1

1

В марте 1900 года Снесарев снова в Туркестанском военном округе, где ему предстоит пробыть ещё более четырёх с половиной лет.

Но ощущением Туркестана как близкого его сердцу края он проникся сразу же по приезде. Он знал о всей трагичности присоединения Туркестана к Российской империи. Горевал о гибели трёхтысячного отряда Бековича Черкасского в Хиве в 1717 году, неразумно, без подготовки посланного Петром Первым затеряться в среднеазиатских песках. И далее движение русских в этот край не было лёгким, кроме разве ночной успешной атаки на Ташкент малым отрядом. Он знал, как трудно шло почти двухвековое освоение Средней Азии, но одного он не мог знать: с какой преступной лёгкостью всё русское устроение вместе с русскими людьми будет брошено на жестокую прихоть судьбы, времени, местной враждебности во времена перестройки, в конце двадцатого века, как, оставляя всё нажитое, будут спешно уезжать мирные специалисты и какие ценности баз и складов оставят военные, бесславно покидая приграничные военные городки, которые в трудах простодушной манящей надежды возводили офицеры милютинских выпусков.

Он пишет отчёт о командировке в Индию. Вскоре ему поручают в Красноводске встречать английского военного агента подполковника Бересфорда. И он пишет: «…опять садись верхом на лошадь и катай по Памирам… на ангельских высотах». Но с подполковником сошлись на многом в размышлениях о том, что будет в неотдалённом будущем с Европой и как поглядят на неё Америка и Азия. С одной и другой стороны. Сошлись на том, что ничего хорошего в ближайшее столетие Европу не ждёт.

Снесареву и позже не раз придётся встречаться с английскими офицерами, одному из них — подполковнику Нипуру — он, шутя, выскажется в том духе, что англичане каждый поодиночке приветливые люди, откуда же тогда столь неприветлива английская политика? (В романе «Чевенгур», созданном гением Андрея Платонова, писателя-воронежца, снесаревского земляка, сельскому жителю именно из Старой Калитвы предстаёт «странный человек, как все коммунисты: как будто ничего человек, но действует против своего народа». Англичане-власти, не в пример русским партийцам-сотоварищам и последователям большевиков-интернационалистов, против своего народа не действовали, зато другие народы вполне, как и у большевиков, сходили у них за строительный материал.)

У Снесарева — обязанности старшего адъютанта Окружного штаба и обер-офицера для поручений при штабе. Местные власти сразу же увидели в Снесареве выдающегося офицера и с первых месяцев поручали ему участки ответственнейшие.

В июне старший адъютант участвует в полевой поездке офицеров Генерального штаба и состоит при генерале, что вызывает зависть у офицеров, дескать, «место архиерейское». Но перед тем «была такая уйма работы, что я чуть не издох, теперь буду отдыхать».

Какое там отдыхать! Массу времени забирают штабные дела. Ещё он редактор и составитель окружного периодического издания «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом». Ещё — ему обучать детишек, преподавать арифметику в Ташкентской подготовительной школе кадетского корпуса. Ещё — участвовать в работе обществ, а их в Ташкенте вместе с кружками подобралась добрая дюжина: Русское Географическое общество — его Ташкентское отделение, Общество востоковедения, Пушкинское, проводившее вечера русских классиков, литературные чтения, а также занимавшееся сбором книг для солдатских библиотек (уезжая в Петербург, Снесарев много книг передал туда), Музыкальное, Медицинское, Педагогическое, Благотворительное, археологический, певческий и иные кружки — никто из разновременно побывавших в Туркестане военных не миновал их: Н.Н. Юденич, Л.Г. Корнилов, В.Ф. Новицкий, К.Г. Маннергейм, М.Т. Пославский, A.M. Григоров, А.А. фон Таубе, Д.Н. Логофет… (Принятый в начале 1901 года в члены Географического общества, Снесарев спустя год прочитывает в обществе три доклада: «Великий Памирский путь в Средние века», «О природе Памира, религии и нравах его обитателей», «О Болоре».)

Страна под названием Болор занимала ум и воображение Снесарева. Когда-то, вплоть до Средних веков, эта страна с забытым названием нередко упоминалась во всякого рода источниках, более всего китайских, о ней рассказывал Марко Поло, в своём описании именуя её вслед за Памиром, но теперь никто с определённостью не мог ни обозначить её былого расположения, ни объяснить её названия. Там жили люди: любили, воевали, надеялись. И что осталось? Снесарев однажды попал в Самарканд на древнее кладбище, где на камнях когда-то проступали скорбные надписи, потерянные на ветрах времени. Скорбное поле камней, истертых, может быть, миллионами прикосновений. Под каждым камнем — прах, былая удачная или неудачная жизнь. Каждая жизнь — своеобразный Болор, то есть страна, то есть вселенная.

И Снесареву хотелось разглядеть следы былой жизни — если не отдельного человека, то хотя бы страны. И потому он посвятил немало времени поискам её, несколько раз в Ташкенте выступал с лекциями о стране Болор, упоминал на страницах своих книг. Уважительно говоря о Гумбольдте и того времени географах-философах, для которых Болор являл из себя почти мистическую загадку, некий ключ «к пониманию орографического строения Азии», он не поспешил разделить преобладающее мнение учёных — своих современников, рассматривавших Болор как миф; он был убеждён, что Болор был и есть некий разделительный пояс меж Восточным и Западным Памиром, рельефно неярко выраженный хребет, на разных склонах которого туземцы живут тысячелетиями и по-разному себя чувствуют; Снесарев если не изучил всесторонне, то прошёл этой древней и странной разделительной полосой и вполне мог почувствовать дыхание места — дыхание истины. О Болоре он подготовил статью для сытинской «Военной энциклопедии», хотя к той поре авторитетный словарь Брокгауза — Ефрона вообще отказывал Болору в каком бы то ни было существовании.

Бывал он и не раз выступал на заседаниях Туркестанского отдела Общества востоковедения, где помощником председателя подвизался Ф.М. Керенский, с которым он познакомился, правда, не коротко; попадался на глаза и его сын Александр, аффективно-подвижный, словно неуравновешенная девица, в скором будущем — одним из самых временных и подиумных, эстрадных временщиков огромной страны.

В начале июля понадобилось произвести рекогносцировочный приграничный летучий дозор, он выпал едва не в сто двадцать вёрст, причём половина из них — по китайской территории. Места пустынные, нелюдимые, казалось бы, ничто и никто не остановит русского офицера с двумя казаками. Но из-за скалы как из-под земли вырос китайский караул: офицер с двумя десятками подданных — киргизских солдат. В Снесарева почти в упор холодно вглядывался тёмный глазок карабина, китаец долго его держал, тщательно прицеливаясь, и за те секунды, которые показались бесконечными, Снесарев успел подумать о военачальнике-философе Сунь-Цзы, о великой Китайской стене, о том, что она не могла при монгольском нашествии спасти китайцев, да и вообще никто никого не может спасти, если на то нет высшего благоволения. Можно ли стать фаталистом за малые секунды? Во всяком случае, если у него позже появлялись фаталистические нотки, исток их здесь — на памирской каменистой земле, когда под прицельно наведённым стволом карабина он вполне почувствовал всеохватную беззащитность человеческой жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.