1

Поистине: война закончилась — война продолжается. Побеждённые немцы, может, даже немцы-неудачники более всего его привлекают. Бернгарди, Шлиффен, Фалькенгайн, Куль, Шварте — Снесарев переводит их труды, к трудам пишет вступительные статьи.

Почему не удачливые англичане, а поражённые немцы? Притягивают более высокий, отважный, жертвенный дух немцев и надежда в новой схватке увидеть их союзниками? Или предчувствие, что снова именно с ними придётся столкнуться его стране?

Неспроста он в предисловии к книге Фридриха Бернгарди «О войне будущего», изданной ещё в 1921 году, сочтёт необходимым сказать: «Бернгарди — милитарист, считающий войну народным промыслом Пруссии, верящий в нравственность, чуть ли не святость этого явления. Для него война не неизбежное зло, а, напротив, источник всех материальных и нравственных благ. Пацифизм для него — безнравственная доктрина; автор уверен, что человечество может завершить свою миссию только борьбой, только жертвой и подвигом… Правда, в своей идеологии прусского юнкерства Бернгарди теперь стал много скромнее: он стар, он поставлен на колени грозным ураганом событий, пролетевшим над его страной, он уже не говорит об её господстве над миром, он говорит уже о близкой могиле. Но за этими внешне уступчивыми и смиренными нотами внимательное чтение найдёт и прежнего Бернгарди: в его проповеди о нарушении договоров, как это делалось предками “на глазах французских гарнизонов”, в презрительном отношении ко всему, что не носит мундира, в его апологии диктаторства и, наконец, в его неумершей вере в величие будущей Германии».

Есть и более серьёзные размышления по поводу будущего Германии, их находим в статье, только в двухтысячном году опубликованной, «Военно-экономические перспективы Германии», где он справедливо и не без внутренней сопереживательности полагает, что грабительский Версальский договор побуждает германский народ искать выход из навязанных ему условий, из трагически замкнутого пространства, из разграбленного дома с дверьми, извне захлопнутыми и закрытыми на ключ. Не может не искать, «иначе ему грозит политическая смерть, небытие. Ещё ужасней этой смерти то ярмо раба, которое выносит ныне страна. Отсюда естественно, что взор измученного народа вынужден обернуться за спасением к тому же страшному оружию, которое свалило когда-то страну в пучину, к войне. Итак, война как соломинка для утопающего, как последний отчаянный взмах руки, чтобы поймать улетающую искру жизни!»

К великой беде германского народа и мира, избран был далеко не самый перспективный, а именно грубо-нацистский вариант высвобождения из ярма, надетого либерально-олигархическими победившими странами. И Вторая мировая война по необъяснимым причинам жажды реванша у всех, ослепления ли, политической непроницательности, оголтело-зажигательного фюрерства оказалась трагически надломной для Германии и едва ли менее разорительной, чем для Советского Союза. (Здесь «почему?» — вопросы наивно-эмоциональные, поскольку ответы на них существуют — выстраиваются в длинный ряд, но назовём хотя бы эти… Почему «фюрер» и фашистская верхушка дали беспрепятственно уйти прижатому к морю под Дюнкерком английскому экспедиционному корпусу? Почему они, вдруг оставив полуразбитую, но несломленную Англию, устремились по дороге войны на два фронта, прекрасно зная, чем это закончилось в Первой мировой войне? Почему их так увлёк направленный на Советский Союз план, в суеверном смысле едва ли удачно названный, — «Барбаросса»? Дранг нах Остен, очередной крестовый поход на Восток? Но и впрямь выдающийся германский император из двенадцатого века Фридрих Барбаросса, удачно воевавший в Европе, нашёл свою гибель именно на Востоке, в Третьем крестовом походе, едва перебравшись через Геллеспонт; притом погиб самым нелепым образом: утонув в малоазийской реке. А русские-то реки пошире и поглубже. И пространства её такие, что в них могли бы утонуть миллионные ополчения крестоносцев, два века пытавшихся «освободить» и удержать Святую землю Палестины, Иерусалим, Гроб Господень. Не могли не «утонуть» в русских пространствах фашистские армии. И эхо Волги докатилось до Эльбы. И беда на Волге, Дону, Днепре возвратилась бедой для Одера, Шпрее, Эльбы…)

Циничные слова американского политика Гарри Трумэна уже цитировались. Есть и слова с другого берега, сказанные много позже после Второй мировой войны. Георгий Свиридов, русский композитор, создатель редкостной по красоте и силе чувства «Метели», пишет: «Я от сочувствия к немцам плачу от жалости к этому потрясающему народу, который столько принёс в мир прекрасного, столько принёс красоты, ума, гения. Как он бьётся в тенётах и продолжает биться, этот великий народ. Он потерял сейчас всё: искусство, литературу, оккупирован, измучен, распят. Сытая распятость».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.