Глава 4. Страна летающих камней: «Аэропосталь» и американский героизм

Глава 4. Страна летающих камней: «Аэропосталь» и американский героизм

Буэнос-Айрес – Трелью – Рио-Гальегос – Лагуна-Диаманте – Ангел Кордильер – Консуэло – «экзотическая птичка»

С ОКТЯБРЯ 1929 ГОДА Сент-Экзюпери присоединился в Южной Америке к Жану Мермозу, прибывшему в Буэнос-Айрес годом ранее. Офис «Аэропосталь» находился в самом центре, на авеню Реконкиста. Он поселился между авеню Флорида и Сан-Мартин. У него было время открыть для себя город: квартал Ла-Бока, где кучковались итальянские иммигранты, потом Пласа-Лаваль, средоточие интеллектуальной силы, расположенное в пышной зелени деревьев, и так до Авенида де Майо, соединявшей Каса Росада[21], где заседало правительство, и здание Конгресса. Он не должен был чувствовать себя чужим в стране своих соотечественников – Исидора Дюкасса, известного под псевдонимом «граф де Лотреамон», Жюля Лафорга и Жюля Сюпервьеля. В богатом французскими достопримечательностями городе можно было не тосковать по дому. И это – не говоря о разработках архитекторов Малле и Дюрана, а также о многих памятниках и статуях Бурделля и Родена. Тем не менее, в отличие от его товарищей, он не вкусил прелести этого «города одиозного и без очарования», и он там изнемогал. Своей матери он писал: «Это выглядит как плохо испеченный пирог. Это огромный город из цемента».

* * *

Он ожил, лишь когда смог летать. При взлете, рано утром, облака низко стояли в Буэнос-Айресе, и море в Рио-де-ла-Плата было совершенно серое. Но день обычно бывал хорошим. Однако нередко море начинало покрываться барашками, и это было признаком того, что приближается шторм или циклон, который регулярно опустошал все на своем пути. По мере того как он удалялся от города, он заметил Анды, блестевшие вдали. Он покинул Рио-де-ла-Плата, направляясь к своей первой остановке – к Байя-Бланка. Он соперничал в небе с ястребами, коршунами и кондорами. Он шел со скоростью 200 км/ч над тучными пампасами. Внизу, под самолетом, паслись огромные стада овец, разбегавшихся в стороны, как вода под фортштевнем судна. Он не мог видеть дома с фасадами из окрашенных металлических листов, единственного, что было способно противостоять сильному ветру. Они стояли на равнине, в полном одиночестве. Когда он летел ночью, она казалась ему покрытой маяками, затерянными в открытом море. «Всю землю обволокла сеть манящих огней, – напишет он потом в «Ночном полете», – каждый дом, обратясь лицом к бескрайней ночи, зажигал свою звезду; так маяк посылает свой луч во тьму моря». Он не мог не вспоминать свой первый ночной полет. В своих размышлениях затем он думал о потребности в человеческом обществе. Потому что эти фермы, цеплявшиеся за долину или скалу, в борьбе с враждебной средой – это был урок для всего человечества. В «Планете людей» он писал: «Но среди этих живых звезд, сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд – сколько уснувших людей. Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в полях, – быть может, иные и отзовутся».

По мере того как он удалялся от Буэнос-Айреса, буковые леса, которые росли практически в уровень к земле, пригнутые ветром, уступили место ландшафту, покрытому папоротниками, и влажным зонам, где разрастались мхи. После Байя-Бланка он отправился к Трелью, своей следующей остановке. Если редкие признаки человеческого присутствия казались ему маяками, затерянными в море, то он сам, пилот «Аэропосталь», был пастухом. Он служил связью между людьми, он был тем, кто собирает стадо. Оживленный «верой строителей», как он определил это в «Ночном полете», он строил новую цивилизацию. Когда он оказался после наступления темноты в «тени миров», ему пришла в голову мысль: «Послание шло сквозь ночь, как сторожевой огонь, зажигаемый от вышки к вышке». Да, пилот оживлял мир. Он делал землю живой. И, как считал Сент-Экзюпери, рождалось новое сообщество.

В Трелью скалы округлых форм уходили прямо в черные воды. Растительность состояла лишь из пятен коротких трав и лесов, цеплявшихся за камни. Через несколько минут остановки он отправился к Комодоро-Ривадавия, что в заливе Сан-Хорхе, затем – к южной остановке на маршруте – к Рио-Гальегос. Там, в запустении южных земель, он почувствовал близость Огненной Земли. Цепь Анд там превратилась в хаотичную россыпь островов, заливов, проливов и полуостровов. Ледники сходили прямо в море. Все там играло, как в самом начале мира, под присмотром индейцев Ягана – племени, все еще жившего в хижинах и мало изменившегося с доисторических времен. Пахло дикой силой природы. В Рио-Гальегос он остановился на единственной станции, разбитой посреди грустного пейзажа, покрытого туманом. Сажая свой самолет, он не мог не думать о Мермозе. «Лате-25»[22] № 603, на котором он с Коллено пересек Кордильеры, теперь стоял на месте, в ангаре в конце взлетной полосы. Во время перелета у них случилась поломка. И Мермоз сумел выкрутиться лишь благодаря акробатическому взлету в сторону пропасти, пустив самолет по ледяному склону. Сент-Экзюпери думал о маршруте друга, о его мужестве, и он потом вернется к этому в «Планете людей». Он напишет: «Одолев пески, Мермоз вызвал на поединок горы, устремленные в небо вершины, на которых развеваются по ветру снежные покрывала; и предгрозовую мглу, что гасит все земные краски; и воздушные потоки, рвущиеся навстречу меж двух отвесных каменных стен с такой яростью, словно вступаешь в драку на ножах».

Занимаясь редактированием «Ночного полета», он размышлял о преодолении самого себя, о том, что такое мужество, что такое каждый день делать себя человеком. Результатом его размышлений в законченной работе будет Ривьер, литературное воплощение Дидье Дора. Именно по его правилам и благодаря им все люди на Линии получили толчок, чтобы стать больше и лучше. Когда он видел человека, он отличал в нем все, что было еще скрыто. Он думал: «В любой толпе есть люди, которые ничем из нее не выделяются. Но они вестники Чудесного и сами того не знают». И это – именно то, что он искал. У Сент-Экзюпери читаем: «Своей суровостью он хотел не поработить людей, а помочь им превзойти самих себя». Он заставлял их стать другими. Он давал им человеческую судьбу. Он создавал мужчин, способных «своими широкими плечами отодвинуть прочь Неведомое». Он толкал их к противостоянию «тени миров», чтобы они потом говорили, что ничего там не встретили, так как бояться нечего, кроме самих себя. Он заставлял их понять, что, что бы ни случилось, они могут рассчитывать только на собственные силы, в противном случае «они никогда не избавятся от страха перед ночью».

Сент-Экзюпери вспоминал об этом в первое время. Мужество никогда не оставляло его, что некоторые принимали за опрометчивость. Это особенно проявилось в ходе полета в Бразилию с механиком Суласом. В тот день, едва его тяжело загруженный «Лате-26» взлетел, он вдруг резко потерял высоту, а заклепки кабины вдруг стали вылетать одна за другой. Как самолет приземлился без поломок, это осталось загадкой для механика, равно как и для многих его коллег, которые, приземляясь таким образом, начинали верить в чудеса или благодарить первое божество, что приходило им на ум. Тем не менее, самолет оказался на земле. Пилот бросился искать в этой глухомани кузнеца, чтобы заменить выпавшие заклепки и отремонтировать левый лонжерон фюзеляжа. После ремонта аппарат мог наконец снова взлетать. Но Сулас с ужасом обнаружил, что фюзеляж разрывается все больше и больше по мере движения самолета. Да, они избежали худшего и успели сесть в Пачеко. Но механик не поверил своим ушам, когда пилот повернулся и спросил: «Это же работа, разве нет?»

Теперь он был уверен, что летел с сумасшедшим. Для Сент-Экзюпери же, беззаботного и спокойного, все это было лишь фактором RAS[23], как он отметил это вечером в бортовом журнале.

Если он сделал так, то это не потому, что был сумасшедшим, а потому, что в нем уже жил дух Линии. Поэтому он не боялся мира, ибо знал, как он отметит это в «Ночном полете», что «рок – как внешняя сила – не существует», а существует только «некий внутренний рок». Он знал, что достаточно того, чтобы человек шел вперед, и решения придут сами, что реальность каким-то таинственным образом преобразуется, уступая силе воли. И он скажет устами Ривьера, размышлениями которого наполнены страницы законченной им книги, что «в жизни нет готовых решений», что в жизни есть только «силы, которые движутся: их нужно создавать, и тогда придут решения». Он преподнесет нам урок, который действителен для каждого из нас, и он учит нас, что человек, который не боится, борется и идет вперед, может сделать все. Или почти все.

Гийоме также усвоил этот урок. 13 июня 1930 года он попытался совершить аварийную посадку рядом с Лагуна-Диаманте, но его самолет разбился. Он оказался узником Анд, в своеобразной воронке, один фланг которой составлял вулкан Маипу, возвышавшийся на 6900 метров. Местные жители, все без исключения, думали, что он не переживет ночь, что гора не возвращает людей, которых берет в плен, разве что потом, весной, когда тающий снег обычно выдает тех, кто оказался в ловушке. В течение пяти дней самолеты пилотов Деле, Мендосы и Сент-Экзюпери обшаривали Анды. Антуан за штурвалом своего «Потеза 25»[24] подвергал себя страшному риску. Он летал очень низко над острыми горными вершинами, влетал в горловины, где крылья его самолета могли в любой миг задеть каменные стены. Это был риск ради дружбы, и он был готов поставить свою жизнь на карту. Он узнал один из главных уроков «Маленького принца»: «Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Это был единственный источник его отваги. А в это время Гийоме боролся с Андами – без пистолета, без веревки, без еды. Он взбирался на вершины в 4500 метров или двигался вдоль вертикальных стен, у него кровоточили ноги и колени, температура доходила до –40 °C, но он все шел вперед с упорством муравья. Он это делал в первую очередь ради жены, чтобы его пенсию не задержали на четыре года, как это происходило в случае, если пилот пропал без вести. Поэтому он должен был погибнуть в месте, где его смогли бы увидеть. За пять дней он не видел ничего, кроме самого себя и камней. Наконец, на пятый день, он добрался до фермы, сотворив чудо. Крестьянка не поверила своим глазам, когда наткнулась на того, кого с тех пор стали называть «Кордильерским ангелом».

Когда Сент-Экзюпери подошел к его постели, его друг рассказал ему эту историю и дал урок возвращения из мертвых. И в «Планете людей» он уверяет нас: «Спасение в том, чтобы сделать первый шаг. Еще один шаг. С него-то все и начинается заново». Он отдает ему должное, и мы видим, как складывается образ человека, которого он защищает. Люди «Аэропосталь», и Гийоме в первую очередь, стали архетипическими фигурами. Автор пишет: «Его величие – в сознании ответственности. Он в ответе за самого себя, за почту, за товарищей, которые надеются на его возвращение. Их горе или радость у него в руках. Он в ответе за все новое, что создается там, внизу, у живых, он должен участвовать в созидании. Он в ответе за судьбы человечества – ведь они зависят и от его труда. Он из тех больших людей, что подобны большим оазисам, которые могут многое вместить и укрыть в своей тени. Быть человеком – это и значит чувствовать, что ты за все в ответе. Сгорать от стыда за нищету, хоть она как будто существует и не по твоей вине. Гордиться победой, которую одержали товарищи. И знать, что, укладывая камень, помогаешь строить мир». И это становится понятно, ибо все выходит за пределы частного случая Гийоме. Однако автор спрашивает себя, как мы это видим в «Ночном полете»: «Может быть, существует что-то иное, более прочное, и именно оно нуждается в спасении? Может быть, во имя этой стороны человеческой жизни и трудится Ривьер?» Сам он в любом случае старался изо всех сил, борясь с демагогами и лжепророками.

* * *

В Латинской Америке снова и снова он смотрел на землю. Он обнаружил, что она крошечная. Ему казалось, как он рассказывает в «Планете людей», что «все богатства мира остались на крохотной песчинке, затерявшейся меж созвездий». Он размышлял о судьбах тех, кто ее населяет. И ему казалось, что он добрался до с трудом различимой реальности. Он пишет в «Ночном полете»: «Он почти отрешился от всего, за что так цепко держатся люди; он только что узнал, как все это мелко. Он прожил несколько часов по ту сторону декораций». И это самолет позволил ему сделать такое открытие. Он познал опасности, которым подвергают себя люди. Он пишет: «Только теперь, с высоты прямолинейного полета, мы открываем истинную основу нашей земли, фундамент из скал, песка и соли, на котором, пробиваясь там и сям, словно мох среди развалин, зацветает жизнь». Ему казалось, что мир смеется над людьми, что это не плодородная земля, которую мы иногда себе рисуем. Что это сила порой более разрушительная, чем полезная. Среди «глубоких котловин», которыми вековые вулканы изрыли землю, он обнаруживает в «Ночном полете», что «их цивилизация – лишь хрупкая позолота: заговорит вулкан, нахлынет море, дохнет песчаная буря – и они сгинут без следа»[25]. Люди предстают перед ним как то, что сгинет без следа в море песка. Мир – это сад над пропастью.

То же самое движение, что открыло ему тайну человека, открыло ему и его благородство. Он понял относительность суждений, осознал, что та же сила, которая готова уничтожать, позволяет и создавать. Человек превращается в садовника, создателя оазиса. Он – строитель мира людей, по своей собственной воле, и в этом заключается его подвижничество. Его жизнь, как он пишет об этом в «Ночном полете», представляется ему как «вечная борьба садовника на своем газоне». «Тяжесть простой человеческой руки ввергает его обратно в землю, которая извечно вынашивает в себе дикий первозданный лес». К этому уроку о величии людей, о том, что одной их воли достаточно, чтобы построить мир, он вернется в «Цитадели». Мотив ветра вернется, смешанный с морем, бьющим в стены бастиона. Это море – оно питает или уничтожает, ибо «как отделить то, что уничтожает тебя, от того, что тебя созидает, если один и тот же ветер строит дюны и разрушает их, один и тот же поток выглаживает скалу и стирает ее в песок, одно и то же принуждение выковывает в тебе душу и лишает тебя души».

* * *

Но хоть Сент-Экзюпери и размышлял о воле и ответственности, сам он оставался человеком из плоти и крови. Ему не хватало женщины, которая могла бы унять то, что он называл своим «беспокойством». И именно в Латинской Америке, вопреки ожиданиям, он встретился с ней. Встреча состоялась 4 сентября 1930 года в центре «Лос Амигос дель Арте». Он, предпочитавший обычно высоких блондинок, не сводил глаз с крошечной брюнетки, дочери этой вулканической земли. У нее была темная матовая кожа, освещенная двумя большими черными глазами, излучавшими интеллект. Он ее сразу же приметил. «На планете Маленького принца всегда росли простые, скромные цветы – у них было мало лепестков, они занимали совсем мало места и никого не беспокоили. Они раскрывались поутру в траве и под вечер увядали. А этот пророс однажды из зерна, занесенного неведомо откуда, и Маленький принц не сводил глаз с крохотного ростка, не похожего на все остальные ростки и былинки». Это была Консуэло Сунцин, недавно овдовевшая жена гватемальского писателя и дипломата Энрике Гомеса Каррильо. Его друг Морис Метерлинк так описал ее в одном из своих произведений: «Вы – небольшой неумолимый вулкан на двух тонких ножках».

Чтобы ее завоевать, Сент-Экзюпери действовал в тот вечер словно под воздействием волшебного зелья. Когда она собралась уходить и надела пальто, он потянул ее за рукав, чтобы удержать. И он приложил при этом столько силы, что она упала в кресло. Посмотрев вверх и желая заглянуть в глаза тому, кто удержал ее, она услышала: «Пойдемте со мной, я покажу вам звезды».

Она все не могла встать, потому что рука этого человека прочно удерживала ее в кресле. Ответ не заставил себя долго ждать, и он не предвещал ничего хорошего относительно дальнейших событий: «Я не люблю летать. Я не люблю вещи, которые движутся слишком быстро. Не уверена, что мне понравится смотреть сверху на чьи-то макушки. И к тому же мне пора уходить».

Дело казалось бесперспективным. Но мужчина настаивал, и было бы неправильно полагать, зная его, что он мог бы так легко сдаться. Звезды, которые он хотел ей показать, были вполне реальны. Он хотел взять ее, равно как и писателя Бенжамена Кремье, который ее сопровождал, и пианиста-виртуоза Рикардо Виньеса, чтобы продемонстрировать им ночное небо Буэнос-Айреса. И его сила настойчивости наконец победила. И вот они поехали на аэродром. Консуэло села в кресло второго пилота, чтобы ничего не пропустить в этом представлении. И она не была разочарована. После серии акробатических трюков, жестковатых для начинающих, он попросил его поцеловать. Видя, что его подход не приносит результатов, он, как избалованный ребенок, занялся шантажом и угрозами их утопить. И если бы речь шла только об этом, он перешел к активным действиям. Будучи убеждена, что имеет дело с психом, она подчинилась. Самолет наконец выровнялся.

При спуске Рикардо Виньес пребывал в таком плохом состоянии, что отказался от своего представления, запланированного на следующий день. Консуэло была настолько слаба, что Сент-Экзюпери вынужден был нести ее к машине. Он решил привезти их в свою квартиру. А там он всю ночь усыплял Консуэло отрывками из своей книги, еще находившейся в стадии подготовки.

Вряд ли все это можно было назвать хорошим началом, но события вскоре приняли иной оборот. Когда Консуэло на следующий день встречалась с президентом Иполито Иригойеном, она стала свидетелем его падения. Он был свергнут в результате переворота генералом Хосе Феликсом Урибуру. Революция всегда убивает, сжигает, грабит, особенно близких к бывшему режиму, и она была его частью. Смельчак-пилот в эти смутные времена выступил в качестве ее защитника. Они сблизились, приручили друг друга. И поженились через шесть месяцев, 12 апреля 1931 года, в Аге, в двух шагах от Фрежюса и Сен-Рафаэля, прямо на Французской Ривьере, как только он ушел в отставку из «Аэропосталь» в знак солидарности с Дидье Дора, ставшим жертвой несправедливых нападок.

Так началась история страсти, полная разрывов и новых завоеваний. Он ее обманывал, и она его обманывала, но таинственная нить, казалось, объединяла их, а это означало, что они, по сути, никогда не бросали друг друга. «Маленький принц» рассказывает нам о такой любви. Как и у героя, в душе автора «вскоре пробудились сомнения. Пустые слова он принимал близко к сердцу и стал чувствовать себя очень несчастным». Он пришел к тому, что стал думать, как тот, кто представляет мир детей: «Напрасно я ее слушал […] Никогда не надо слушать, что говорят цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом». Итогом первого акта этого союза, напоминавшего театральную постановку, стали взаимные сомнения и разлука. Но из этого разочарования родилась еще более глубокая любовь. Сент-Экзюпери скажет устами Маленького принца: «Мой цветок напоил благоуханием всю мою планету, а я не умел ему радоваться». Он будет сожалеть о своих романах с Нелли де Вогюэ, потом с Сильвией Гамильтон. Второй акт – новое завоевание. У него раскроются глаза, и он скажет: «Она напоила меня благоуханием и зажгла. Я никогда не должен был от нее убегать!» Он понимал, что некая таинственная нить существует между ними, а это означает, что, как бы ему ни хотелось, они неразделимы. Это будет третий акт пьесы, нечто среднее между трагедией «Антигона» и водевилем, и они сыграют его вместе. Как Маленький принц в конце путешествия на землю, он признается: «Ты знаешь мой цветок. Я несу ответственность за него! Он такой слабый! Такой наивный. У него есть лишь четыре шипа, чтобы защищаться от мира». И они не расстанутся, поочередно будут сердиться или раздражаться, но все равно приносить друг другу необходимое равновесие.

Покинув Аргентину, Антуан де Сент-Экзюпери оказался в неопределенном положении. Он стал пилотом без работы. Конечно, «Ночной полет» принес автору признание, получил премию «Фемина», но этого было недостаточно. Равно как мало ему было и эрзаца приключений, что он отведал, вернувшись на Линию на маршрут Касабланка – Дакар или поработав тест-пилотом на гидросамолетах, соответственно в 1931 и 1933 годах. Ему не хватало приключений.

Начиная с 1934 года, когда «Эр Франс» отказала ему в приеме на место пилота, стало еще хуже. Он ограничивался рекламными задачами, вроде написания статей и съемок фильмов, которые он даже не осмеливался подписать своим именем.

В это время он беспомощно присутствовал при зарождении фашизма, остро ощущая свое бессилие перед надвигавшейся катастрофой. Германия в ближайшее время окажется в руках Адольфа Гитлера, а Италия – под контролем «дуче» (вождя) Муссолини. В марте 1933 года авторитарный режим утвердится в Австрии. В 1934 году, в эпоху создания монархистско-военного режима в Болгарии генералом Георгиевым, канцлер Дольфус[26] наложил запрет на деятельность всех политических партий, к радости одной-единственной партии. Это была эпоха неопределенности, она была полна опасностей, и Антуану де Сент-Экзюпери, как и всем его современникам, предстояло ее пережить.

«Люди больше не уважают друг друга. Бездушные судебные приставы, они расшвыривают мебель на все четыре стороны, едва ли осознавая, что они уничтожают целый мир…

[…]

Здесь расстреливают, как рубят деревья в лесу…

В Испании толпы находятся в движении, но личность, эта отдельная вселенная, напрасно взывает о помощи из глубины шахты».

Газета «Непримиримый» (19.08.1936)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.