На Южном Буге
На Южном Буге
1
В десяти километрах от Кодымы, в леске, который отметил по карте еще на совещании, Корнев перегнал все три колонны батальона. Соловьев решил собрать их в тени деревьев, а разведчиков послал проверить путь до следующего укрытия. Подъехавшего комбата встретил комиссар и похвалил Соловьева за осмотрительность. Вспомнил народную поговорку, но теперь полностью:
— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, а перепрыгнешь, погляди, куда попал.
Весь остаток дня батальон двигался на восток полевыми дорогами. Шел бросками от одного к другому, редким на равнине, лесочкам, укрываясь в тени полезащитных посадок. На поворотах были видны указки — дощечки с двумя косыми линиями. Значит, поработали разведчики лейтенанта Донца.
Пройдя почти триста километров до глубокой ночи, ни своих, ни противника не повстречали. Изредка обгоняли медленно бредущие гурты скота и сопровождающие их скрипучие обозы. Шагающие рядом с телегами колхозники удивленно поглядывали на машины с какими-то невиданными железными лодками.
В полночь батальон остановился на привал в большой, наполовину опустевшей совхозной усадьбе. В конторе расположился штаб. Туда один за другим ненадолго заходили командиры и опять спешили в свои подразделения. Эта короткая ночная остановка была особенно хлопотной для зампотеха майора Копачовца: как восстановить побитые полупонтоны? Сержант Кизеля разузнал, что совхоз оставил кое-какое добро: кровельное железо, арматуру, ящики с болтами, проволоку. Майор ухитрился рассовать этот материал в плотно загруженные машины.
Сам никому не доверяя, бережно понес в охапке большой пучок проволочек в белой обмазке — электроды для сварочных работ.
Едва стало светать, у походных кухонь выстроилась очередь. Однако не все успели добраться ложками до дна котелков — из конца в конец улицы прокатилась многократно повторенная команда:
— По машинам!.. По машинам!..
Заурчали моторы, одна за другой тронулись в путь колонны батальона. У смотревших вслед сельчан сжалось сердце: «На кого нас оставляете?» Тревожно было на душе и у уезжающих.
Машина Корнева лихо проскочила небольшой мостик и с разгону поднялась на пригорок. Комбат успел заметить: мостик небольшой, гусеницами танков не разбит.
Выехали на возвышенность. По восточному берегу Южного Буга, в который впадает промелькнувшая речушка, привольно раскинулось большое село Новая Одесса. Корнев, убрав карту, повеселел: здесь уже была техническая рота и сюда было приказано прибыть батальону.
Запыленная легковая машина покатила по улице.
Показался сельсовет. Корнев велел Башаре остановиться. Зашли к председателю сельсовета. Корнев представился.
— На днях одно наше подразделение остановилось в вашем селе, — сказал он. — Есть претензии к нашим бойцам?
— Ни, до ваших бойцов нема, — ответил председатель. — А вас треба спросить, шо цэ такэ? — И протянул лежавший на столе лист бумаги.
Это оказалась телефонограмма: «Председателю сельрады Горбенко, секретарю партийной организации Лущенко. Срочно приступить к эвакуации колхозного скота и запасов фуража. С гуртами направить семьи радяньского актива. Лущенко немедленно явиться в райком». Внизу — дата и часы получения телефонограммы.
Корневу пришлось признаться, что он знает об обстановке немногим больше председателя. Договорились о взаимной информации обо всем, что узнают нового, и капитан поспешил в расположение технической роты.
Проехали бойко торгующий сельмаг, уже на выезде из села, перед мостиком через пересохший ручей, увидели указку, направленную острием в сторону слабо наезженной колеи. В небольшой долине заметили замаскированные машины технической роты. На поляне стоял недостроенный кирпичный домик без рам, но под черепичной крышей. Из него вышел старшина Тюрин. Обрадованно улыбнулся, пригладил усы, отрапортовал:
— Товарищ капитан, техническая рота на работах по сбору строительных материалов. Командир роты в отъезде. Скоро должен прибыть. — Вспомнив важное, доложил: — Вас уже сутки дожидается майор из штаба армии. Послать за ним?
— Пошлите. Районы размещения рот выбраны?
— Выбраны. Разрешите выслать на перекресток провожатых — они в доме отдыхают.
— Высылайте. Скоро колонны подойдут.
Старшина молча подал знак Башаре следовать за ним и скрылся в дверях дома. Донеслись обрывки его распоряжений, и минуту спустя в село побежал посыльный, а к мостику направились трое провожатых под командой четвертого. Проходя мимо комбата и комиссара, которые уже сняли гимнастерки, старший, подал команду:
— Смирно! Равнение направо! — И взял под козырек, чеканя строевой шаг.
Корнев довольно улыбнулся.
Пока комбат и комиссар умывались, черпая кружкой из принесенного Башарой цинкового бачка, старшина позаботился о чистых полотенцах. Не успели еще совсем одеться, появился незнакомый майор. Корнев, застегнув ремень и оправив гимнастерку, хотел подойти с докладом. Майор, показывая уважение к командиру части, представился первым, хотя Корнев и был ниже званием:
— Майор Дуданов!
— Капитан Корнев.
— Я занимаюсь укомплектованием инженерных частей. В том числе и вашего батальона. Мои вопросы решим потом. Скорее отправьте в штаб армии донесение о прибытии и состоянии батальона. Начальник инженерных войск знает, что ваш маршрут был перерезан противником, и очень обеспокоен.
— С донесением придется повременить. Подойдут роты, надо уточнить состояние парка. Раньше было не до того.
— Хорошо! Я задержусь у вас. Потом сумеете подбросить меня в батальон Борченко?
— А где он?
— В Николаеве.
— Подбросим.
Зашли в подготовленный для штаба дом. Корнев развернул на столе карту.
— Введите нас в обстановку, товарищ майор. Мы были на Днестре, а противник в тылу у нас оказался. Когда чудом проскочили занятую им дорогу, до самого Буга наших частей не встретили. И здесь их нет.
Майор посмотрел на карту, рассказал, что знал.
В комнату вошел старшина, за ним — боец с алюминиевыми мисками. Все были голодны. После пшенной похлебки на ночном привале в дороге только разок перекусили краюхой хлеба с кружкой колодезной водички. А тут в мисках поджаренная картошка с кусками телятины, плавающей в ароматной подливке. Старшина поколебался и поставил на стол запотевшую, только сейчас со льда, бутылку водки. Выпили, закусили.
Завязался разговор. Старшина Тюрин оказался осведомлен о технической роте не так уж подробно, как хотелось бы Корневу. Однако рассказал, что в селе, пятнадцать километров выше по течению, собрали около полтысячи деревянных винных бочек. Для их сбора туда выехала группа бойцов во главе с командиром роты. Из города Николаева уже привезли проволоку, гвозди и железо для скоб.
На полдороге к нему команда технической роты оборудует баржу под паром. Там собрали копер с пневмомолотом для забивки свай под пристань.
Вскоре прибыли понтонные роты с парком. Старшина помрачнел, глядя на проходящие мимо машины с исковерканными, в пробоинах и вмятинах, полупонтонами. Заныло в груди — а как люди?
— Наших много побило? — спросил у сержанта Сивова.
— Убило десять человек. Почти все из запасников. Ранено — пятнадцать.
Сорочан, зная, как много дел навалится на комбата с прибытием рот, посоветовал:
— Ты готовь донесение, а я с майором займусь. Обсудим предварительную расстановку комсостава по привезенному им новому штату, договоримся об укомплектовании рот.
— Почему предварительно? Решай все сам, верю — не ошибешься.
Потом Корневу пришлось заняться с исполняющим обязанности начальника штаба. Он приказал лейтенанту Соловьеву проверить весь понтонный парк, распределить его так: первой роте выделить полностью укомплектованную его треть, второй — требующую небольшого ремонта, а третьей — все остальное.
Позже пришел зампотех майор Копачовец. Он успел съездить в мастерские машинно-тракторной станции, определил их возможности и самые побитые понтоны уже отправил туда для ремонта.
Вскоре приехал командир технической роты и с ним начальник химической службы батальона лейтенант Слепченко, выделенный для связи со штабом армии. Он привез тощенький пакет для Сорочана с надписью: «Срочно! Вручить лично». Корнев посмотрел на пакет, сказал:
— Вот первым долгом и вручите комиссару. Обратно в штаб армии поедете, как только подготовлю донесение.
Комбат запросил по телефону предварительные сведения о состоянии парка. Соловьев уже успел их подготовить. Написав черновик донесения, отдал его перепечатать Сивову. Нашлась у него и минутка, чтобы зайти к Сорочану. Комиссар с майором сидели над списком батальона и комплектовали подразделения по новому штату. Сорочан многих сам знал, но в помощь вызвал парторга с комсоргом и всех политруков.
Надежных людей распределяли по ротам. Часть бойцов забрал себе майор для комплектования других подразделений. В список на отправку из батальона попали и некоторые из тех, кто во время бомбежки и спасения моста остался в щелях.
Корнев едва зашел, сразу заметил перемену в настроении комиссара. Улыбается затаенно, свой нос с горбинкой озадаченно теребит. Увидев комбата, протянул ему небольшую записку:
— Прочитай! Из пакета.
На листе бумаги крупным почерком наскоро были написаны неровные строчки: «Дорогой папуля! Весь наш наркомат на машинах выехал из Кишинева. Следуем в Вознесенск, как будет дальше, еще не знаем. Жаль, что на Днестре не увиделись с тобой. Грига даже всплакнул. У нас все есть. Береги себя, целуем. Рика».
— Так чего сидишь? — сказал Корнев. — Бери Башару — и скорее в Вознесенск: через час будешь там.
— Мы тут еще не все решили, — смутился комиссар. — У майора есть распоряжение: плохо знающих русский язык откомандировать в батальон оборонительного строительства; а нам привез наряд на пополнение через военкомат в городе. Там можно подобрать людей, привычных к воде, — матросов да рыбаков. Они быстро понтонерами станут.
— Выезжай в город. С майором займутся другие. Донесение подготовлено. Прочитай — и в машину.
— Я и сам как на иголках сижу, — признался Сорочан. — Поеду!
Сорочан выехал в Вознесенск. Заняться с майором Корнев поручил старшему политруку Спицину, а сам засел с командиром технической роты за крупномасштабную карту. Стали разбираться, что ротой сделано за двое суток.
Указанный батальону участок реки оказался детально разведанным. Удобных для переправы мест оказалось только три. И по карте было видно: почти везде подходы к воде с левого берега заросли камышом и заболочены. Корнев решил на постройку моста на бочках поставить первую роту. Вторую направить на оборудование паромной переправы на барже, а третью оставить при штабе — ей дел хватит с ремонтом парка. Командир технической роты, обнаружив в десяти километрах от села завезенный для какой-то стройки лесоматериал, выставил там свою охрану и объявил этот запас мобилизованным для военных нужд. Уже глубокой ночью были отданы все необходимые распоряжения. И заботы первого дня на новом месте завершились.
После всех тревог в урочище Калаур и бессонной ночи во время марша напряжение спало, и Корнев сразу почувствовал, как сильно устал. Потянуло скорее добраться до раскладной кровати, но вошел Тарабрин.
Он специально выбрал время, когда комбат остался один, положил перед ним небольшой лист бумаги:
— Вот этих стоит отправить из батальона, а этих, если наметили к отправке, оставить.
— Хорошо, учту, когда будем окончательно решать. Список оставлю у себя.
— Перепиши все, а написанное моей рукой пусть у меня останется.
Тарабрин забрал свой лист, сжег его над консервной банкой, поставленной вместо пепельницы, и, попрощавшись, вышел.
Укладываясь спать в палатке, раскинутой рядом со штабом, Корнев приказал дежурному:
— Приедет комиссар, разбудите меня.
После долгой тряски в машине и всех неотложных дел голова налилась тяжестью. «Отвод корпуса из Заднестровья обеспечили ценой больших потерь батальона и в людях, и в парке, — думал он. — Годных полупонтонов осталось немногим больше половины. Если снова потребуется навести мост, батальон с такой задачей не справится». Мысли начали путаться…
Проснулся он от веселого птичьего гомона в нависших над палаткой ветках. Брезент уже прогрелся под большим солнечным пятном, пробившимся через крону деревьев… Вскочил с подсознательным чувством: «Проспал! Что-то не сделал, опоздал!» Не сразу понял, что тревожит. Сошли остатки сна, успокоился: «Все с вечера налажено, теперь командиры рот распоряжаются. Мешать им не следует». Выйдя из палатки, увидел подвешенный на сучке чайник и рядом полотенце. С благодарностью подумал о подчиненных. После умывания холодной водой от вчерашней усталости не осталось и следа. Растираясь полотенцем, вдруг спохватился: «Ах, да! Сорочан! Вот что беспокоило. Дежурный не будил, неужели не приехал?»
На крыльцо вышел Сивов. Спал, видимо, мало, глаза припухшие, но вид бодрый и довольный: он увидел в списках майора из штаба армии, что его намечают на должность начальника строевой части штаба батальона с присвоением звания младшего лейтенанта. Негромко доложил:
— Товарищ капитан, батальонный комиссар приехал перед рассветом. С ним — жена и два сына.
— Что же не разбудили?
— Комиссар приказал не будить. Велел передать, что ждет вас в десять часов на завтрак. Он с семьей разместился в санчасти.
— Как они там? Рады встрече?
— Конечно. Мальчуганы прямо-таки цыганята. Все к отцу льнут. — Чуть замявшись, добавил: — А жена комиссара словно Кармен из оперы. Только розы в волосах не хватает.
— Ишь ты, разглядел. Как же так, темно ведь было?
— А они в штаб заходили. Комиссар с ребятами на скамье сидел и списки, оставленные майором, просматривал. Она напротив стояла и улыбалась.
Корнев зашел в штаб. По телефонам и через связных уточнил, когда вышли роты на свои участки. Пришел отмывшийся, рыжий, осыпанный веснушками зампотех Копачовец. Он решил выяснить, нельзя ли самому съездить в город, уже успел побывать в мастерской МТС и сунуть свой облупившийся нос во все детали ремонтных работ. Теперь озабоченно доложил:
— Четырьмя паяльными лампами греем стрингерные обводы и шпангоуты, кувалдами правим их на обрезке стальной балки. Да плохо получается. Надо раздобыть большую плиту для правки. В городе должна найтись.
Капитан сразу вспомнил просьбу майора Дуданова отвезти его в батальон Борченко.
— Сегодня и поезжайте. Только майора из штаба армии подождите, пока он у нас со своими делами управится. Готовьте две машины. С вами поедет лейтенант Донец за пополнением.
Около десяти Корнев пошел завтракать. Сорочан, просветлевший и в то же время стесняющийся своей радости, встретил его приветливо.
— Знакомься, Виктор Андреевич! Моя жена Аурика Григорьевна, сыновья Петрусь, Григас.
На сердце у Корнева смешались и радость за комиссара, и горечь: вспомнились жена, дочь Алена и сын Вова. В нахлынувшем искреннем порыве он едва удержался, чтобы не расцеловать Аурику Григорьевну в щеки, осторожно сжал в ладонях протянутую руку. Пряча смущение, прижал к себе ребят.
— Ну, давайте за стол! — сказал Сорочан. — Рика, угощай, коли выпала нам мирная минута. А ты, Виктор Андреевич, зови ее просто — Рика. Да и мы теперь с тобой Марк и Виктор.
Приветливость и доброта Аурики Григорьевны создали домашнее настроение. Из рук умелой хозяйки незамысловатый завтрак — яичница, брынза, еще зеленоватые помидоры и кофе с молоком — показался царским угощением.
Григас уселся между отцом и Корневым.
— Папа! Ты старше дяди Вити?
— Нет, Григас, мы вместе с ним командуем. Оба одинаковые.
— А почему у тебя два значка в петлице, а у дяди Вити — один.
— Скоро и у него будет две шпалы, — улыбнулся Сорочан. И пояснил Корневу: вчера майор Дуданов по секрету сказал, что он уже получил команду на оформление документов.
За завтраком выяснилось, что семья Сорочана должна ехать в Ростов со станции Снигиревка. Корнев сказал комиссару:
— Нам надо запастись в штабе документом на право мобилизации рыбачьих судов для оборудования переправ. Вот ты и поедешь в штаб. И своих попутно в Снигиревку завезешь. Сам знаешь, такой документ получить не просто.
После завтрака комбат с комиссаром пошли в штаб. Там их уже ждал майор Дуданов. Просмотрев подготовленные им списки подразделений по новому штату, Корнев остался в целом доволен. Все предложения кадровика не вызывали возражений у него. Несколько старших сержантов и старшин представлялись к званию младших лейтенантов и выдвигались на должность командиров взводов. Соловьев планировался заместителем командира батальона. Немного смутило Корнева выдвижение лейтенанта Сундстрема на начальника штаба.
— С командира взвода на такую должность?
— Не подходит по деловым качествам? — спросил майор.
— Пожалуй, нет. Да я и не примерял его к таким обязанностям.
— Вот теперь примерьте. Из всего командного состава он один имеет высшее образование. Кроме того, его должность по новому штатному расписанию называется не начштаба, а адъютант старший. Иначе говоря, он ваш основной помощник по штабной работе. Но правом первого заместителя командира части не обладает.
Все подготовленные документы окончательно оформили штабные писаря, и комбат с комиссаром подписали их. Вскоре в город выехали две машины. На них отправили бойцов, отобранных в формируемый вблизи Николаева строительный батальон. Лейтенант Донец направлялся в военкомат за пополнением, а зампотех с майором Дудановым — в батальон Борченко.
Проводив машины, Корнев с Сорочаном выехали проверить ход работ на участках переправ. По дороге, делясь впечатлением от знакомства с майором Дудановым, Корнев в раздумье сделал вывод:
— Все-таки в штабах уж не так часто попадаются фисюны. Толковый этот майор.
В первой роте, в которой теперь командовал лейтенант Логинов, застали спуск на воду звеньев моста из бочек. Понтонеры сделали из тонких бревен решетки, в которых надежно закрепили в два яруса просмоленные бочки. В воду наполовину погрузился только нижний ряд. Подсчитали запас плавучести. Получилось, что мост выдержит нагрузку до двенадцати тонн. Но все же бочек было маловато, Корнев неохотно дал разрешение на использование трех понтонов из парка.
Переправа должна быть готова к середине ночи. А на том берегу уже скопилось много гуртов колхозного скота. Хотя и знал Сорочан о распоряжении, запрещающем использовать парк, решение комбата счел правильным.
Убедившись, что мост будет скоро наведен, комбат с комиссаром выехали на участок паромной переправы. Село, где расположился штаб и третья рота, миновали без остановки. Проехав еще около десяти километров, увидели бивак второй роты. Солнце наполовину спряталось за правый берег, и светлого времени оставалось немного. Понтонеры спешили сделать первый пробный рейс парома из одной баржи.
На баржу заехала автомашина. Расчет уперся баграми в пристань, поставив паром наискосок, носом к противоположному берегу. Длинный трос одним концом тянулся вверх по течению к бревну, зарытому на небольшом островке. Другим концом он был закреплен на барже, за боковую кнехту. Правый борт ее подставлялся под напор течения. Баржу стало относить к другому берегу. Такой способ движения известен под названием «самолет». Баржа переправлялась медленно, но другого выхода не было. Утешало то, что зампотех надеялся раздобыть в городе какой-нибудь буксирный пароходик.
На правом берегу паром загрузили стадом коров около сотни голов. Хотя надежно были закреплены перила из толстых досок, они то и дело потрескивали под напором коров. Рейс с погрузкой и разгрузкой занял почти час. За сутки можно было переправить около двух тысяч голов скота. На обратном пути Сорочан был задумчив, грустен, Корнев догадался, в чем дело.
— Мой тебе совет: отложи все дела в сторону, побудь еще вечер с женой и хлопцами. Я сам съезжу в мастерские, посмотрю, как идут дела с ремонтом полупонтонов.
Поздно ночью к штабу подошла машина с лейтенантом Донцом.
— Где пополнение? — спросил комбат.
— В военкомате сказали, что всех мобилизованных отправили пешим порядком. За Днепром будут формироваться запасные части.
— А как же с распоряжением о выделении нам пополнения?
— Дали письменное приказание для начальников команд. Можем отобрать пополнение. Маршрут мне известен. Если сейчас выехать, то можно застать мобилизованных на ночном привале.
— Тогда зачем сюда приехали?
— Нам разрешили подобрать шестьдесят человек. Требуется еще две машины. И в помощь мне надо кого-нибудь.
Корнев решил: «Поеду сам! Из призванных в портовом городе могут оказаться нужные батальону специалисты».
Отдав распоряжение о срочной подготовке машин и небольшой группы командиров, пошел посоветоваться к Сорочану.
Поговорили, обсудили назревшие вопросы. Корнев попрощался с семьей Сорочана.
Вскоре он выехал во главе колонны из трех машин. К месту прибыли на рассвете. Однако там мобилизованных не застали. Те, переночевав в селе, ушли. Корнев решил догонять их. Проехали километров пятнадцать и увидели растянувшиеся вдоль обочин три большие колонны.
Корнев предъявил старшему приказание о выделении батальону пополнения. После решения организационных вопросов машины с новобранцами отправились в обратный путь.
Вернулись в батальон к обеду. На берегу реки обмундировали людей и отправили по ротам.
В санчасть батальона явился новый санинструктор сержант Гурский. Дуся для знакомства учинила ему экзамен. Гурский выполнил несколько сложных перевязок по всем правилам. Когда же она надумала проверить его знания в медикаментах, то чуть не опозорилась. Новый санинструктор покрепче ее разбирался в латыни и несколько раз поправил произношение некоторых лекарств.
Врач, наблюдая за ними, спрятал улыбку. Чтобы не посрамить Дусин авторитет, прервал экзамен.
— Поближе познакомимся потом. А пока сержанта медслужбы направим в первую роту.
В подразделениях пополнением остались все довольны. Среди новичков было много комсомольцев, умелых работников.
Не прекращая работ на переправах, выкраивали время для практических занятий с новичками по сборке разных конструкций из понтонного парка. Наблюдая, как быстро они осваивают понтонерские премудрости, Корнев не раз помянул добрым словом майора Дуданова. Радовало, что среди новых бойцов, имевших заводскую и рыбацкую закалку, сачков не оказалось. Вспоминал он и Сорочана, умеющего разглядеть, кто на что способен, кого куда лучше поставить, и все чаще тревожился о нем.
2
Давно прошел намеченный срок, а комиссар в батальон не вернулся. «В чем дело? — думал Корнев. — Что его могло задержать? Ведь не на передовую поехал, а в тыл». И уже совсем одолела тревога, когда из штаба армии приехал лейтенант Слепченко. Привез он горькие вести о положении на Южной фронте. Часть 9-й армии отрезана и отходит на Одессу. Нависает угроза охвата и остальных войск армии.
Лейтенант вручил Корневу пакет с приказанием начинжа, а о комиссаре сказал:
— Ничего про него не знаю. В штаб армии он не приезжал.
Положение на фронте и задержка комиссара испортили настроение Корневу. Даже привезенный приказ о присвоении ему майорского звания не особенно обрадовал.
Одним приказом были присвоены звания старших лейтенантов Соловьеву и Сундстрему. Многие сержанты стали младшими лейтенантами. Собрав командный состав, Корнев объявил приказ, а помпохоз Ломинога вручил каждому новые кубики — не рубиновые, как в мирное время, а зеленые. Для комбата принес вместо выцветшей гимнастерки новую, с двумя шпалами в защитного цвета петлицах и такими же зелеными понтонерскими эмблемами. В общем, сделал все, как положено в действующей армии.
В тот же день перед вечером ушли по приказу начинжа на марш к Днепру техническая рота и понтонный парк на спецмашинах. В каждом понтоновозе кроме шофера был еще один понтонер. При необходимости они могли вдвоем, хотя и с трудом, собрать паромы. Повел колонну зампотех, чертыхаясь, что пришлось расстаться с мастерскими МТС, в которых хорошо наладился ремонт полупонтонов. Корнев подбодрил его:
— Не горюй! И там найдешь мастерские. Может, еще и получше. Ты теперь сам почти понтонным батальоном командуешь. Так что держи марку, если мы тут задержимся.
Оставшиеся продолжали заниматься своим делом. Старший лейтенант Соловьев выехал в первую роту на мост из бочек. Здесь был решающий участок батальона — туда вероятнее всего мог выйти противник. Замкомбата помог ротному добиться четкой работы во всех звеньях.
Вторая рота осуществляла паромную переправу на южном участке. Так как желающих переправиться было мало, с делом управлялся один взвод.
Комбат с остальными приступил к минированию дальних подступов к портовому городу Николаеву. Дело для батальона было непривычное. Взрывателей и капсюлей-детонаторов хватало — ими запасся Сундстрем. Со взрывчаткой было хуже. В частности, было мало тола, не боящегося ни воды, ни пуль. Стали искать выход. Нашли в городе столярные мастерские и изготовили в них корпуса противотанковых мин типа ЯМ-5 (ящичная мина). Понтонеры прозвали их «гробиками». И впрямь, они напоминали детские гробики.
В одном из складов пригорода обнаружили аммонал. Это взрывчатое вещество боится воды: превращается в безобидную кашицу. Даже чуть отсырев, не взрывается. Раздобыли картон, наделали коробок размером с кирпич, заполнили аммоналом и, обернув в промасленную бумагу, окунули в расплавленный битум.
Под противопехотные мины приспособили найденные на аптечной базе небольшие бутылки. Засыпав в них аммонал, макали в битум и, пока он еще не остыл, обваливали мелко колотым чугуном. И капсюль-детонатор вставляли, пока битум не застыл. Взрыватель навинчивали уже при установке мины. Она привязывалась к колышку, от взрывателя в разные стороны протягивались тонкие проволочки. Одну такую мину предварительно испытали. Почти во всех десяти фанерных мишенях, расставленных в радиусе до пятнадцати метров, оказались пробоины.
В поле за селом с рассвета до темноты клубился дым от костров под чугунами и бочками с битумом. Расположившись подальше друг от друга, небольшие группы понтонеров готовили заряды для мин. Через двое суток снарядили по три тысячи противотанковых и противопехотных мин. В мирное время на такой бы риск не пошли. А сейчас заставляла боевая обстановка.
Вечером к сельсовету подъехал грузовик, через борта которого выглядывали стволы двух пулеметов «максим». Из кабины вышел командир, в его петлицах, окаймленных золотым плетением, алело по ромбу — комбриг. Выяснилось, что штаб фронта уполномочил его силами отходящих разрозненных частей организовать оборону на северных подступах к городу. Комбриг выбрал рубеж обороны по той самой речке, на которую обратил внимание Корнев при въезде в село, когда вел батальон с Днестра. Новый начальник потребовал от Корнева сведения о составе и вооружении батальона, а личному составу приказал, подобно пехоте, занять оборону в окопах. Когда Корнев доложил, что так использовать понтонный батальон нецелесообразно, комбриг повысил голос:
— Ты что? Так… твою…! Знаки различия нацепил действующей армии, а воевать не хочешь?
Корнева упрек этот бросил в жар. С трудом удержался, чтобы не ответить грубостью.
— От боя, товарищ комбриг, я не увиливаю. Больше пользы будет, если понтонеры прикроют оборону минами.
Высокий майор, артиллерист, находившийся тут же. решительно сказал:
— Товарищ комбриг, подчините понтонеров мне. У меня по три выстрела на пушку. Если понтонеры задержат танки на минах, ни один снаряд не пропадет.
Комбриг задумался, посмотрел на Корнева:
— Какие у тебя возможности?
— Можем поставить противотанковое поле до трех километров. Такое же и противопехотное.
По карте комбрига определили наиболее вероятные направления выхода танков противника. Корнев, следя за его карандашом, сделал пометки на своей карте.
Едва стало светать, понтонеры уже рассыпались перед передним краем обороны. Пехота и артиллеристы поспешно заканчивали маскировку отрытых за ночь окопов. Комбриг, проехав с Корневым на его машине вдоль переднего края, остался доволен работой понтонеров. Каждый из них был занят своим делом, действовал без суеты, но часто переходя на понтонерский шаг. Минные поля установили без происшествий.
Возвращаясь после объезда рубежа обороны, комбриг и комбат притормозили у мостика через речку. На обочине стоял грузовик, два понтонера снимали с него большие стеклянные бутыли, в которых насыпано что-то похожее на песок. Комбриг недоуменно пожал плечами:
— Что в бутылях?
— Мост готовят к взрыву. Тола нет, а аммонал боится сырости. Вот его и закупорили.
Комбриг внимательно изучил крутые берега речушки.
— Вот что, майор! Мост взрывать только по моему приказу.
— Слушаюсь. С вашего КП на подрывную станцию подадим телефонный провод. Мой адъютант старший останется за меня, а мне разрешите выехать на переправу.
Корнев еще во время объезда рубежа доложил про мост на бочках и получил приказание уничтожить его. Теперь торопился скорее добраться до первой роты и снять ее с переправы. От комбрига знал, что к северу от этого рубежа наши разрозненные части отходят с тяжелыми боями.
— Только будь осторожен, — разрешил комбриг. — По шоссе из Вознесенска того и гляди фрицы к нам пожалуют. Держись полевых дорог.
Корнев хотел было взять с собой кое-кого из понтонеров, но подумал о том, что, пока будет искать их, дорогое время уйдет. Решил ехать один.
Миновав мост, машина свернула вправо. Корнев заметил еле приметный след, идущий вдоль шоссе. Поехали по нему. Недоезжая до поворота на шоссе, остановились в поле: с одной стороны — кукуруза; с другой — подсолнухи.
На шоссе послышался рокот моторов. Корнев решил дальше пойти пешком с водителем. Приблизились к дороге, осторожно раздвинули стебли кукурузы — и невольно вздрогнули. Мимо промчались два мотоцикла с колясками. В каждом — по три немецких солдата. Потом показалась еще пара мотоциклов, еще и еще.
— Попались, — прошептал Башара.
— Ничего, — успокоил комбат. — Нас не видят.
Прошло несколько тревожных минут, и на шоссе все затихло. С опаской выглянули — ни машин, ни мотоциклов. На другой стороне дороги заметили межу, уходящую в сторону села с мостом на бочках.
— Вперед! — скомандовал Корнев, и машина помчалась к переправе.
Оставалось километра два, когда стала слышна перестрелка. Раздалось несколько взрывов — не то мины, не то гранаты. «Не успел!» — упрекнул себя Корнев.
— Жми вперед! — приказал он Башаре.
Пока ехали по проселку и селу, стрельба на переправе прекратилась. Но издалека донесся отголосок выстрелов на рубеже обороны. «Наверное, завязался бой с теми мотоциклистами, что повстречались на дороге», — подумал Корнев.
Подъехали к переправе. Моста нет. В воде плавали, поворачиваясь то одним, то другим боком, полузатонувшие звенья из бочек. Около одного из них виднелся борт полупонтона. «Неужели не вывели?» — холодея, подумал комбат.
Поразило его и другое. Старший лейтенант Соловьев заметил машину Корнева, но не торопится к нему, понуро стоял около командира в зеленой фуражке. Лейтенант Логинов, опустив голову, что-то говорил пограничнику, увидев комбата, показал рукой на него. Пограничник, с виднеющейся из-под козырька рыжеватой прядью волос, с видом уверенного в себе человека, подошел к выскочившему из машины Корневу, Приложив руку к полинявшей, надетой набекрень фуражке, представился:
— Командир роты отдельного батальона погранвойск капитан Ветров. — Хотя и соблюдал старшинство по званию, но держался независимо. — Выясняю, почему мост преждевременно взорван. На той стороне остались колхозные обозы и скот. От вас какие были указания коменданту переправы?
Корнев помедлил с ответом, решил сначала разобраться в происшедшем. Поговорил с Соловьевым и Логиновым. Оказалось, что на северную окраину села выехало до десятка мотоциклистов, видимо высланных от той колонны, которую он видел с Башарой на шоссе. Понтонеры почти все были у моста. Два выставленных наблюдателя прибежали с криком: «Немцы в селе!» Ничего толком на вопросы Соловьева ответить не могли, только твердили: «Много, на дороге пылищу подняли».
Имея всего три полуторки, на которые полупонтоны не погрузишь, Соловьев приказал мост взорвать. Зарядов было мало, звенья из бочек оказались труднозатопляемыми. Стали на них бросать гранаты, а понтоны дырявить топорами и ломами. Множество проволочных скруток затрудняли уничтожение моста. Тем временем пограничники, впустив мотоциклистов на окраинную улицу, забросали их гранатами, всех уничтожили.
Корнев согласился, что взрыв моста и введенных в него понтонов произведен преждевременно. Капитан Ветров предупредил майора:
— Об уничтожении моста я должен донести. Ваше мнение о преждевременности сообщу.
— Это ваше право, — ответил Корнев. — Но донесения будем писать потом. Сейчас надо думать, как из этого села отойти на рубеж обороны. Там идет бой, видимо, с разведкой противника, и шоссе теперь не для нас.
Оба командира обсудили создавшееся положение.
Решили рискнуть и задержаться в селе. Надо было попытаться вытащить и залатать хотя бы несколько полупонтонов, собрать трофейное оружие, прихватить, если найдутся, исправные мотоциклы. Предстояло также разведать путь вдоль берега, минуя шоссе. А пока выслали на машине Башары дозор в сторону Вознесенска и выставили наблюдение за дорогой, по которой проехали немецкие мотоциклисты. Вдоль берега выехали конные пограничники.
Из шести полупонтонов сумели вытащить из воды четыре, что были поцелее. Заделали пробоины затычками и брезентовыми наклейками на смоле. Снова спустили их в реку, сомкнули в два понтона и убедились — не текут. Назначили два отделения под командой сержанта Богомолова сплавить их под прикрытием прибрежных камышей вниз по течению до Новой Одессы.
Из трофейных мотоциклов три оказались исправными. За один сел водитель из числа пограничников, за второй — Соловьев, умевший водить машину и неплохо разбиравшийся в моторах, а за третий посадили Башару, когда он вернулся с дозорными пограничниками. Легковушку Корнев повел сам, взяв в нее капитана Ветрова и двух бойцов с ручными пулеметами. Трогаясь в путь, пошутил:
— Это у нас и капэ, и моторизованная тачанка.
На полуторки погрузили инструмент и несколько мотоциклов, которые сочли возможным отремонтировать. В двуколках пограничников повезли их имущество и двух раненых бойцов. Остальные, прихватив трофейные автоматы, пошли пешком. Пришлось поработать лопатами, чтобы преодолеть овраги и ручьи, но на рубеж обороны добрались, не встретив противника. Комбриг обрадовался возвращению Корнева. Выслушав его доклад, не придал особого значения случившемуся на мосту. Знал: потяжелее бывают промахи. Даже ободрил:
— Не горюй. На войне наука дается тяжело.
Между тем Корнев понял, что комбриг чем-то обеспокоен. Оказалось, в село вот-вот должен прибыть генерал, командир изрядно потрепанной дивизии, отходящей на этот рубеж обороны. Кое-кто из его штаба уже приехал в село, занялся приемом участка обороны, в оборудование которого комбриг вложил много сил. Один из штабников подошел к Ветрову:
— Вы командир роты пограничников?
— Так точно.
— Вам приказано следовать в батальон. Штаб его расположен вот здесь, — показал на карте какой-то хуторок. — Это в пятнадцати километрах на юго-восток.
Комбриг, наблюдая, как распоряжается штабник, размышлял вслух:
— Вот такие пироги. Собрался воевать, силенки на рубеже сколотил, сколько земли переворочали, а опять пошлют какую-нибудь латку ставить. — И с прорвавшейся подспудной горечью пробурчал: — Теперь здесь и генерал управится, а комбриги пока Советскую власть не подводили.
Видно, нелегко сложилась судьба у этого грубоватого, умудренного большим опытом старого вояки. Тому был свидетелем добела стершийся орден Красного Знамени. «Почему его обошли с генеральским званием?» — подумал Корнев. Его так и подмывало сказать комбригу: «Не принимайте близко к сердцу. У военных всяко бывает». Но не решился. Да и некогда было. Хотелось поговорить с капитаном Ветровым, пока тот не уехал. Ему нужно сказать очень важное. Еще у разрушенного моста, услышав его фамилию, Корнев вспомнил рассказанное Соловьевым о гибели жены пограничника. «Так это отец Василька, — подумал тогда Корнев, глядя на капитана, но ничего ему не сказал. Решил: — Лучше подожду, пока до Новой Одессы доберемся. Пусть командует ротой при выходе на рубеж без дум и тревог о гибели жены и о судьбе сына».
Заторопившись, не так, как хотелось бы — уж очень по-уставному, — попрощался с комбригом и вышел вслед за капитаном Ветровым. Его поджидал вестовой, державший в поводу второго коня под седлом.
— Товарищ капитан, поговорить надо.
Ветров насторожился, с неприязнью подумал: «Насчет моста обхаживать собирается». Корнев заметил перемену в настроении капитана, но не подал виду.
— Проедем в наш штаб. Людей покормим ваших. Слышал: несколько суток перебивались на сухом пайке, а шагать придется еще пятнадцать километров.
Ветров согласился. Сел в машину Корнева.
Пока ехали до штаба, Корнев думал, как сообщить человеку горькую весть.
Едва зашли в штаб, первым делом справился о комиссаре.
Узнав, что от того нет никаких вестей, помрачнел.
Подошел политрук Тарабрин, комбат отвел его в сторону и тихонько сказал несколько слов. Дал задание помпохозу Ломиноге позаботиться об обеде для пограничников, а Соловьеву велел написать объяснение по поводу преждевременного взрыва моста.
— Прошу сюда! — жестом гостеприимного хозяина Тарабрин пригласил капитана Ветрова в отдельную маленькую комнату. — Я уполномоченный Смерш политрук Тарабрин. Хочу сообщить вам важное… Майор просил как-нибудь поосторожней это сделать, но мы чекисты, не умеем дипломатничать. Мужайтесь: жена ваша, Татьяна Ветрова, погибла, а сын остался у бабушки.
Рассказ Тарабрина Ветров слушал с окаменевшим лицом. Потом обмяк, грузно опустился на стул, но тут же встал:
— Пойду в роту.
— Не торопитесь. Рота еще обедает, — задержал его Корнев. — Нам обед сюда принесут. Не обижайте. От хлеба-соли не отказываются.
Два бойца из наряда по кухне принесли миски и бачки с обедом. В приоткрытую дверь заглянул старшина Тюрин. Встретившись взглядом с Корневым, тихонько спросил:
— Водки или вина?
— По такой жаре лучше виноградное, — ответил комбат и, обращаясь к Ветрову, добавил: — Может, водки? Легче на сердце станет.
Ветров сел за стол. За обедом Корнев старался отвлечь гостя от горьких дум, направить разговор в другое русло:
— Когда мы были на Днестре, до нас доходили слухи про вашу заставу — стойко держалась. Слышали, что вам присвоено звание Героя Советского Союза. Правда?
Капитан помолчал, тяжело вздохнул:
— Правда. Только награду еще не получил. Все время в боях.
— Поздравляю, — пожал руку Ветрова Корнев. — Вот еще что. Батальон у нас моторизованный. Можем на своих машинах подбросить ваших людей. Народ у вас хотя и крепкий, но пусть передохнет.
Тепло распрощались. Пограничники уехали, а вечером в селе разместился командный пункт подошедшей стрелковой дивизии. Вслед за ним приехал лейтенант Слепченко, ставший на время постоянным связным с вышестоящими штабами. Был он в батальоне начальником химической службы, но особой нужды в ней пока не требовалось.
Слепченко привез приказание: мост из бочек уничтожить, паром и минные поля передать дивизии и поступить в оперативное подчинение к подполковнику Борченко для уничтожения в городе запасов военного значения. Затем оборудовать переправы на Днепре в районе местечка Львово. За трое суток там предстояло переправить много людей и техники.
Корнев подсчитал: всеми понтонами, даже если они будут к тому времени отремонтированы, за неделю не управишься. Верно, был в приказании пункт: широко использовать местные плавсредства. «Будут ли они там? Может, в штабе знают о наличии в том районе пароходов и барж? Днепр должен быть ими богат».
Думай не думай, а действовать надо. Корнев организовал срочную отправку остававшихся шести понтоновозов на Днепр — вслед за колонной зампотеха. На четыре машины погрузили спасенные из моста полупонтоны. На две — трофейные мотоциклы для ремонта.
Повел эту небольшую колонну бывший сержант, а теперь младший лейтенант Кизеля. С ним Корнев послал в штаб короткую записку и наказал:
— Все, что можно использовать для переправы, прибирайте к рукам. Используйте пароходы и баржи, приспосабливайте пристани.
Вместе с колонной выехал и лейтенант Слепченко. Он повез в штаб армии донесение о всех действиях батальона и о случившемся на мосту из бочек. К донесению было приложено объяснение Соловьева.
3
Наступила ночь. Небольшая, из девятнадцати машин, колонна осторожно пробиралась по темным улицам Николаева. Дорога скупо освещалась через узкие щели маскировочных нафарников. На первой машине находился побывавший несколько дней назад в городе лейтенант Донец. Он с трудом находил в темноте дорогу к штабу батальона Борченко. Была полночь, но город не спал.
Часовой у штаба Борченко вызвал дежурного. Он провел Корнева к адъютанту старшему. Тот сообщил ему, что комбат на вокзале — там две роты заняты погрузкой заводского оборудования. Потом раскрыл папку, подал Корневу бумагу:
— Тут вашему батальону задача определена.
Что батальон поступает в распоряжение Борченко, Корневу было известно. А вот о том, что на Борченко возлагалась личная ответственность за содержание и своевременный взрыв километрового наплавного моста у села Варваровка, узнал впервые. К приказанию был подколот написанный рукою Борченко перечень складов, на которых остатки запасов должен уничтожить 7-й батальон.
Провожатые из батальона Борченко показали склады, которые предстояло взорвать, где разместить подразделения. С рассветом роты Корнева принялись за нелегкое дело. На душе у каждого было тяжело — жаль превращать в золу и груды обломков труд многих людей.
Только в середине дня увиделись комбаты. Корнев поздравил Борченко с присвоением звания подполковник, доложил о ходе работ на складах.
— Рад видеть тебя, Виктор Андреевич, в добром здравии. Вроде недавно расстались, а столько довелось испытать! Как дела? Что про Елизавету Петровну знаешь?
— А у тебя как дела? Есть вести о семье? Где мой тезка?
— Витюшку вчера с эшелоном домой отправил. С одним знакомым. А вот от супруги не скоро писем дождусь. Не мастак она их писать.
Снова заговорили о делах. Борченко распорядился: работу на складах закончить завтра к исходу дня. Ночью выступить на Днепр. Сообщил, что его парк тоже туда отправлен — под самую Каховку.
Хотя у Борченко своих забот хватало, Корнев все-таки поделился с ним тревогами о делах в батальоне, рассказал, как был преждевременно взорван мост.
— Как, по-твоему, обернется эта история?
— Ты когда отправил донесение об уничтожении моста?
— Вчера около шестнадцати.
— Неладно получается. Два дня назад начинж армии попал под бомбежку. Машина перевернулась, и он сломал руку. Бразды правления взял в свои руки подполковник Фисюн.
— Он же в Одессе за начинжа округа остался, — удивился Корнев. — Как в штаб армии попал?
— Не знаешь ты Фисюна. Как только появилась угроза окружения Одессы, он нашел способ перебраться в армию. Давно уже в Москву собрался.
— Неужели в инженерном отделе штаба армии хозяйничает Фисюн?! — не верил Корнев. — Не нашлось, что ли, дельного человека?
Борченко пожал плечами, дескать, ничего не поделаешь.
— Коли так, будут мне неприятности. Фисюн случившееся на мосту по-своему рассудит.
Опасения Корнева подтвердились. На другой день рано утром дело об уничтожении моста и утрате двух полупонтонов обернулось круто. На потрепанной тарахтящей эмке прикатили следователь, а с ним и члены выездного военного трибунала. В основу обвинения легло заключение подполковника Фисюна. Уничтожение двух полупонтонов рассматривалось им вместе с потерями на Днестре. Делался вывод, что парк разукомплектован, поставлено под угрозу обеспечение переправ на Днепре. Предлагалось предъявить Корневу обвинение в нарушении приказа, запрещавшего содержать на Днестре мостовую переправу днем.
Корнев показал следователю полученное на Днестре распоряжение генерала Малиновского, а тот познакомил майора с копией донесения командира корпуса. Из него Корнев узнал обстановку, которая дала батальону возможность уйти из урочища Калаур и проскочить благополучно Кодыму. Для выручки спасавшего затопленный парк батальона генерал Малиновский послал танковую бригаду. Пробиться к Днестру она не смогла, но, завязав бой у шоссе на Одессу, увлекла за собой танки и бронетранспортеры противника. Немецкие летчики, не разобравшись, кто где, своих же и отбомбили. Разведчики бригады видели, как батальон пересек шоссе, но связь с ним установить не смогли. Из того же донесения стало понятно, почему батальон до самого Буга ни своих, ни немцев не встретил. Севернее его маршрута на параллельных путях действовали части корпуса, сдерживая противника, рвавшегося к Николаеву.
Следователь, спросив еще нескольких командиров и понтонеров, внес изменения в обвинительное заключение, но полностью снять его не счел возможным. Как там ни рассуждай, но появление десятка вражеских мотоциклистов не оправдывало уничтожение моста, а главное — находившихся в нем понтонов. Действия командиров оказались если не паническими, то во всяком случае излишне поспешными.
По указанию председателя трибунала на судебном заседании присутствовал почти весь командный состав обоих батальонов. Соловьев держался внешне спокойно, но его состояние выдавали подрагивающие желваки на скулах. В последнем слове, как на разборе занятий, перечислив допущенные ошибки, всю вину взял на себя. Слово предоставили лейтенанту Логинову. Он сбивчиво и торопливо начал:
— Виноват во всем я. Я высылал дозоры, я инструктировал их. Я должен был позаботиться о зубилах для рубки проволочных скруток. Я должен был сплавить вниз по течению понтоны. Какой же я командир роты? Судите меня. Согласен с любым решением трибунала. Прошу дать возможность искупить вину в бою.