Глава двенадцатая. От Желтой реки до подножия восточного Куэнлуня

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава двенадцатая. От Желтой реки до подножия восточного Куэнлуня

По льду через Желтую реку. Холмы Арбисо. Колодцы и наковальня Чингисхана. Увалы из песчаников. Бугристые пески и их население. Сыпучие пески. Миссия Боробалгасун. Сантан-Джимба. Миссия Сяочао. Переснаряжение каравана. Подъем на лёссовое плато, расчлененное на горы. Огромная мощность лёсса. Характер дороги по лёссу и по долинам рек. Террасы на лёссе. Миссия Саншилипу. Обширная равнина и новый тип пещерных жилищ. Последние переходы по лёссу. Два южных хребта. Происхождение лёсса.

Наконец морозы сковали поверхность Желтой реки, и мои рабочие, пройдя по льду через реку, убедились, что он выдержит верблюдов. Так как мягкие лапы последних скользят на ровной поверхности льда, не скрытой снегом, то для перехода каравана нужно было устроить дорожку – посыпать лед песком из береговых обрывов. Эта работа заняла еще день, и только 3 декабря ст. ст. мой отдохнувший в Сантохо караван покинул гостеприимную миссию. Нас было опять четверо: миссионеры дали в проводники двух китайцев из своей паствы, которые хорошо знали дорогу в Боробалгасун, миссию на южной окраине Ордоса, имеющую постоянные, хотя не частые, сношения с резиденцией епископа.

Миновав Желтую реку, ширина которой доходит здесь до 1200 м, ограниченную невысокими обрывами из слоистого лёсса – древних речных наносов, мы поднялись на террасу правого берега и вскоре вступили в плоские холмы, которыми оканчивается хребет Арбисо, идущий вдоль этого берега дальше на юг, где холмы переходят в более высокие горы. Холмы состоят из красных третичных песчаников и песчаных мергелей, местами содержащих многочисленные гнезда зернистого, листового и лучистого гипса в виде стяжений самых причудливых форм, выступающих благодаря своей большей твердости на крутых склонах оврагов, которые врезаны в холмы (см. рис. на стр. 169). Ради осмотра этих холмов мы ночевали, отойдя всего 10 км от миссии.

На следующий день путь продолжал идти по подобным же холмам. К удивлению, в колодцах на дне сухих долин, врезанных в эти холмы, состоящие местами из богатых гипсом пород, вода была пресная. Еще через день на западе, в стороне от дороги, показалась высшая часть хребта, в которой бросалась в глаза плоскоконическая гора Орантеши (Наковальня). По монгольскому преданию, это наковальня Чингисхана. В соседних с ней горах, по словам проводников, имеются богатые месторождения серебра, разработка которых запрещена монгольскими властями; во избежание тайного хищничества, вдоль подножия гор расставлены пикеты, т. е. попросту поселены в юртах монголы в качестве стражи.

Холмы, по которым шла дорога, состояли из красных, фиолетовых и зеленых песчаников, глин и меррелей, верхние слои которых были богаты твердыми стяжениями плоскосферической формы, расположенными порознь, попарно, по три и образовавшими на выветренной поверхности пластов оригинальные выпуклости. В такой же холмистой местности мы затем миновали котловину Олон-нохой, в которой монголы насчитывают 106 колодцев, будто бы выкопанных Чингисханом, войска которого стояли здесь во время какого-то похода. Вблизи дороги я насчитал только 20 колодцев, большей частью засыпанных песком; глубина их, судя по одному, содержавшему воду, около 10 м.

Мы пересекали еще несколько дней подобные же плоские холмы и широкие увалы, сложенные из таких же пород разных пестрых цветов и поросшие разными кустами и редкими травами. В общем местность, кроме северной части цепи Арбисо с очень унылой и бедной растительностью, не производила впечатления пустыни и была населена. Кое-где в стороне от дороги виднелись юрты монголов; в стороне, но вблизи дороги видны были монгольский монастырь и резиденция князя Оток, состоявшая из нескольких домов. Колодцы с водой попадались часто. Морозы не превышали нескольких градусов, топливо находилось везде, сильных ветров не было, так что, несмотря на декабрь, путешествие было неутомительно, тем более, что однообразное геологическое строение не вызывало усиленной работы. С половины пути в долинах, в зарослях кустов и чия, начали попадаться фазаны и зайцы, и по вечерам, пока ставили палатку и варили суп, я обходил окрестности стоянки с ружьем.

Но затем местность изменила свой характер: выходы коренных пород мало-помалу исчезли под песком, и мы вступили в широкий пояс сыпучих песков, занимающий южную половину Ордоса. На первых порах эти пески еще не представляли пустыни в виде барханов; это были пески бугристые – в виде плоских бугров, на склонах которых росли кусты и пучки травы, а в котловинах между буграми часто встречались целые заросли кустов и чия, дававшие приют фазанам и многочисленным зайцам. Кое-где видны были юрты. Вода в колодцах была на каждом ночлеге. Вблизи колодцев растительность была более скудная и часто попадались голые песчаные барханы – как доказательство деятельности человека, скот которого выедает и вытаптывает растительность и таким образом освобождает песок для работы ветра. Монголы также вырубают возле юрт кусты на топливо и для изгородей, в которых скот собирается на ночь.

Этот песчаный пояс мы пересекали четыре дня, но только на последнем переходе он сделался более оголенным и представлял уже преимущественно барханы. Мы видели здесь следы лисиц и волков; кроме зайцев и фазанов, нам изредка попадались антилопы, часто – песчаные куропатки, сороки, серые дрозды, песчаные крысы, а на южной окраине хохлатые жаворонки.

В этих песках, в обширной котловине, расположены развалины довольно большого города Боробалгасун и возле них – бельгийская миссия. Здесь я провел один день, собирая сведения о южном Ордосе. Среди монголов миссии я видел старика Сантан-Джимба, который сопровождал еще в 40-х годах Гюка и Габэ в их большом путешествии в Тибет, первом в XIX в., а затем в 1884–1886 гг. был проводником Г. Н. Потанина в его путешествии в Восточный Наньшань и на окраину Тибета. Старик был еще бодр, но идти в далекий поход со мной уже не решился. Вместо него миссионер дал мне в переводчики монгола Омолона, так как я намеревался при первой возможности отправить своего спутника Цоктоева на родину.

Из Боробалгасуна мы прошли в один день в миссию Сяочао через пояс песков, здесь уже сильно оголенных, с большим количеством барханов и скудной растительностью. Это обилие голых песков в южной части Ордоса вполне понятно, и деятельность человека тут уже не играет большой роли. Вспомним, что мы уже видели много голых песков в почти безлюдной Центральной Монголии вдоль северной окраины хр. Харанарин-Ула и еще больше между этим хребтом и Желтой рекой. Эти пески нанесены ветрами, дующими из Гоби на юго-восток, и скопились по обе стороны барьера, которым является указанный хребет, особенно во впадине долины Желтой реки. Затем в северной части Ордоса мы видели обширную площадь развития песчаников, дающих при выветривании песок, который подхватывается теми же ветрами и уносится дальше на юг, где он постепенно и накопился в южной полосе Ордоса, так как далее поднимается высокое лёссовое плато в виде нового барьера, задерживающего ветер. В этой южной полосе северная часть песков более или менее закреплена растительностью, но имеется еще достаточно голых площадок, с которых сильный ветер может уносить песок дальше на юг, где постоянный принос свежего материала с севера не позволяет растительности достаточно быстро развиваться. Вот почему самая южная часть Ордоса богата сыпучими, мало или совсем не заросшими песками. Оголенности этих песков, конечно, способствует и население этой окраины, китайское и монгольское, хотя и скудное.

В миссии Сяочао я провел опять шесть дней, так как нужно было переснаряжать караван. Мои верблюды после трехмесячного перехода из Сучжоу сильно устали. Впереди предстоял длинный путь по лёссовому плато и через хребет Цзиньлиншань в Южный Китай и обратно в Ланьчжоу – путь, мало подходящий для верблюдов из-за гористости. Более целесообразно было оставить верблюдов на отдых в Ордосе с тем, чтобы их весной прислали мне в Ланьчжоу с собранными в Центральной Монголии коллекциями и лишним багажом. Для путешествия на юг нужно было нанять вьючных лошадей и китайцев, с тем чтобы отпустить их в Ланьчжоу. Я нанял двух китайцев, имевших шесть вьючных лошадей, за поденную плату, а не на срок, чтобы они не имели расчета торопить меня и делать большие переезды в ущерб тщательности наблюдений. Верблюды были отправлены в миссию Боробалгасун на трехмесячный отдых.

24 декабря караван в новом составе направился на запад по знакомой уже дороге через городки Нинтяолян, Анбянь и Цзуандин на южной окраине Ордоса; 26-го из последнего города мы круто повернули на юг и поднялись на лёссовое плато, ограничивающее Ордос и достигающее 360 м над последним и 1620 м абсолютной высоты. Плато расчленено глубокими логами и оврагами, на склонах которых вскрыт только лёсс; в его обрывах местами видны китайские подземные жилища. Мы ночевали в подземном постоялом дворе; нам предоставили пещеру, у окна которой на кане расположился я с Цоктоевым, а в глубине ее – все наши лошади. Омолон и два китайца приютились в соседней пещере, где жила семья хозяина. После трехмесячной жизни в палатке в пещере показалось душно, а близко стоявшие лошади мешали спокойно спать.

На следующий день дорога поднялась на высшую часть плато, достигающую 1800 м, с которой можно было хорошо обозреть местность. Она представляла в сущности не плато или плоскогорье, которым казалась с равнины Ордоса, а настоящую горную страну, так как толща лёсса, достигающая не менее 300 м мощности и прежде составлявшая одно целое, расчленена многочисленными глубокими логами и долинами на плоско– и крутокуполообразные и плоскоконические, местами столовые, горы, склоны которых изборождены оврагами и исполосованы обрывами террас, словно ступенями исполинской лестницы. Все эти горы достигают примерно той же абсолютной высоты, что, в связи с их составом, доказывает их прежнее соединение в виде плоскогорья.

Дорога по этой расчлененной местности шла по верхним частям склонов и водоразделам между логами, переходя с одного на другой, обходя верховья оврагов, врезанных в склоны, и попеременно то опускаясь, то поднимаясь, нередко очень круто, или извиваясь над вертикальными обрывами. Часто попадались места, где прежняя дорога (т. е. вьючная тропа – колесных дорог здесь нет) была уже прорезана оврагом, в обход верховий которого проложена новая; или же с одной стороны зиял глубокий овраг, а с другой – провал, сообщающийся с этим оврагом под дорогой и угрожающий ей размывом в недалеком будущем. При виде этой дороги я понял, почему в Сяочао мне советовали заменить верблюдов лошадьми: для первых дорога по карнизу в лёссе местами была бы слишком узка, а частые подъемы и спуски – утомительны.

Местность была безлюдная, но довольно часто попадались развалины отдельных фанз и небольших селений, старые жилые пещеры и следы пашен. Вблизи развалин виднелись и деревья: ива, ильм, абрикос, росшие иногда на крутом склоне; вообще же местность безлесная, степная. Из животных были замечены только песчаные крысы, а вблизи развалин летали сороки.

К концу перехода дорога спустилась на дно глубокой долины, 500 м ниже перевала, к р. Лохэ, где мы ночевали в пещерном селении. Только нижние 4–5 м береговых обрывов представляли выходы коренных пород в виде пестрых песчаников – таких же, которые попадались на южной окраине Ордоса; поэтому можно думать, что толща лёсса достигает даже 500 м мощности.

Два дня мы шли вниз по долине р. Лохэ, которая мало-помалу расширялась, врезаясь глубже в пестрые песчаники, и в общем мало отличалась от ущелья, с более или менее отвесными обрывами этих песчаников в нижней части и крутыми склонами лёсса выше. Миновали развалины города Тапачен на террасе левого берега, внутри совершенно заросших стен которого видны были пашни, усеянные черепками глиняной и фарфоровой посуды; в стенках оврагов, врезанных в пашни, часто видны были те же черепки и человеческие кости. На вершине горы над городом виднелись развалины укрепления, а к югу от города – почерневшие остатки стен с зубцами, фанз и кумирен. Судя по состоянию развалин, этот город был разорен в давние времена. Многовековая история Китая насчитывает немало войн, при которых погибали многие города и селения.

Затем долина ушла в сторону, и дорога сделала два перевала через лёссовые горы между двумя притоками р. Лохэ, на которых мы опять поднимались до абсолютной высоты 1600 м и, наконец, с третьего перевала спустились в долину р. Дахэ, вниз по которой мы шли несколько дней. Она имела тот же характер, что и долина р. Лохэ, с обрывами песчаников внизу и лёссовыми косогорами выше: мощность лёсса здесь была примерно 200 м, т. е. уже значительно меньше, чем на севере. Местность, начиная с р. Лохэ, была уже населена, довольно часто попадались селения, особенно по р. Дахэ, и столь же часто развалины (между прочим двух небольших городов). Ночлеги большей частью были в пещерных жилищах.

В долине р. Дахэ находится большой уездный город Цзинань, но мы за целый переход до него свернули в горы правого склона и перевалили в долину другой реки Дахэ, где в сел. Саншилипу расположена бельгийская миссия. С перевала открылся великолепный вид на крутые склоны лёссовых гор и глубоко врезанные в них долины. Эти склоны были покрыты бесчисленными террасами, словно ступенями, сделанными человеком (см. рис. на стр 172); зрителю на высоте кажется, что он находится на верхней ступени исполинского амфитеатра, в котором могли бы разместиться сотни тысяч людей. Эти террасы отделены друг от друга небольшими обрывами различной высоты, имеют различную ширину и несколько покатую поверхность. Человек использовал свойство лёсса оседать на склонах отдельными массами по вертикальным трещинам и занял пашнями поверхность ступеней, уменьшив еще их наклоны и оградив небольшими валиками, задерживающими сток дождевой воды. Но лёсс легко размывается, в него быстро врезаются и углубляются овраги, и труд человека постоянно находится под угрозой.

В миссии Саншилипу я провел три дня, отдыхая от двухнедельного перехода и собирая сведения об этой малоизвестной части провинций Шэньси и Ганьсу, лежащей в стороне от больших дорог и впервые посещенной мною, о ее климате и сельском хозяйстве, которое является главным занятием населения. Оно иногда страдает от засухи, так как пашни на террасах не имеют искусственного орошения. На них сеют пшеницу, кукурузу, горох, гречиху и бобы, а на дне долин, где пашни орошают из речек, – просо и рис. Каменного угля по всей местности нет, и топят дровами, древесным углем, соломой и хворостом. Летние дожди обеспечивают большей частью два урожая. На пути из Ордоса нам опять пришлось видеть, как с севера надвигается без ветра густая пыль, окутывающая всю местность, и как потом начинается ветер. Нужно упомянуть, что зимой морозы слабые, воздух сухой, снегопад незначительный. В Центральной Монголии мы еще видели снег в виде несплошного и тонкого покрова преимущественно во впадинах и на подветренных склонах, но уже в долине Желтой реки, на всем пути по Ордосу и по лёссовому плато снега не было, хотя температура часто была ниже нуля и речки были покрыты льдом. Таким образом, ветер всюду вздымал пыль. На плато дороги по лёссу были совершенно сухие и пыльные, что облегчало проезд; летом во время дождей эти дороги были бы гораздо хуже.

В Саншилипу я рассчитал Цоктоева. За эти две недели я убедился, что Омолон вполне может заменить его. Цоктоев получил лошадь и отправился назад в Ордос с попутчиком из миссии, а два месяца спустя, как я узнал позднее, благополучно добрался через Монголию до Кяхты.

Оставив Саншилипу, мы вскоре свернули в боковую долину притока р. Дахэ и по ней поднялись на поверхность лёссового плато, которое здесь, на протяжении более 50 км по нашему пути, совершенно не расчленено глубокими долинами. Этот, почему-то уцелевший от размыва, большой участок плато представлял совершенную равнину абсолютной высотой около 1300 м (от 300 до 400 м над дном речных долин, ограничивающих его с севера и с юга), покрытую пашнями, кое-где небольшими рощами или отдельными деревьями и фанзами. Только изредка видны неглубокие овраги, очевидно верховья более значительных, остававшихся в стороне; и здесь в обрывах лёсса ютились пещерные жилища китайцев. Но так как таких мест было мало, а население достаточно густое, то мы увидели еще один тип пещерных жилищ, не замеченный нами нигде больше в Китае. Едешь по равнине и вдруг видишь, что несколько в стороне от дороги из какой-то кочки среди пашни вьется дымок. Подъезжаешь к нему, чтобы выяснить это странное явление, и что же оказывается?

В равнине вырыта квадратная или прямоугольная яма в несколько метров ширины и 5–6 м глубины, и в ее отвесных стенках видны жилища того же типа, как и в естественных обрывах лёсса: одни – жилые, другие – для животных и для хранения соломы, хлеба. Устья этих тоннелей закрыты кладкой из сырцового кирпича с окном и дверью или открыты. На дне ямы можно видеть кур, телегу, копну соломы, людей. Спуск в каждую жилую яму представляет круто наклонную выемку в лёссе, переходящую глубже в тоннель. Лёсс, добытый при рытье ямы и спуска в нее, не свален кучами, а рассеян по пашне, так что яма ничем не ограждена, и это жилье замечаешь только подъехав к нему близко. Возле ямы на пашне обыкновенно выглажена площадка для молотьбы хлеба, иногда сложены солома и удобрение. На следующем рисунке изображены несколько жилых пещер этого типа, но улучшенных: некоторые ограждены небольшой стенкой, участки каждого владельца окаймлены оградами и у некоторых имеются надземные постройки (стрелка указывает начало спуска в левую яму).

Среди этой равнины расположен довольно большой город Сифучен, в котором также имеются жилища в ямах. Воду на равнине достают из глубоких колодцев. На постоялом дворе, где мы ночевали, колодец имел около 36 м глубины. От этого города мы шли еще день по равнине, а затем началась уже местность, расчлененная несколькими глубокими долинами речек, в общем направленными с запада на восток, так что нам приходилось пересекать их, подниматься на промежуточные между ними участки плато и опять спускаться в долины. Последние были на 300–400 м ниже плато, имевшего ту же абсолютную высоту – около 1300 м. Такую местность мы пересекали в течение трех дней. Здесь преобладали пещерные селения обычного типа в обрывах лёсса на склонах долин и в оврагах; часто встречались и надземные.

Затем дорога поднялась на широкий и несколько более высокий (1350 м на перевале) хр. Лунфыншань, ограничивающий лёссовое плато с юга и представляющий другие формы рельефа, хотя он также покрыт лёссом, но не мощным и более древним. Склоны его расчленены поперечными долинами, формы гор более округленные. Мы пересекали его два дня и ночевали в пещерном селении южного склона. За ним следовал второй хр. Цзяньянлин – того же характера и такой же высоты, но гораздо более узкий. На обоих этих хребтах было уже мало террас, характерных для мощного лёсса. Последний переход шел по долине р. Сэхэ до г. Баоцзинсяня, расположенного в широкой долине р. Вэйхэ. Прибытием в этот город закончилось наше путешествие по лёссовому плато, занимающему южную половину большой излучины Желтой реки и принадлежащему северной части провинции Шэньси и восточной части провинции Ганьсу. Теперь предстояло пересечение горной системы Восточного Куэнлуня, называемого Цзиньлиншанем, отделяющей Северный Китай от Южного.

Прежде чем покинуть страну лёсса, с которой мы достаточно познакомились на пути через провинции Чжили, Шаньси, Шэньси и Ганьсу, нужно рассмотреть вопрос о происхождении этой почвы, характеризующей весь Северный Китай. Качества ее, уже описанные в главе пятой, и наблюдения над ее распределением и распространением в Северном Китае привели меня к выводу, что лёсс состоит из пыли, образовавшейся в пустынном сухом климате Центральной Азии при процессах выветривания горных пород, вынесенной оттуда ветрами и отложившейся в условиях более влажного климата в Северном Китае.

В Центральной Азии сухой климат, с его резкими колебаниями температуры, летней жарой, зимними морозами при скудости или отсутствии растительности, защищающей склоны возвышенностей, обусловливает быстрое выветривание, распадение горных пород на их составные части и образование мелких продуктов этого распада – песка и пыли. Такой же материал дают отложения крупных рек, теряющихся в пустыне, выносы временных потоков, вытекающих из многочисленных гор и холмов, а также почва широких долин, слабо защищенная растительностью от действия ветра, и плоские берега озер и озерков, периодически сокращающихся. Частые и сильные ветры, дующие в Центральной Азии и направленные, главным образом, от внутренней части к ее окраинам, выносят песок и пыль к последним.

Песок, как более крупный, тяжелый материал, передвигается медленнее и остается еще в пределах Центральной Азии в виде скоплений сыпучих песков, образующих, как мы видели, большие площади в Ордосе, вдоль Желтой реки, в Южной Алашани, на р. Эцзин-Гол и перед хр. Харанарин-Ула в Центральной Монголии, т. е. уже вблизи окраин Центральной Азии. Легкая пыль уносится дальше; она поднимается высоко в воздух и переносится целыми тучами; о надвигании пылевых туч впереди ветра мы упоминали не раз. Пыль поднимают с поверхности почвы и утесов не только ветры, но вихри. В жаркие дни можно видеть, как то здесь, то там внезапно образуется вихрь в виде спирально поднимающейся вверх струи воздуха, которая засасывает пыль, песчинки, кусочки высохшей травы и другого мусора и, быстро крутясь, несется по степи или пустыне и, наконец, рассеивается; часть поднятого вихрем материала падает назад, но мелкая пыль плавает в воздухе очень долго. Такие вихри можно видеть и у нас в летние дни, но в Центральной Азии они представляют обычное явление (о них писал уже Пржевальский и дал даже рисунок вихрей разной формы).

За пределами Центральной Азии климат меняется: здесь больше атмосферных осадков, ветры ослабевают, встречаясь с противоположными воздушными течениями и высокими горами, пыли в воздухе меньше. Здесь и растительность гуще – в виде травы и мелких кустов, сплошь покрывающих почву. Пыль садится на растения, а с них стряхивается ветром и смывается дождями на поверхность почвы, где она уже защищена от уноса. Это происходит из года в год целые столетия и тысячелетия, и пыль, накапливаясь, уплотняясь и скрепляясь корнями растений, превращается в лёссовую почву, в которую проникает дождевая вода и в которой происходят химические и механические процессы, создающие структуру лёсса. И так как климат Центральной Азии и Северного Китая существенно не менялся уже много тысячелетий, то не удивительно, что из этой пыли, образовавшей в течение года слой меньше миллиметра, в конце концов создались толщи в десятки и даже сотни (3–4) метров, которые скрыли совсем или смягчили неровности рельефа, существовавшего ранее в Северном Китае.

Так, мы видели, что между Калганом и Пекином, где тянется несколько горных хребтов, разделенных более или менее широкими долинами, лёсс покрывает дно последних и поднимается высоко на склоны, только смягчая рельеф. В провинции Шаньси, где местность представляла плоскогорье, более или менее расчлененное размывом, лёсс засыпал все долины и поверхность плоскогорья и почти скрыл рельеф. А на южной окраине Ордоса и в соседней части провинций Шэньси и Ганьсу из лёсса сложено уже целое плато, и толща его близ окраины пустыни Ордоса с его песками достигает, судя по рельефу, 400–500 м, но на юг, с удалением от источника пыли, постепенно уменьшается до 300, 200 и 100 м. Здесь лёсс создал новый рельеф – пылевой хребет – увал, под которым глубоко скрыт древний рельеф страны.

Но во всех этих областях бывают дожди, и накопление лёсса идет одновременно с его размывом; в толщи лёсса врезываются рытвины, овраги и долины, которые расчленяют лёсс и создают характерный рельеф лёссовой страны. Вот это количество осадков в течение тысячелетий могло существенно меняться, и в одни эпохи расчленение лёсса было сильнее, в другие – слабее или даже почти прекращалось.

Весьма характерно и доказательно, что вблизи границы области лёсса, т. е. вблизи области песков, состав лёсса более грубый, в нем много мелких песчинок, а на поверхности лёсса сыпучий песок даже образует скопления, как мы видели у окраины Ордоса. С удалением от этой границы вглубь области лёсса состав последнего становится все более и более тонким, пылевым.

Таким образом, лёсс Северного Китая является продуктом пустынь и полупустынь Центральной Азии, который в виде пыли выносится из них ветром, оседает и накопляется в степях, ограничивающих эти области с юга.

Но иной читатель, знающий, что лёсс, или желтозем, известен и на Украине, где слагает большие площади, например возле Днепропетровска и Киева, и считается плодородной почвой, может спросить: где же пустыня, из которой в виде пыли был вынесен этот лёсс? Ни к северу, ни к югу, ни к западу и ни к востоку от Украины пустынь нет.

На это можно ответить: теперь пустынь нет, но прежде они были. В начале современного периода жизни нашей Земли, называемого четвертичным, весь север Европейской части нашего Союза был покрыт огромным ледником, спускавшимся с высот Скандинавии и Кольского полуострова. Впереди этого ледника при его наступаниях и отступаниях создавалась широкая полоса пустыни, на которой вся растительность была уничтожена. Ледник сбрасывал здесь при таянии принесенные на льду камни, песок, ил; талые воды, вытекавшие из-под него, выносили песок и ил и покрывали ими значительные площади, обсыхавшие осенью, зимой и весной, когда таяние льда сильно сокращалось. Вот эти площади песка, ила, гальки, валунов, глины, составлявших так называемые морены и другие ледниковые отложения, представляли пустыню. Холодный ветер, возникавший над обширным пространством ледника, дул на юг и на этой пустыне впереди ледника поднимал мелкую пыль с морен и обсыхавших отложений талых вод, унося ее дальше на юг, на Украину, где в то время были сухие степи до берегов Черного моря. На этих степях пыль оседала и под защитой растительности накопляясь, превращаясь в лёсс, как в степях Северного Китая. Но лёсс Украины не достигает такой толщины, как в Китае, так как процесс его отложения кончился вместе с таянием, отступанием и исчезновением северного ледника. Лёсс Украины имеет мощность в два, три, четыре десятка метров, тогда как в Китае он достигает ста, а местами даже двухсот метров.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.