная Русь жаждет мира, чтобы скорее взяться за лечение нанесенных войной ран, скорее дать возможность народу забыть о муках и лишениях ныне переживаемого периода борьбы. И на пути к этому миру она встречает сильнейшее препятствие в лице крымского разбойника — барона Врангеля.

…Борьба с Врангелем приковывает внимание не только России, но и всего мира. Здесь завязался новый узел интриг и козней, при помощи которого капиталисты всех стран надеются подкрепить свое шатающееся положение.

…Врангель должен быть разгромлен, и это сделают армии Южного фронта.

Победа армии труда, несмотря на все старания врагов, неизбежна. За работу, и смело вперед!»

Почти весь октябрь 30-я дивизия продолжала стягивать свои силы, находясь в резерве правофланговой 4-й армии фронта.

Украина встретила уральцев и сибиряков непривычной для них жарой. Мохнатые папахи, врученные на память иркутянами, тут были явно не по сезону. Но бойцы с подарками не расставались: «солдатский телеграф» передавал, что врангелевцы со страхом ждут вступления в бой «страшных сибиряков» в папахах.

Слыша это, Иван Кенсоринович говорил землякам:

— Носы не задирайте. Это не ваши папахи, а наши земляки, бойцы 51-й, нагнали страх на врага.

Урало-сибирская дивизия под командованием Блюхера в те дни была в большом почете. 14 октября 1920 года в боях под Каховкой она положила начало разгрому армии Врангеля. Пролетариат столицы присвоил дивизии имя московского Совета и прямо здесь, на передовых позициях, вручил Почетное Красное знамя с надписью: «Уничтожь Врангеля!»

26 октября на имя Грязнова поступила телеграмма, подписанная Василием Константиновичем Блюхером:

«Приветствую прибывшую на Южный фронт боевую 30-ю дивизию, бывшую соседку по фронту на Востоке. Примите и передайте славным полкам вверенной Вам дивизии сердечное пожелание успеха в боях с последним врагом нашего социалистического Отечества. Желаю непобедимым уральским и сибирским стрелкам 30-й дивизии, пришедшим от хребтов Прибайкалья на Юг, покрыть новой славой свои почетные боевые знамена. Привет!»

Почти одновременно с этой телеграммой начдив 30-й получил приказ о начале боевых действий:

«Решительным наступлением не дать возможности врангелевцам выйти из-под смертельных ударов наших частей, на плечах противника занять его укрепления в районах Сальково, Джимбулук, Чонгар и ворваться в Крым на Тюп-Джанкойский полуостров».

И вновь Тридцатая пошла вперед.

Войска Врангеля отходили в Крым, надеясь отсидеться под прикрытием укрепленных позиций на Перекопском перешейке и за Чонгарским проливом. Смертельно раненый враг отчаянно сопротивлялся.

Полки Смирнова устремились к станции Сальково, где проходила первая линия предмостных укреплений врага. Уже стемнело, когда разведчики 262-го Красноуфимского полка подкрались к проволочным заграждениям. Ножниц для резки проволоки не было. Проходы пробивали топорами, лопатами, винтовками.

И вот сигнал общей атаки. Бойцы раскидали подрубленные колья, расширили проходы и рванулись вперед.

Около полуночи начдив получил донесение с места боя:

«Прорвавшись через проволочное заграждение, после штыковой атаки, неся большие потери от пулеметного огня и бронепоездов («Иван Калита», «Дмитрий Донской», «Единая Россия»), бригада в 22 часа овладела позициями, захватив 400 пленных 3-й Донской дивизии, 11 пулеметов и 1 легкое орудие».

— Сальково наше! — сообщил Грязнов начальнику штаба Богомягкову. — На очереди Джимбулук. Но трудно, очень трудно идут полки.

— Орешки крепкие. Враз не раскусишь, — отозвался начштаба. — А сколько еще их там уготовлено!

В двух верстах от Джимбулука 262-й полк отвели в бригадный резерв. Головным стал 263-й Красноуфимский М. Д. Соломатина[11].

Джимбулукские укрепления оказались намного сильнее сальковских. Врангелевцы находились в окопах, отрытых для стрельбы стоя. В них имелись убежища с перекрытиями и даже бетонированные блиндажи. Перед окопами — проволочные сети в три, а местами в шесть рядов. Оборону держали свежие части марковской пехотной дивизии. Их позиции прикрывали бронепоезда.

В небе почти беспрерывно висели ракеты, освещавшие ровные, как стол, солончаки. На скрытность атаки рассчитывать не приходилось. И Смирнов отказался от наступления с ходу. Подтянули артиллерию.

За полчаса артподготовки снаряды пробили проходы в проволочных заграждениях и загнали офицерскую пехоту в убежища.

Наконец раздался сигнал общей атаки.

Михаил Дмитриевич Соломатин поднял свой полк:

— Вперед, уральцы-ы-ы…

Бойцы ринулись в проходы. Противник встретил их ожесточенным ружейно-пулеметным огнем. Поднявшиеся цепи стали редеть. Но ни одна не рассыпалась, не откатилась назад.

Зная, что одним лобовым ударом врага не возьмешь, Смирнов перебросил 264-й Верхнеуральский полк в тыл марковской дивизии. Для маневра верхнеуральцы использовали узкую косу, по которой в Крым тянулся гужевой тракт. Тут тоже стояли вражеские заслоны. Полк сделал почти невозможное. И первым из советских частей вышел на Чонгарский полуостров около Джимбулука.

Весть об удачном обходе противника окрылила 263-й Краоноуфимский полк. Красноармейцы одним броском достигли глубоких окопов врага. Отделенный командир 7-й роты Иван Дементьев, крикнув: «На барона! В штыки!» — первым спрыгнул на дно траншеи…

После взятия Джимбулука в боевых порядках бригады Смирнова осталось не более трети бойцов и командиров.

Грязнов немедля занялся перегруппировкой частей. Калмыков получил задачу перейти в наступление по тракту на Чонгарский мост. Бригаде Окулича было приказано сменить полки Смирнова и развернуть боевые действия вдоль железной дорога и пробиться к Сивашскому перешейку.

3 ноября 268-й стрелковый полк Я. М. Кривощекова овладел станцией Сиваш. Дальше пробиться было невозможно: отходя, врангелевцы взорвали за собой железнодорожный мост.

В это же время авангардный 266-й полк 89-й бригады вслед за кавалеристами 1-й Конной армии вышел к Чонгарскому пешеходно-гужевому мосту. Мост горел. Эскадрон конников, проскочив сквозь пламя, вырвался на противоположный берег. Но, встреченный ураганным огнем врата, откатился обратно.