Третья серия. ОХОТА ЗА ШИФРАМИ. 1936 год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Третья серия. ОХОТА ЗА ШИФРАМИ. 1936 год

Зимний солнечный день. Белый лебедь стоит на льдине и чистит пух под крылом. Заснеженная набережная. За железной оградой свинцовая гладь воды, от которой идет пар. Льдина. На ней лебедь.

Перед оградой сбились в кучу маленькие дети, одетые в яркие пушистые вязаные костюмчики и колпачки. Они похожи на живые цветы, их веселый лепет — на щебетание птичек.

Хорошо одетый атлетического сложения человек с добродушной улыбкой выжидательно наблюдает с противоположного тротуара за детьми и их мамами. У него очень загорелое лицо с энергично загнутым орлиным носом и тяжелым подбородком, обращают на себя внимание светло-голубые задорные глаза и ровный ряд белых зубов. Еще характерная черта — от избытка силы и радостного ощущения жизни он часто потягивается и улыбается людям, небу — всему, что видит.

Пожилая женщина у ограды пытается повыше поднять малыша с булкой, чтобы он подальше бросил ее лебедю. Но у женщины не хватает сил.

«Это как раз мое место! Вперед!» — мысленно командует себе молодой человек, большими шагами переходит неширокую улицу, протискивается к решетке и поднимает малыша. Тот бросает булку, лебедь со льдины садится на воду и подплывает к решетке за плавающей в воде булкой. Мать довольна, хор детских голосов звучит громче.

— Благодарю вас, мсье, — говорит женщина.

— Не стоит, мадам!

— Вы, очевидно, очень любите детей?

— Очень. Да и как их не любить? Они украшают нашу жизнь!

— А любовь к детям украшает вас, мсье!

Молодой человек улыбается и кланяется.

— Благодарю, мадам!

Во время этого разговора пальцы его правой руки незаметно шарят по нижней поверхности ограды. Находят прикрепленную там записку, осторожно снимают и ловко скручивают в тоненькую трубочку.

— Всего наилучшего, мадам! Будь здоров, малыш!

— Прощайте, мсье!

Молодой человек энергичными шагами уходит за угол, дымя сигаретой.

Он перед витриной колбасного магазина. Делает вид, что рассматривает окорок и в то же время читает записку, потом чиркает зажигалкой и сжигает ее. Говорит себе:

— Что ж, в гриме, так в гриме. В самом деле, это безопаснее!

Небрежным жестом подзывает такси, бросает водителю:

— Отель «Бо-Риваж»!

И уезжает.

Фешенебельный высокогорный курорт. Сияющий зимний день. По заснеженной дороге медленно поднимаются два туриста. Пожилой господин с седой бородкой, в очках с золотой оправой одет в спортивный пиджак, светлый свитер, шарф, кепи и короткие брюки с напуском. На ногах горные ботинки, он тяжело опирается на палку и заметно прихрамывает. На плечо у него накинут плед. Это — Степан.

Другой — коренаст, молод и силен. На нем лыжный костюм, из-под которого видна пестрая рубаха с открытым воротом. На плече он несет лыжи и палки. Его волнистые очень светлые волосы придерживает трикотажная повязка. На глазах черные очки. На лице бросается в глаза колючая щетина рыжих усов, коротко подстриженных на английский манер. Это — Адриан.

Они идут медленно, негромко ведя разговор большой принципиальной важности. Старший обдумывает каждое слово, младший говорит с жаром и заглядывает собеседнику в глаза, чтобы увидеть его чувства и предугадать ответ. А между тем при каждом повороте дороги открывается новый грандиозный вид — ослепительно синее небо, сияющие белые горы, сине-зеленый ельник, серые скалы и пропасти, наполненные прозрачной голубизной. Иногда дорогу перебегают белки, мимо с громким пением проносятся мелкие серые пичужки с розовыми и желтыми грудками. Когда собеседники останавливаются, с деревьев к ним спешат белки. Им дают орешки, белки убегают, и собеседники идут дальше, продолжая прерванный разговор.

Степан говорит спокойно и веско:

— Нам следует встречаться как можно реже, а поэтому будем говорить короче, по-деловому и в открытую. Товарищ Адриан, расскажите мне о себе все, что можете.

— Охотно, товарищ Стефан. Я год ожидал этого разговора, но не знал, где и как найти такого человека, как вы. Итак, я — состоятельный человек, владею плантациями в Африке. Материально вполне независим. Имею связи в обществе и пока нахожусь вне подозрений: мой дед — известный колонизатор, реакционер и генерал. Я недавно получил университетский диплом.

Он помолчал, потом усмехнулся.

— Однажды, еще в Африке, меня поразила мысль, что моя жизнь уходит бессмысленно, как и у миллионов других молодых людей. К этой мысли меня привел не кто иной, как Адольф Гитлер своими призывами к жертвенному служению родине и народу. Я поверил ему и явился в Берлин. Но вскоре за ширмой обещаний и заклинаний разглядел ложь: обыкновенное прусское свинство, упакованное в новую обертку.

Адриан закурил.

— Возвращаться побитым мне не хотелось — это не в моем характере. Я принялся снова доискиваться правды и открыл ее в идеях социализма. А для меня принять идею — значит действовать, точнее, бороться за нее. Я стал борцом за освобождение немецкого народа от гитлеровской лжи, за освобождение Германии от варварства.

Закуривая трубочку, Степан спокойно спрашивает:

— А когда освободите, то вернетесь опять в Африку?

Адриан хохочет, потом с жаром говорит:

— Африка для меня потеряна. Очень жаль — я страстный охотник! Но в Африке мне делать нечего: ведь после свержения Гитлера и его режима надо будет строить новую Германию.

— Какую?

— Ну, такую, в которой ужасы гитлеризма уже никогда не повторились бы, и залогом тому — социализм. В нем — наше немецкое будущее.

— Вы коммунист?

— Нет, я и мои единомышленники всего лишь только честно мыслящие люди.

— Вы хотите соединить вашу группу с нашей?

— Тоже нет. Вы — интернационалисты, а мы — патриоты своей страны. И все. В нашей группе есть и священники.

— Что же это за группа? Чем вы занимаетесь?

— Мне удалось собрать четыре группы на идеологической платформе борьбы с фашизмом. Во главе каждой группы из пяти человек стоит старший, двух старших объединяет один главный руководитель, двух главных объединяю я. Почему я? Просто потому, что я богат и холост, не связан ни работой, ни семьей. Теперь о работе группы. Мы сначала занялись печатанием листовок для солдат и рабочих. Но через год поняли, что уголовного преступника словом не свалишь, его нужно бить по лбу. Против силы надо ставить силу. Так мы додумались до мысли найти вас, советских людей, и сомкнуться с вами в деле борьбы, но не теряя, однако, своего собственного демократического лица. Вы — союзники, и мы хотим вашу мощь использовать для своих целей.

— Как именно?

— Все мы — культурные люди с солидным положением в обществе. В наши руки течет все возрастающий поток информации: военной, политической, экономической. Эти сведения мы хотели бы передавать в Москву, потому что они быстро обесцениваются временем. Радисты у нас есть. Мы достанем и передатчики. Но нам нужны друзья в Москве, они получали бы нашу информацию и руководили бы нами. Дальше: нам нужны явочные пункты в Скандинавии, чтобы мы могли передавать вам документы в подлинниках, особенно компрометирующие гитлеровскую банду. Наша тактическая цель — подрывать гитлеровский тыл. Наша стратегическая цель — свержение гитлеризма и строительство будущей демократической Германии.

Они шагают молча.

Степан:

— Значит, у вас организация построена по образцу гитлеровской партии — с фюрерами разных рангов и оберфюрером на вершине?

— Нет, у нас республика, лучше сказать — братство. Мы не принимаем ни одного решения без общего обсуждения, я — лишь координатор. Без координации работа вообще невозможна, ведь люди знают только товарищей по пятерке.

— Я тоже так думаю, — заключает Степан.

Издали слышатся хохот и веселые крики, ближе и ближе, пока из-за поворота не показывается пара сытых коней, которых под уздцы ведет старый крестьянин с трубкой в зубах. Кони тащат перекладину с крюком посредине. К нему привязаны санки. К первым санкам — вторые, ко вторым — третьи, всего гуськом едут двадцать санок. На каждых санках по девушке и юноше в лыжных костюмах. На поворотах часть санок съезжает с пути, и ездоки под общее ликование летят в сугроб.

Отойдя в сторону, за елочки, Степан и Адриан пропускают мимо веселую кавалькаду. Степан:

— Вы понимаете, товарищ Адриан, что сейчас здесь я не могу дать вам ответ и не в моих силах отсюда устроить связь с Москвой и явки в Скандинавии. Я напишу о вас в Москву, и с помощью Центра попробуем вместе все организовать и вместе бить общего врага.

Адриан серьезно:

— Да, вместе. Вы отсюда, мы изнутри. Все наши люди живут по своим паспортам, в своей обычной среде. В Германии мы дома и ходим по немецкой земле тверже, чем вы, но для многих из нас этот путь, вероятно, не будет длинным! Нам некуда бежать, и мы это хорошо понимаем и ясно предвидим свою судьбу. Мы не ждем награды и ничего не жалеем.

Молчание. Адриан:

— Все живое на земле боится смерти, и только один человек в состоянии сознательно победить в себе этот страх. И торжественно, как клятву, утверждает: перешагнув через страх смерти, идейный человек становится бессмертным, и в этом его высшая и вечная награда! Смертных на земле миллиарды, и они уходят без следа, для них опасности и тяготы жизни — это проклятье. А для нас они — радость, гордость и торжество!

Вновь помолчав, он заканчивает свою мысль:

— Борьба — это пир бессмертных!

Степан серьезно и значительно:

— Да, пир. Но не потому, что мы готовы жертвовать собой. Храбрых людей немало и среди наших врагов. Ваше бессмертие, Адриан, в освобождении Германии, наше — в построении социализма на земле. Вы и мы останемся навечно в делах рук своих, потому что бессмертно само наше дело! Именно оно и ведет нас в бессмертие!

Они останавливаются. Молчат. И вдруг в волнении крепко пожимают друг другу руки.

Опять издали звучат хохот и крики. На этот раз за поворотом дороги загорает на солнце группа молодежи — все раздеты до трусов и бюстгальтеров и на лыжах легко скользят вниз по дороге с узлами одежды за спиной. Они проносятся мимо как стайки ярких птиц.

Степан, опершись на палку:

— К разреженному воздуху я не привык и быстро устаю. Сейчас мы пойдем назад. Уважаемый и дорогой Адриан, можете ли вы со своей стороны помочь нам? Например, в деле нахождения здесь людей, которые согласились бы за деньги работать для нас?

Адриан задумывается. Закуривает. Потом отвечает:

— Я выслеживаю тут двух наших подлецов — Бюлова и Кемпнера, оба из Министерства иностранных дел. К вам на работу они не пойдут. Но, наблюдая за ними, я установил их агентуру. На двух агентов укажу издали. Дальнейшее зависит от ваших людей.

— Согласен. Кто они?

Адриан:

— Первая — румынка, дама из высшего света Бухареста. Любовница начальника штаба, родственница министра иностранных дел Румынии. В Берлине на Линденштрассе находится отдел технической документации химического концерна «И.Г. Фарбениндустри». На самом деле это один из центров гитлеровской разведки на Восточную Европу, в том числе на Советский Союз.

— Я знаю этот центр, — кивает головой Степан.

— Флорика Бомбеску, так зовут эту даму, через Швейцарию передает туда сведения о политике румынского правительства и важнейшие документы министерства и Генштаба. Они с немцами заигрывают и стараются заранее обеспечить себе тепленькое местечко в случае их появления в Румынии. Флорика — женщина взбалмошная, капризная и психически, вероятно, не вполне нормальная. Она занимается разведкой из любви к сильным ощущениям и действует прежде, чем начинает думать. Опасное, но полезное создание, требующее к себе любви. С ней нужно связать человека, который ей бы понравился. Как, принимаете?

— Да. Подходящего человека мы найдем. Она может дать нам новые связи?

— Не знаю, товарищ Стефан. Вашему человеку я укажу ее издали, а знакомиться он должен будет сам.

— Кто у вас второй?

— Бывший офицер, из местной армии удален за неблаговидные махинации. Расписки в получении денег подписывает буквой «В», фамилию точно не знаю, она французская и звучит как Делярок, Делярю или Делярив. Имеет дом в одном из южных кантонов. Связан со здешним Генштабом и для него выполняет работу по слежке за дипломатическим корпусом и прочими авантюристами, толкающимися вокруг Лиги Наций. Знает здесь всех прохвостов. Нахал и жулик. Может быть опасным. Подходит?

— Его надо еще найти?

— Да, разумеется.

— Найдем. Рискнем на знакомство.

— Стоит ли?

— Если даст других агентов, то стоит. Давайте, Адриан, поворачивать вниз. На обратной дороге договоримся о технических мелочах. Обдумайте их сейчас же. Нельзя ничего упустить.

Они медленно и молча идут вниз. Вдруг Адриан, остановившись, поднимает голову и спрашивает.

— Товарищ Стефан! Дайте мне отеческий совет!

Степан вынимает трубочку из рта.

— От всего ума и сердца, уважаемый и дорогой друг!

— Скажите — оставаться ли мне вольной птицей или поступать на работу? Что полезнее?

— Надо поступать на работу. Когда вы свяжитесь с нашим Центром, он станет вашим советчиком.

— Ясно. Второй вопрос — куда? Деньги меня не интересуют. Связи у меня большие. Передо мной много путей!

— Путь один, Адриан! В совершенстве изучайте русский язык, проштудируйте массу книг по истории, политике, экономике и военному делу в России и Советском Союзе. Читайте всю текущую литературу о нас и затем поступайте в разведку.

— Что вы! Для чего?!

— Чтобы со временем стать главным специалистом по советским делам и признанным авторитетом в вопросах борьбы с коммунизмом. В идеале вашей целью будет задача взять в свои руки борьбу с коммунизмом в международном масштабе.

Адриан оторопело смотрит на Степана. Он не просто изумлен — он растерялся от неожиданности. И вдруг начинает хохотать, передохнет и хохочет снова — весело, радостно, торжествующе.

Степан, пыхтя трубочкой, говорит серьезно:

— Парадокс: стать во главе крестового похода против мира и свободы — это самое почетное место для антифашиста. Однако при условии, что он не трус, а борец и всегда готов пожертвовать жизнью во имя идеи. Дайте руку, Адриан Филдинг!

Адриан порывисто и крепко его обнимает.

Парк. Кусты. Ранняя весна — на веточках уже наливаются почки, хотя сквозь прозрачные деревья видно бледное, холодное небо с легкими тучками. Иштван, Сергей, Альдона и Ганс в легких светлых пальто сидят на скамейке. У Иштвана на коленях три пакета.

Иштван:

— Прибыла почта, товарищи. В начале февраля в Москве провел большую работу седьмой съезд Советов. «Правда» пишет: «Наша страна объята стремлением к миру», и еще: «Россия нэповская стала страной социалистической». Это радостные, волнующие и вдохновляющие слова! Народ, принесший столько жертв, наконец получит щедрую отдачу! И мы с вами тоже трудимся и поэтому тоже имеем право гордиться!

Слова Иштвана иллюстрируются хроникальными кадрами.

Он делает паузу.

— Тем временем наша страна ведет упорную борьбу за мир, она добивается заключения восточного пакта, — он делает паузу. — А на другой стороне баррикады фашисты готовятся к войне. В Германии 16 марта объявлена всеобщая воинская повинность. Гитлер вооружает 12 корпусов и 36 дивизий. Комментарии излишни, здесь все ясно. Возьмите по пакету, в них литература по этим вопросам. Сегодня днем проработайте текст. Вместе не собирайтесь! К вечеру все уничтожьте. Получите пакеты! Разбегаемся!

День. Номер в гостинице средней руки. Сидят Иштван и Сергей, нервно ходит с сигаретой в длинном мундштуке Лёвушка. Входят Ганс и Альдона. Ганс и Альдона:

— Привет, товарищи!

Иштван:

— Привет! Садитесь и рассказывайте!

Ганс:

— Для начала я взял итальянский кантон Тичино, а Аль-донка — французские горные кантоны. Побывали в союзах домовладельцев. Выяснили: под фамилией Делярив домовладельцев нет, вдова Мари Делярю держит пансион в собственном доме в Лезэне, а вот Делярю целых три: Жан имеет дом в Нионе, ему 67 лет, он коммерсант, Виктор владеет домом в Сионе, он капитан армии, ему 32 года.

— Это он! — восклицают взволнованно Иштван, Лёва и Сергей. — Быстро выловлен!

Альдона:

— И Валерия Делярю. Она замужем, имеет четырех детей. У нее дом в курортном городке Сент-Альберто.

Иштван тушит сигару и встает.

— Сергей! За дело! Пусть Ганс и Альдона едут заснять Жана и Виктора, а ты тем временем познакомься с Бомбочкой — она завтра приезжает в Цюрих, Адриан покажет ее тебе!

Ночь. Та же комната. Ганс, Альдона, Иштван и Лёва. Ганс:

— Вот мои снимки!

Иштван:

— Спасибо, Ганс! Но человек, которого мы ищем, уже заснят Альдоной. Дай-ка твои снимки, Апьдонушка. Он рассматривает снимки Альдоны.

— Что за чудеса… Это не он! Адриан описывал этого человека иначе!

Общее смущение.

Иштван:

— В чем дело?

Лёва:

— Я поеду в Сент-Альберто и выясню, что это за мадам Валерия!

Иштван:

— Не спеши. Натягивать струну не следует — может оборваться. Пошлем туда Вилема: у него вид добродушный, он найдет подход и к даме, и к ее детям!

Солнечная лужайка в горах. На заднем плане деревянные шале. Там проходят пестро одетые туристы. На переднем плане перед мольбертом сидит Вилем с палитрой и кистью в руках. Вокруг него теснятся дети.

— Не толкайся, Фрицли…

— Ты сама не толкайся, Аннели…

Вилем:

— Ладно, дети, не ссорьтесь. Места всем хватит!

Он откладывает кисть и палитру и закуривает. Вынимает несколько шоколадок.

— Вот вам, ребята! Давайте отдыхать вместе. Хорошо? Как твоя фамилия, Фрицли?

— Лоррен, майн герр.

— Прекрасно! Красивая у тебя фамилия. А твоя, маленькая Анна?

— Делярю, май герр.

— Делярю? Тоже хорошо! Ты, значит, маленькая француженка? Ты здесь живешь?

— Да, вон там, с папой и мамой.

— А как зовут маму?

— Фрау Валерия Делярю, майн герр!

— А папу?

— Жан Делярю, майн герр!

— И прекрасно. Возьми еще шоколадку. Какой у твоего папы красивый дом!

— А это мамин дом, майн герр! Мой папа купил его для мамы, майн герр!

— Все ясно, милая маленькая Анна!

Вилем берет в руки кисть и палитру и говорит детям:

— Ну вот, ребята, поговорили, отдохнули и задело. Я буду дописывать картину, а вы — доигрывайте свои игры! Захотите шоколадку — приходите опять!

Пожилая женщина с лотка продает фрукты. Вдали горы, шале, туристы.

Вилем:

— Яблоки мытые, майне фрау?

— Конечно, майн герр. А насчет пансиона спросите вот в том доме и у фрау Фридпендер. Раньше этим занималась и фрау Делярю, но с тех пор как герр Делярю вдруг ушел из армии и купил ей новый дом, она стала жить богаче и пансион уже не держит. Не возьмете ли апельсинов, герр художник?

— Ну, спасибо за советы! Да, хороши у вас фрукты. За апельсинами зайду завтра. До свидания!

— До свидания, майн герр! Спасибо за покупки!

Салон автомобиля. У руля Сергей, рядом сидит Лёвушка, сзади курит сигару Иштван.

Иштван:

— Итак, товарищи, наш новый агент не кто иной, как Жан Делярю, женатый на Валерии Делярю. Ей он купил дом. Почему ей, а не себе?

Сергей:

— Не понимаю.

Лёва:

— А я понимаю! Он — игрок. Он сам себя якобы называет свободным пиратом. Пиратом он стал, судя по словам торговки фруктами, после того как его выгнали из армии за какие-то неблаговидные поступки. Завтра могут посадить за новые махинации и описать имущество. Сейчас у него ничего нет, кроме штанов, а дом жены никто не имеет права трогать. Он заранее подготовился к худшему: если он и пират, то во всяком случае осторожный. У него четверо детей.

Иштван:

— Все понятно.

Сергей:

— Теперь мы его привели к тому же знаменателю, что и типографщика Роя в прошлом году! Надо энергично начинать разработку линии.

Иштван:

— Но не надо нажимать. Сколько ни жми, а сырое яйцо от этого не сварится, мсье Жан за деньги даст нам сведения: знакомых среди дипломатов у него много. Он нам сейчас важнее как источник знакомств, а шифры и другие документы нам продадут его же приятели. Нет, Сергей, начинать нажимать пока что рано. Выуживай у него новые знакомства, деньги будут, не скупись. Если ваша группа сама не справится с ними, то я их передам в мои другие группы или в резидентуру Казимира. Указания Центра — всемерно расширяться. И не будем сбиваться на прошлогодний принцип углубления одной линии.

Сменяющиеся документальные кадры: празднование Первого мая в Москве — звучит праздничная политическая речь, воодушевленный единой идеей могучий поток людей, смеющиеся лица, плакаты, цветы, музыка.

Салон автомобиля. У руля Иштван. Он тормозит и открывает дверцу.

— Входи, входи Лёвушка! Получены свежие информационные материалы для всех резидентов. Вот, читай! Я отъеду в спокойное место и остановлю машину.

— А в чем дело?

— Победа нашей мирной дипломатии: второго мая заключен договор о взаимной помощи с Францией, а шестнадцатого мая — с Чехословакией. Лаваль и Бенеш, как ты знаешь, были в Москве. Обрати внимание на комментарии, там много интересного. У гитлеровцев первого мая тоже был праздник, они спустили на воду шесть подводных лодок.

— Здорово! Выходит, каждый праздновал по-своему — одни за мир, другие — за войну!

— Точно. И нам здесь это следует знать и помнить!

Сергей и Вилем сидят среди цветов на высокогорном лугу, с которого открывается широкий вид на зеленое ущелье и синие горы, увенчанные снеговыми белыми шапками. Оба одеты как местные туристы, на глазах темные очки.

Сергей:

— Вилем, нам нужно найти человека, который бывает в Лиге Наций и рыщет среди аккредитованных здесь иностранцев. Где легче всего его встретить?

— Ответ ясен: если у него больше денег — то в Интернациональном баре, если меньше — то в пивной «Брассери Юниверсель».

— Правильно, дружище. Как легче всего там устроиться для длительного наблюдения за посетителями?

— Под видом художников-портретистов, за небольшие деньги набрасывающих зарисовки со всех желающих.

— Еще раз правильно, дорогой Вилем! Итак, за дело! Вот его приметы, читайте! Вы садитесь в «Брассери», а я — в баре. Будем ловить нашего незнакомца.

Вход, украшенный в современном стиле. Элегантный бар. Стены зала увешаны фотографиями и рисованными карандашом портретами с автографами известных политических деятелей — Бриана, Штреземана, Келлога, Чемберлена и других. Публика элегантная, все одеты по-весеннему. На высоких стульях перед стойкой молодежь пьет виски-соду через соломинку, в зале за маленькими столиками сидят пожилые люди, в углу расположился Сергей с доской, бумагой и набором карандашей. Рядом, отвернувшись, читает газету Адриан.

Угловой фронтон пивной. Цветной тент над тротуаром. Столики. Публика попроще пьет пиво из высоких стаканов. Кое-кто ест. Стены покрыты фотографиями и рисованными карандашом портретами. В углу устроился Вилем с доской, бумагой и набором карандашей.

Синий вечер, луна над озером. Где-то играет духовой оркестр. На набережной прогуливается масса людей в светлых платьях и костюмах. В тени кустов две фигуры.

Сергей:

— Ну как?

Вилем:

— Ничего подходящего.

— Деньги есть?

— Да. Все в порядке.

— Продолжаем наблюдение.

Несколько дней спустя. Интернациональный бар. Та же элегантная рублика. Невысокий крепко сложенный человек с красивым энергичным лицом развязно проходит к стойке. Он одет с иголочки, но в бесцеремонных манерах видно что-то гангстерское. Подойдя к бару садится, швыряет мятую кредитку, небрежно вынутую из кармана, и с угла губ бросает бармену:

— Двойное виски, Эмиль.

Из-за газеты Адриан наблюдает одним глазом и шепчет:

— Он!

Сергей укладывает свои рисовальные принадлежности и прячет их за спинку дивана. Подходит к стойке и садится рядом с вошедшим. Секунду колеблется, еще раз в упор разглядывает соседа, потом решается и, подражая ему, говорит:

— Двойное виски, Эмиль.

Вошедший поворачивается к Сергею и в упор рассматривает его. Сергей демонстративно вынимает большой золотой портсигар, открывает, берет сигарету и протягивает портсигар незнакомцу. Тот молча берет сигарету. Сергей щелкает зажигалкой.

— Что дальше? — цедит сквозь зубы пришедший.

— Дальше деловой разговор. Мы давно знакомы.

— Неужели? Не припомню. Кто нас познакомил?

Сергей наклоняется к его уху и с напряжением выдавливает из себя:

— Дипломатические документы.

Тот вздрагивает, не глядя на Сергея выпивает виски, сдвигает набекрень и на нос модную светлую шляпу.

— Я готов.

Он берет Сергея под руку, изо всех сил сжимая ее, и выводит его наружу так, как полицейский тащит в участок подобранного под забором бродягу.

Тротуар, залитый весенним солнцем. Подстриженные кусты. Каштаны в цвету.

Незнакомец, не выпуская сигареты изо рта, с угла губ роняет:

— Ну?

— Оставьте в покое мою руку. Я недурной боксер и из пистолета попадаю с десяти шагов в туз.

Незнакомец отступает, сует обе руки в карманы и, покачиваясь на каблуках, говорит сквозь сигаретный дым:

— Допустим, меня зовут Джонни.

— Допустим, меня зовут Джеки, — тем же тоном отвечает Сергей.

— Хэлло, Джонни.

— Хэлло, Джеки.

Пауза. Оба глазами ощупывают один другого.

— Слушайте, Джеки, вам чертовски повезло. Случайно у меня на руках хорошие материалы из Рима. Доклады советников дуче. Завтра вечером вы можете их взять на всю ночь. Вернете обратно послезавтра утром в восемь часов на веранде мороженщика в парке Ариана. Знаете место?

— Знаю.

— Деньги вперед. Там же. Тысячу долларов.

— Согласен. Никаких авансов, плачу у меня в номере после проверки товара.

— До.

— После.

— Собака же вы, Джеки!

— Как сказать, Джонни! Девушки меня любят!

— У них дурной вкус. Между прочим, вы не боитесь, что я вас засыплю?

— Нет, это вам невыгодно, да и опасно.

— Почему, милый Джеки?

— Потом вы на пороге вашего дома в Сент-Альберто получите в спину японскую пулю, милый Джонни.

Оба закуривают из скромного портсигара Джонни.

— У меня будут и шифрованные депеши. Как вы проверите подлинность шифра?

— Обычным путем: по дешифрованным телеграммам. У меня есть одна-две.

— В самом деле? Запасливый вы парень, Джеки. Ладно. Где и когда встречаемся?

— Около входа в парк Ариана. Завтра в восемь вечера. Чао, Джонни.

— Чао, Джеки.

Круто повернувшись, они не оглядываясь расходятся.

Комната аптекаря. Аптекарь и его жена носят из аптеки большие белые фарфоровые банки с лекарствами. Осторожно ссыпают из них лекарства на листы чистой бумаги, вынимают бумажные вставки-перегородки, а из-под них скрученные витком долларовые бумажки. Их уже целая груда. Иштван их разглаживает, а Лёвушка аккуратно считает, делает пачки и закладывает в матерчатый широкий пояс, одетый на грудь и спину Сергея, который стоит в майке с поднятыми руками. В одной держит чашечку и пьет из нее кофе. Нетерпеливо спрашивает:

— Скоро?

Лёва:

— Видишь же сам, что нет. Стой смирно. Не обчистит ли его Джонни у входа в парк?

Иштван:

— Вряд ли. Для этого надо убить Сергея, а на «мокрое» дело он не пойдет, да еще на видном месте. Он — не новичок, понимает, что кто-то будет прикрывать Сергея. Самый острый момент дела был в баре. Как ни похожи приметы, но рискошибки был велик. Сергей оплеухи не получил, вошедший и был Жаном Делярю. Он и не провокатор. От нас он получит тысячу долларов, а от полиции что? Шиш с маслом!

Лёвушка:

— Я предлагаю действовать осторожней. На тот случай, если Джонни способен на глупость. Пусть Сергей явится вдвоем с Куртом и, чтобы сразу все стало понятным, прямо скажет: «Это мой телохранитель»!

Иштван:

— Одобряю. Важнее обеспечить Сергею спокойную работу в номере гостиницы и посмотреть, не приведет ли Джонни кого-нибудь с собой. Я буду стоять у входа в гостиницу, пропущу вас и проверю, кто войдет после. Лёва и Ганс пройдут наверх. Ты, Сергей, после проверки вышли Джонни и с Гансом займись фотографированием. Утром документы сдашь Джонни под нашим прикрытием. Пусть Курт напустит на себя вид свирепого гангстера, скажи ему, что у него слишком добродушное лицо, да и голос ребячий. Посредник связи — матушка Луиза. Ну все.

Лева:

— Все. Дайте разгладить пояс, чтобы потом пиджак на спине не морщился. Ладно, все. Сергей, одевайся. Одерни пиджак. Так. В порядке. Пошли. Все-таки досадно, что мы не запаслись кипой итальянских шифровок…

Сергей:

— Кто же знал, что все пойдет так хорошо и быстро?

Иштван:

— Одной шифровки хватит для проверки. Сразу будет видно. Ну, пошли, пошли, Сергей, кончай с кофе!

Ранний вечер. Горное извилистое шоссе. Автомобиль бешено мчится, со свистом рассекая воздух, визжа на поворотах, вздымая брызги гравия и клубы пыли.

Поздний вечер. Три фигуры встречаются у входа в парк.

Сергей:

— Это мой телохранитель, Джонни!

Джонни:

— О’кэй, Джеки! У меня новость! Произошли изменения! В Сент-Альберто прибыл инкогнито граф Чано, зять Муссолини, с женой Мафальдой. Я получаю документы от них. Дайте пятьсот долларов, и я познакомлю вас с Чано: будет богатейший источник. Идет?

— Где они?

— Я же сказал: в Сент-Альберто, остановились в отеле «Руайял». Через два с половиной часа мы там. Там же произведете фотографирование. Пленки у меня хватит, об этом не думайте, аппарат хороший. Будет удобно и быстро работать. Если денег у вас при себе нет, я подожду час или два — дружба навек, Джеки! Займите у своих! По рукам? Одну тысячу долларов за документы и 500 за знакомство? А?

Широким движением Джонни протягивает руку. Сергей колеблется.

— Не сомневайтесь, Джеки, дело верное: две случайности в один вечер, такое нечасто бывает! Не упускайте случая! Ну, давайте лапу!

Сергей колеблется.

— Эх, вы, трусишка! А еще пулей в спину мне угрожали! Мафальда Муссолини — дочь великого дуче, дама высшего римского круга, вам при ней ничто не грозит. А уж второго такого совпадения не будет! Так по рукам, что ли? Вон там моя машина! Гоп — и полетели в Сент-Альберто!

Сергей решительно:

— Не пойдет, Джонни. Когда ловят щуку, то не насаживают на крючок приманку на кита! Хотите работать без шуток?

— Мне нужны деньги! До зарезу, Джеки!

— Тем лучше. Это заставит вас работать. Мне нужны хорошие знакомства. Дайте пару надежных людей, и деньги будут.

— Сколько?

— Смотря по людям.

— Товар будет первого сорта. Ну едем в гостиницу проверять товар?

— Двинемся пешком. Мой человек пойдет за вашей спиной, Джонни. И не будем баловаться, слышите?

Вестибюль большой гостиницы. Взад и вперед ходят люди. Много сидят в креслах. Между ними Иштван и Лёва. По лестнице спускается Сергей, покупает у девушки пачку сигарет и дает товарищам утвердительный знак.

Вечер. Салон гостиницы. Сергей и Джонни. Сергей, выходя из туалетной комнаты, застегивает рубаху и завязывает галстук:

— Все в порядке, Джонни. Вот тысяча долларов.

Джонни вскакивает, берет в руки пачки денег и погружает в них нос.

— Что случилось? — недоуменно спрашивает Сергей.

— Настоящие?!

— Конечно. Японцы — не жулики.

— Значит, дураки. С их техникой можно начать печатать такие доллары, что и не отличишь от настоящих! Эх, Джеки, подайте эту мысль своим хозяевам, а?! Год — и мы все миллионеры! Я согласен работать с половины! Идет?

Он в восторге, сияет, на лбу у него блестит пот.

— Нет, не пойдет. Японцы — патриоты. Я — честный наемник. В деньгах мы не нуждаемся!

Джонни тускнеет. Он разочарован. Пожимает плечами. Опять сует нос в кипу денег и говорит:

— Какой-то идиот сказал, что деньги не пахнут, и с этой глупостью вошел в историю! Как не пахнут? Пахнут! Пахнут лучше любых цветов!!

Сергей закуривает, улыбается и качает головой.

— А как насчет знакомств?

— Отсчитайте пятьсот долларов, и я вам дам два.

— Графа Чано и Мафальду Муссолини?

— Не смейтесь, Джеки. Я говорил всерьез, мне нужны Деньги. Верьте моему слову.

Он крестится.

— Я — католик, Джеки. Моему кресту можно верить!

— Увидим, Джонни. Итак, я слушаю!

Джонни:

— Номер один: человек, связанный со всеми разведками и контрразведками в Европе. У всех покупает и всем продает. У него материалы текут, как вода из водопровода, открыл кран — и подставляй хоть стакан, хоть ведро. Не человек, а колесо счастья! Идет?

— Идет.

— Второй: отставной русский генерал, готовит резидентов для работы в России. За каждого по двести пятьдесят долларов, Джеки!

— Хорошо, но после их согласия работать. Кто они?

— Назову без опаски, Джеки. Без моей рекомендации они с вами разговаривать не будут: оба — старые, стреляные воробьи. Не пытайтесь обойти меня!

Интернациональный бар. Раннее утро. Бар еще закрыт, две девушки в форме готовят столики для посетителей. У стойки Сергей и Джонни, они пьют кофе с бриошами.

Джонни шепчет бармену Эмилю:

— Это тот самый парень, о котором я тебе говорил. Эмиль, зови его Джеки. Из солидной фирмы. За него ручаюсь. Полное и бледное лицо Эмиля непроницаемо.

— Очень приятно, мсье Джеки, — вежливо говорит он с легким поклоном.

Сергей наклоняется и отвечает вполголоса:

— Нам обоим будет приятно работать вместе, мсье Эмиль.

Эмиль наклоняется через стойку к лицу Сергея.

— Я уже в контакте с японцами, мсье, — он испытывающе и вызывающе глядит в глаза Сергею.

— Возможно, — небрежно кивает головой Сергей. — Меня интересуют не ваши контакты, а материалы. Я плачу не японскими йенами, а американскими долларами.

— Сколько вы ассигнуете денег на меня, мсье? Я подберу соответствующий материал.

— Я заранее не ассигную никаких сумм. Покажите образец материалов, потом будет видно.

Эмиль вынимает из бокового кармана жилета небольшой документ.

— Это фотография личной записки мсье фон Риббентропа итальянскому министру иностранных дел мсье Чано. Обратите внимание на оценку позиции Англии, мсье. В настоящий момент это важно — мы, вероятно, накануне европейской войны, мсье.

Сергей не спеша читает, затем спокойно возвращает документ Эмилю.

— В чем гарантия, что этот документ — не фальсификация?

Эмиль делает легкий поклон.

— В том, что вы покупаете его у такой солидной фирмы, как моя, мсье. Она не менее солидна, чем ваша. Я не смог бы долго удержаться здесь, если бы работал с фальшивками.

Мсье Эмиль обратился к Джонни:

— Я вас прошу немного рассказать вашему приятелю обо мне. Итак, мсье, бар открывается, и я попрошу вас пересесть за столик вот в том углу.

Угловой столик в Интернациональном баре. Джонни и Сергей продолжают завтрак.

— С согласия Эмиля я сообщу вам следующее: он — не француз, а итальянец Эмилио Спада. Он сицилиец и член тамошней мафии. Здесь он управляет негласной организацией официантов, горничных, чистильщиков сапог в отелях и прочей мелюзги, обслуживающей иностранцев в больших гостиницах. Ни одно их движение не остается без наблюдения, и каждый их шаг контролируется.

— И что это дает?

— Дает возможность спокойно рыться в чемоданах, портфелях и бумажниках без боязни быть застигнутым врасплох. Дело поставлено у Эмиля хорошо, и вы, Джеки, узнаете, какие ротозеи все эти хваленые дипломаты и официальные разведчики: то тут забудут порвать документы, то там порвут их так небрежно, что обрывки легко склеить, то пошлют мальчика с секретным поручением бросить весьма доверительное письмо где-нибудь в отдаленной части города. До ящика такое письмо обязательно побывает в руках Эмиля. Здесь все пьют, Джеки, а алкоголь — плохой сторож секретов, и к мсье Эмилю стекается большое количество сведений. Каждое из них — обрывок, а все вместе они — картина.

Оба завтракают, потом курят.

— На счет фальсификации надо сказать прямо: ее не может быть. На фальшивках далеко не уедешь, и Эмиля его сицилийские боссы быстро уберут, если он когда-нибудь осмелится мошенничать. Мсье Эмиль нужен всем разведкам вокруг Лиги Наций и нужен только как солидная фирма!

Дверь. Медная табличка с надписью: «Высшая школа русского языка».

К двери в темном костюме и в темных очках подходит и звонит Сергей. Дверь приоткрывается, кто-то сквозь узкую щель под цепочкой долго рассматривает Сергея, наконец, дребезжащий старушечий голос спрашивает по-русски:

— Кто там? Вы к кому?

Сергей отвечает по-русски с заметным акцентом, медленно подбирая слова:

— К генералу Иноходцеву, мадам.

— Не вы ли мистер Джеки?

— Да, мадам.

— Входите. Генерал вас ждет.

Сергей входит.

Сергей с весьма суровым видом сидит в кресле напротив маленького сухонького старичка с седыми усами, кончики которых закручены вверх. Старичок в штатском, но в осанке и в движениях хорошо проглядывается давнишняя военная выправка.

Иноходцев говорит вежливо и несколько угодливо: он едва скрывает улыбку радости, что заполучил такого перспективного клиента.

— Вот пепельница, мистер Джеки. Курите, пожалуйста, не стесняйтесь. Я весьма рад нашему знакомству.

Сергей делает легкий поклон.

— Мистер Джеки, я несколько разочарован, увидев перед собой европейца. Я думал, что ко мне явится японский офицер в штатском. Это упростило бы переговоры. Не скрою, мне давно хотелось установить контакт с японской разведкой. Очень хотелось. Наш общий друг, которого я ценю за связи с швейцарским Генштабом, поручился за вас.

Пауза. Вдруг Иноходцев хитровато улыбается.

— В том, что на первый раз появились вы, а не японский офицер, я вижу обычную восточную осторожность. Передайте вашим начальникам, что я это высоко ценю.

Генерал сидя делает легкий поклон. Потом продолжает солидно, с достоинством:

— Я являюсь владельцем «Высшей школы русского языка». Моей задачей, как руководителя и преподавателя, является не только передать моим курсантам знание русского разговорного языка, но и обучить их манере держаться в различных слоях советского общества: партийцев, хозяйственников, военных, интеллигентов, рабочих, комсомольцев. Курс обучения длится у меня не меньше года. За это время при самом интенсивном методе невозможно добиться, чтобы иностранец научился говорить без акцента и смог бы в Советском Союзе выдавать себя за русского. Несколько лет тому назад школа была центром обучения офицеров Добровольческой армии генералов Деникина, Врангеля и других для переброски их в Совдепию: ведь важно не только знать язык, но и усвоить манеры держаться в обществе. Теперь среди белой эмиграции боевой пыл несколько остыл — это прискорбное действие времени, мистер Джеки!

Сухой кивок Сергея.

— Но на помощь мне и иностранным курсантам приходит многонациональный состав населения этой страны. Курсант со светлой окраской волос, глаз и кожи станет жить и работать в Ленинграде, северных областях или в Москве, и я подгоняю его акцент под манеру говорить и акцент под уроженцев наших остзейских губерний: Эстляндской, Курлянс-кой, Лифляндской, Виленской, Ковенской и других. В определенных случаях они могут говорить как уроженцы Царства Польского. Вторая группа — это смуглокожие брюнеты, которых я готовлю так, что их русский язык не отличается от акцента жителей Закавказья. Третья группа, к которой принадлежали бы и курсанты-японцы, после окончания моих курсов может говорить так, как в России изъясняются среднеазиатские инородцы с монгольским типом лица. Их теперь большевики называют казахами. У них национальный характер сказывается не только в акценте, но и в жестах, привычках, манере говорить и прочих особенностях быта. Японец, выдающий себя за жителя Средней Азии, должен был бы учиться у меня дольше и больше, чем, скажем, швед, который потом будет выдавать себя за финна или латыша: азиатские манеры трудны для имитации.

Генерал с приятной улыбкой склонил голову на бок и покрутил усы. Сергей с неподвижным лицом молча смотрел на него в упор, совершенно не шевелясь. Вдруг спросил:

— Откуда вы можете знать столько акцентов, господин генерал?

— Из личного опыта. Я служил в Остзейском крае и в Туркестане. Моя жена — уроженка Риги.

Пауза. Генерал продолжает:

— Люди разных национальностей теперь в России одеваются более или менее одинаково. Мой бывший курсант, попав в Советский Союз, всегда должен носить что-то такое, что сигнализировало бы собеседнику его национальности — скажем, тюбетейку на голове или ременной поясок, если он японец и хочет, чтобы в нем сразу узнали уроженца Верного или других туркестанских городов.

— Господин генерал, как по-вашему, для чего едут ваши курсанты в Россию?

Иноходцев усмехнулся в усы и хитро прищурился:

— Это меня не интересует, мистер Джеки. Курс обучения у меня стоит недешево, я работаю добросовестно и со знанием дела, но курсант, покинув школу, может быть уверен, что я его забыл и в дальнейшем им и его работой не интересуюсь.

— Это похвально, господин генерал. Японцы не любят любопытства.

— Знаю, мистер Джеки. Японцев уважаю и ценю. Надеюсь заслужить их доверие.

Иноходцев встал и сделал широкий жест рукой.

— Пожалуйста, господин Джеки, осмотрите учебные пособия. Проходите сюда. В этой комнате помещается моя костюмерная.

Они в комнате, через которую протянута проволока, на ней висят плечики с небогатой одеждой разных типов и на разный рост и легкая материя для закручивания на голове тюрбана. Все вещи покрыты пылью и производят впечатление затхлой театральной костюмерной.

Иноходцев:

— Придя на урок начиная с первого, курсант обязан одеться в соответствующую одежду, чтобы привыкнуть к ней и потом более похоже копировать жесты, походку и специальную манеру вести себя — скажем, пить чай.

— Эта одежда сделана здесь?

— Что вы, мистер Джеки, как можно! Эта одежда — гордость моей школы, она показывает точность и добросовестность моего метода.

Иноходцев снимает с плечиков несколько пиджаков. Поднимается облачко пыли. Генерал показывает Сергею фирменные ярлыки на подкладке.

— Смотрите, мистер Джеки, — «Ленодежда», «Москва-швей» и прочее. Я не экономлю, моя агентура скупает эти вещи у матросов советских судов, а иногда, в части, касающейся азиатских предметов, закупает их на месте в советских среднеазиатских городах через иностранных специалистов, работающих в России. Стоит это много денег, но все же окупается.

Иноходцев ведет Сергея в другую комнату.

— Это классная комната. Здесь уже переодетые курсанты изучают русский язык. Взгляните, мистер Джеки, все учебники советские, видите место издания? Москва, Ленинград, Ташкент…

— Что означают эти увеличительные стекла на столах?

— Каждый день один час посвящается рассматриванию в лупу советских фотографий, вырезанных из газет и журналов, партийных или специальных. Я особенно люблю массовые сцены, где люди держатся обычно более естественно.

Генерал взял со стола две книги.

— Взгляните — вот фотографии первомайской демонстрации в Алма-Ате. А это — киргизские учителя на прогулке с детьми. Курсанты, рассматривая эти фотографии, рано или поздно подметят те особенности костюма, выражения лица и жесты, которые им придется позднее копировать.

— Умная постановка дела, господин генерал!

Иноходцев усмехнулся.

— А кое-какие руководства мне пришлось написать самому.

— Какие именно, господин генерал?

— Учебники ругательств. По-русски последние называются матом. Вот видите эти толстые тетради? В каждой из них свыше тысячи, заметьте, тысячи, ужасных ругательств.

— На всех языках?

— О, нет. Великий русский язык велик и в наборе ругательств. В России люди говорят на разных языках, но ругаются по-русски! Я усаживаю курсантов друг против друга, и они ровно час каждый день обкладывают друг друга, пока не приобретают ловкость, богатство фантазии и верность интонации голоса!

— Гм… Да, у вас дело поставлено научно, господин генерал. Ну а результаты?

Старичок развел руками.

— Перед отправкой в Россию все мои курсанты проверяются специалистами у себя на родине. Отзывы самые лестные: моя подготовка выше похвал! Затем подготовленные люди едут в Россию!

— Там их ловят?

Генерал перекрестился.

— Но не всех. Извольте взглянуть сюда. Я показываю этот журнал только вам и специально для пересказа нашего разговора японцам, жест исключительного доверия. Надеюсь, и ваша сторона ответит тем же!

Иноходцев в третьей комнате подошел к платяному шкафу и вынул из-под белья тонкую журнальную тетрадь, похожую на складской реестр.

— Я работаю не один год, и в Россию отправлена не одна сотня моих учеников. Я получаю извещения о случаях, когда мои курсанты проваливаются: мне это помогает выяснить причину провала и совершенствовать подготовку. Путем вычитания фамилий провалившихся из списка отправленных в Россию я вывел список уцелевших.

На мгновение генерал открыл журнал и сейчас же захлопнул его.

— Да-с, — Иноходцев гордо закинул голову и похлопал рукой по обложке, — вот эти люди уцелели и работают сейчас в России: они создали там свои организации и руководят ими. Этот посев — мой дар будущей Российской империи!

Пауза. Иноземцев стоит в гордой позе, Сергей спокойно смотрит на него и говорит равнодушно:

— Чем же объяснить высокий процент отсева?

— Помощью населения советским чекистам. Моих учеников раскрывают не чекисты, а простые люди.

— Значит, ваша подготовка все же недостаточная?

— Она совершенна, мистер Джеки, но не совершенны советские люди! А их я смогу переделать только тогда, когда снова стану генерал-губернатором Лифляндии или Туркестана.

— Пожалуй, вы правы! Еще вопрос: а не подозреваете ли вы, что большевики уже открыли вашу школу?

Генерал фыркнул и лихо закрутил усы.

— Мистер Джеки, я чую, слышите, носом чую большевика! Фотографию товарища из Совдепии носом найду и отличу среди тысяч фотографий порядочных людей! Да, да, это не выдумка! А уж живого большевика не учуять — нет, мистер Джеки, не оскорбляйте меня таким подозрением, я специалист по советским делам, да-с, и хороший специалист!

И старичок колесом выпер запавшую грудь и щелкнул каблуками.

— Не волнуйтесь, господин генерал, и не обижайтесь. Японцам такой вопрос показался бы естественным. Итак, я вижу, что наша беседа подходит к естественному концу. Мне остается только выслушать ваше деловое предложение.

Генерал сделал учтивый жест рукой, провел гостя в первую комнату и усадил в кресло. Сел сам. Сделал паузу.

— Мистер Джеки, вы понимаете, для меня лестно и прибыльно получить такого клиента, как японская разведка. Сколько курсантов вы могли бы давать каждый год?

— Человек десять.

— Примерно года на полтора, учитывая особенности обучения и места назначения?

— Да, можно и года на полтора. Но не больше: японцы усидчивы и трудолюбивы.

Иноходцев быстро:

— Прекрасно. Это меня устраивает!

— Какова стоимость обучения?

— И воспитания, мистер Джеки!

— Да, конечно, и воспитания.

Генерал встал. Поднялся и Сергей. Оба они вытянулись друг перед другом:

— Ваш чин, мистер Джеки?

— Подполковник в отставке, господин генерал.

— Господин подполковник, моя супруга и я будем польщены, если вы пожалуете к нам откушать чаю. Сегодня, к пяти часам вечера.

— Благодарю вас.

Оба щелкают каблуками и церемонно жмут друг другу руки.

Генерал держит за плечи свою старушку-жену. Оба восторженно улыбаются, потом истово крестятся и торжественно целуются.

Генерал:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.