Эпизод двенадцатый Чтение оказалось увлекательным

Эпизод двенадцатый

Чтение оказалось увлекательным

«Надо почитать что-нибудь о конце света, – решил Д., – есть же, небось, какая-нибудь литература, какие-нибудь размышления и рассуждения по этому поводу, есть, наверное, какая-нибудь философия, к этому относящаяся. Давно ведь уже человечество боится светопреставления, давно уж оно содрогается при мысли о грядущем кошмаре».

И Д. отправился в самую большую, Главную библиотеку, запасшись необходимыми документами (без документов в Главную не пускают).

Отворив массивную, резную, дубовую старинную дверь, Д. вошёл в вестибюль, который, как выяснилось, был и гардеробом. В вестибюле-гардеробе было многолюдно. Кто раздевался, кто одевался, кто стоял в очереди, кто просто чего-то ждал. У высокого и тоже старинного трюмо прихорашивались женщины. Делали они это усердно, не спеша и с явным удовольствием. Видимо, посещение библиотеки было весьма существенным событием в их женской таинственной жизни.

Д. занял очередь на вешалку и стал медленно подвигаться к прилавку, прижимая к груди своей скромненький серенький плащик.

Перед Д. стоял высокий и очень плечистый человек. Одно плечо у человека нервно подёргивалось. «Контуженый, что ли?» – подумал Д. Но тут же вспомнил, что война окончилась сорок лет тому назад и все контуженные уже старики. Человек же явно не был старцем.

Тут плечистый повернул голову. Лицо у него было интеллигентное, умное, усталое и нездоровое. «Наверное, он устал от чрезмерной интеллигентности, – подумал Д. – Наверное, и плечо у него от этого дёргается. Ему надо бы отдохнуть от книг и от науки, а он вот опять в библиотеку притащился, несчастный».

Раздевшись и причесавшись, Д. направился вглубь библиотеки, но тут же был остановлен пожилой женщиной, сидевшей за столом около узкого прохода.

– Пропуск! – сказала она.

– У меня его ещё нет, – ответил Д.

– Тогда паспорт!

Д. предъявил паспорт.

Женщина что-то записала на бумажке и после объяснила Д., где можно оформить пропуск.

Д. долго шёл по длинному, неширокому коридору, с двух сторон обставленному шкафами. За стёклами шкафов стояли книги. В некоторых шкафах были выставлены фотографии, репродукции и изречения мудрецов. Шкафы были старыми, хотя и сделаны были из хорошего, дорогого дерева. Пол коридора тоже был старым: паркет скрипел и прогибался под ногами. Потолок был серым – видимо, его давно уже не белили. Вообще библиотека выглядела внутри довольно ветхой и заброшенной, хотя снаружи она производила импозантное впечатление. В одном из шкафов были выставлены фотографии известного актёра. Многие из них показались Д. неизвестными. Минут пять он стоял и разглядывал их с интересом, и после пошагал дальше по этому бесконечному, унылому и плохо освещённому коридору. Кое-где виднелись двери, столь же старые, как и шкафы. На дверях висели плакаты, к библиотечным делам отношения не имевшие. Но Д. знал, что ему следует добраться до самого конца коридора, и поэтому спокойно проходил мимо этих заманчивых дверей. Навстречу ему шли люди, мужчины и женщины. Лица у них были такими же усталыми и болезненными, как у того плечистого в гардеробе. «Да, конечно, – думал Д., – учёность не способствует здоровью и жизнерадостности. Пыльные книги, запах старой бумаги, неподвижное многочасовое сидение за столом…»

Наконец коридор кончился, и Д. очутился в довольно просторной и тоже обставленной шкафами комнате, посреди которой стоял большой стол красного дерева, обтянутый зелёным сукном. За столом тоже сидела женщина, только довольно молодая, хотя и в очках. Д. приблизился к ней и объяснил, что ему требуется.

– Документы! – произнесла очкастая, взглянув на Д. строго, но и приветливо одновременно.

Д. положил на стол пачку документов.

– Та-ак… та-ак… та-ак, – говорила женщина, перебирая документы, – та-ак… та-ак… та-ак… – но потом вдруг сказала: – А самого главного-то у вас и нет!

– То есть как – нет? – ужаснулся Д. – Всё в соответствии с инструкцией… Я ведь её переписал! Я не мог ошибиться! Я ведь, знаете ли, аккуратный человек! Я никогда не ошибаюсь!

– Дело в том, – продолжала служительница библиотеки, – что совсем недавно мы получили новую инструкцию и, наверное, вы с нею не знакомы.

– Да, да! – воскликнул Д. – Новую инструкцию я не видел! Новую инструкцию мне никто не показывал! О новой инструкции мне никто не сказал ни слова! Никакого намёка не было на новую инструкцию! Клянусь вам! Откуда же я мог знать о какой-то новой инструкции, подумайте сами! Что же мне теперь делать? Я просто в панике! Я просто в отчаянье!

– Не надо отчаиваться, – успокоила служительница. – Быть может, у вас найдётся ещё какой-нибудь документ?

Д. стал торопливо рыться в карманах. После он стал рыться в своём бумажнике. Потом опять взялся за карманы. В одном из карманов он отыскал затасканное служебное удостоверение с фотографией и круглой печатью.

– Может быть, это? – робко сказал Д., протягивая удостоверение очкастой служительнице.

– Вот, вот! – обрадовалась она. – Как раз оно нам и требуется! Правда, оно просрочено, но не беда. Только вы уж продлите его, пожалуйста. Если бы тут сидела другая дежурная, она бы его у вас не взяла.

Д. ждал, пока дежурная выпишет ему пропуск, и рассматривал комнату. Над шкафами висели портреты великих умов. Их лица были очень похожи на лицо плечистого и лица тех людей, которые повстречались Д. в бесконечном коридоре. «Ох уж эти науки!» – вздохнул про себя Д. и, взяв из рук дежурной маленькую, новенькую книжечку пропуска, тоже с фотографией и большой круглой печатью, направился дальше, к главной лестнице.

Она была чистой и не казалась очень старой. На стенах висели древние каменные плиты с текстами на древних языках – на латинском, древнегреческом, древнееврейском, древнекитайском. Были надписи, выполненные клинописью и египетскими иероглифами. Была плита с текстом на древнеславянском. Д. рассматривал их с благоговением. Ему казалось, что он ощущает запах вечности и слышит невнятную речь далёких предков. Увы, Д. не знал ни одного из этих давно уже мёртвых наречий, и плиты напомнили ему о его невежестве. «Быть может, в этих надписях говорится о конце света?» – подумал Д. и, взобравшись на второй этаж, направился дальше.

Каталог размещался в большом зале и производил внушительное впечатление. К нему было страшно подступиться. Д. вдруг стало очень тоскливо и неуютно. Ему захотелось убежать из Главной библиотеки. Но он не убежал и спросил очередную служительницу, сидевшую тут же, в уголке за маленьким столиком, как пользоваться каталогом. Получив необходимую информацию, Д. стал бродить между стендами с бесчисленными ящичками и разнообразными поясняющими надписями, пока не отыскал то, что нужно.

Долго он перебирал карточки, долго путался в них, долго вчитывался в то, что было на них написано. Под рубрикой «эсхатология» значились только небольшие брошюрки, в которых речь шла о религиозных сектах, об их ложной идеологии и вредоносной деятельности. Нашлось также несколько авторефератов диссертаций, посвящённых всё тем же заблудшим сектантам. Были брошюрки и с очень интригующими названиями: «Будет ли конец света?», «В ожидании светопреставления», «Следует ли бояться гибели мира?». Но судя по аннотациям на карточках, в них развенчивались всё те же пагубные убеждения религиозных мракобесов.

Д. отобрал наобум несколько брошюрок и вскоре получил их в читальном зале.

Чтение оказалось увлекательным. Сектантов начинали ругать и разоблачать только в середине каждой книжечки, а вначале довольно обстоятельно излагалась история зарождения эсхатологии и описывалась многовековая возня человечества с этим злосчастным концом света. Его ждали, но притом и боялись. Его ждали страстно, в него верили, в нём не сомневались, к нему готовились. Многие полагали, что его не миновать. Но были и скептики. Они сомневались. Они не ждали и почти не боялись. Правда, скептиков было немного. Почему они не верили в гибель человечества, остаётся неясным. Не верили, и всё. То и дело появлялись пророки. Они пророчествовали. Они пугали. Напуганных было несметное количество. Напугавшись, они принимались пугать тех, кто ещё не был достаточно напуган. Ужас охватывал целые деревни, целые города и целые страны. Пророчества, однако, не сбывались. Люди ненадолго успокаивались. Но появлялись новые жестокие пророки, звучали новые мрачные предсказания. К тому же ещё были страшные знамения. Они тоже порождали панику и всеобщее смятение. Народы веками жили в состоянии крайней нервозности. От этого рождались уродливые младенцы и начинались бессмысленные кровопролитные войны. Эпидемии оспы, холеры и чумы, быть может, тоже начинались от этого. Жизнь была тяжёлой и неустойчивой. Но всё же она продолжалась. Человечество было живучим.

Конца света ждали в 992 году. Теперь уже забыто, почему именно в 992-м, но то, что ждали, не забылось. Ждали весьма упорно, но понапрасну. Конец не настал. Это многих обидело и даже оскорбило. Мыслящие люди выдвинули убедительные гипотезы, объяснявшие причину столь досадной задержки. Оптимисты предложили подождать ещё немного. У них нашлось много сторонников. И стали ждать.

Вскоре всем стало ясно, что катаклизм произойдёт в 1000 году. Очень уж круглой и красивой была эта цифра. Ожидание второго тысячелетия было очень напряжённым. Напряжённым до болезненности. В конце 999 года ожидание достигло апогея. Начался повальный психоз. Феодалы продавали свои замки и жертвовали деньги монастырям. Купцы выгребали золото из своих сундуков и тоже отдавали его монастырям. Воры и разбойники наполняли храмы и усердно молили о прощении грехов. Несколько европейских монархов добровольно отреклись от престола. Крестьяне от отчаянья резали свой скот и вырубали сады. На площадях городов потерявшие разум горожане истязали себя, кто как мог. Творилось чёрт знает что! Всё это и впрямь было похоже на конец света. В декабре 999-го в Европе не осталось ни одного скептика. Все искренне верили, что конец неминуем. Но и на сей раз светопреставление не состоялось. Пронесло. И снова мудрецы стали придумывать умные гипотезы, которые всем понравились. Решили и ещё подождать.

В 1066 году на небе Европы возникла яркая звезда с длинным эффектным хвостом. Наконец-то! – вскричали измученные ожиданием европейцы. Монахи заперлись в монастырях и молились непрерывно. По дорогам бродили толпы одичавших от ужаса людей. По ночам в притихших деревнях непрерывно выли голодные псы. Несколько сот человек, совсем обезумев и позабыв о гневе господнем, наложили на себя руки. Португальский король Альфонс Шестой каждую ночь взбирался на самую высокую башню своего замка. Оттуда он стрелял в комету и поносил её самыми нецензурными словами. Это, видимо, подействовало. Чудовищное светило стало быстро бледнеть и вскоре исчезло. Всё вернулось на круги своя: монахи открыли ворота монастырей, дороги обезлюдели, собаки умолкли, количество самоубийств резко сократилось, и Альфонс Шестой по ночам спокойно спал в своём замке. Пессимистов же развелось великое множество.

Однако ожидание не прекратилось. Ждали в 1198-м, в 1524-м, в 1819-м, в 1896-м, в 1925-м. Почти каждое поколение надеялось стать свидетелем последних дней вселенной. Но всех постигало разочарование. История с концом света затягивалась до неприличия. Стали появляться анекдоты на эту пикантную тему. И вполне пристойные, и совсем непристойные. Легкомысленные острословы совершенно распоясались. Популярными стали сочинения скептически настроенных философов и литераторов, которые высмеивали проблему конца света и даже осмеливались утверждать, что проблема эта не существует. А один из мыслителей даже стал доказывать, что конец света уже давно случился. Для своих доказательств он использовал новейшие достижения математики, интенсиональной логики, психологии и даже медицины. Его книга с очень кратким и впечатляющим названием «Уже» имела шумный, хотя и недолгий, успех.

Эпоха скепсиса сменилась новой эпохой недобрых предчувствий. Мир изменился – стал хуже. В мире творились странные вещи. Мир готовил себя к самоубийству. Грядущее бытие человечества стало проблематичным. Разверзлась некая бездна, и всё повисло над нею. Страх распространялся повсюду. В разных местах планеты вспыхивали эпидемии новой неизлечимой болезни – финистроза (боязни конца). Тяжёлые формы этого недуга вели к безумию и смерти. Число случаев с летальным исходом быстро росло. Подозрительно оживились сектанты. Адвентисты усердно готовились ко Второму пришествию. Они призывали к покаянию и молитвам. Свидетели Иеговы радостно твердили об Армагеддоне. Однако не склонные к истерии и не обладавшие развитым воображением люди (а таких были многие миллионы) продолжали жить спокойно и не проявляли к светопреставлению особого интереса. Постепенно и склонные к истерии поуспокоились. Катастрофа стала казаться им не такой уж неминуемой. Человечество привыкло к жуткой бездне, над которой оно очутилось. Это ещё раз подтвердило известное суждение о том, что ко всему привыкают.

Всё, вычитанное Д. из тощих невзрачных брошюрок, было ему и раньше известно, за исключением некоторых, не столь уж существенных подробностей. И если бы не пророчица со свалки, жил бы Д. обыкновенно, полагая, что с концом света всё как-нибудь обойдётся, как-нибудь образуется, как-нибудь уладится, как-нибудь рассосётся. Однако беззубая сивилла заразила его финистрозом, и, кажется, в весьма тяжёлой и опасной форме. Надежды на излечение не было никакой. Кроме того, Д. и сам стал опасен для окружающих, будучи бациллоносителем этого заболевания. Правда, каждая из прочитанных Д. брошюрок заканчивалась крайне оптимистично. С изящной лёгкостью и очень быстро доказывалось, что апокалипсис – чушь, а сектанты – просто душевнобольные. Но это почему-то не успокаивало, а скорее раздражало. Было очевидно, что с концом света всё обстоит не так-то просто.

На последней странице одной из брошюрок Д. обнаружил список использованной литературы. Но, как выяснилось, в списке были указаны названия других популярных антиэсхатологических сочинений, которые Д. только что пролистал. Однако содержалось в перечне и нечто не вполне популярное. «И. Кант. Конец всего сущего», – прочитал Д. не без волнения. «Вот оно! – подумал он. – Именно это мне и нужно! Именно это!»

Но тут дежурная по читальному залу громко объявила, что необходимо проветрить помещение, и попросила читателей ненадолго удалиться в соседний зал. После этого она принялась открывать форточки. Выйдя в соседнее помещение, Д. нос к носу столкнулся со старинным своим знакомцем – Шушканцевым. Шушканцев выглядел довольно тускло. Глаза у него были мутноватые. Лицо у него было серое. Горбился он почему-то и руками двигал как-то неуверенно.

– Что это ты, Шушканцев, так поблёк? – спросил его Д. – Раньше ты был человеком ярким, весёлым и свежим! Как твоя аспирантура, Шушканцев? Ты её закончил? Как твоя диссертация, Шушканцев – ты её сочинил? Скоро ли будешь защищаться? Или ты уже защитился? Или ты уже кандидат?

При этом Д. не отказал себе в удовольствии небрежно и с чувством превосходства похлопать Шушканцева по плечу.

– Аспирантуру я закончил и диссертацию написал, – тихо ответил старинный знакомец, – но ещё не защитился. Защититься не так-то просто, как ты думаешь. Конкуренты мешают. Интриги всякие, козни, коварство… Каждый норовит тебе ножку подставить и локтем тебя отпихнуть… Борьба, одним словом, за место под солнцем. Все лезут в науку… Тяжело.

– А ты уже представил диссертацию в совет? – продолжал допрашивать Д. – Заключение уже было, к защите допустили, оппонентов назначили?

– В совет подал, и заключение уже было, и оппоненты нашлись, – отвечал со вздохом бедняга Шушканцев. – И через две недели – защита. Но у оппонентов оказалось много замечаний. Вот, сижу здесь, читаю кое-что, готовлю ответы.

– А как называется твоя работа? – не унимался беспощадный Д.

– «Осесимметричная деформация упругого полупространства со сдвинутым упругим полубесконечным включением», – пробормотал знакомец.

– Как, как? – переспросил Д.

– «Осесимметричная деформация упругого полупространства со сдвинутым упругим полубесконечным включением»! – почти крикнул Шушканцев.

Д. помолчал. Название диссертации произвело на него впечатление.

«Осесимметричная деформация упругого полупространства…» – прошептал он про себя с неким внутренним трепетом. Ему захотелось спросить, что такое полупространство, но он сдержался, чтобы Шушканцев не счёл его круглым невеждой. Между тем умный Шушканцев быстро увеличивался в размерах и приобретал весьма монументальные формы. Д. уже взирал на него снизу вверх. Тело знакомца сужалось в стремительной, энергичной перспективе, и голова была уже почти не видна.

«Ну и Шушканцев! – подумал Д. уважительно. – Ай да Шушканцев! А я-то думал…»

– А если полупространство не упругое, что тогда? – совершенно глупо и нахально спросил Д.

– Тогда возникает довольно неопределённая ситуация, которая требует совершенно иного подхода. Для этого случая требуется иная методика исследования, которая пока ещё не разработана ни у нас, ни за рубежом, – спокойно ответил знакомец. – Правда, – продолжал он, – её можно свести к более упрощённой модели, если предположить, что в полупространстве имеется цилиндрическая выемка с неточно очерченными, колеблющимися краями. В этом случае полупространство начнёт как бы сжиматься и его уже можно будет воспринимать как четверть пространства или даже пятую его часть. Подобная методика уже была испробована Штрессером и Пшекресилевским. С их публикациями я отлично знаком.

Шушканцев уже вырос в глазах Д. неимоверно и продолжал расти как ни в чём не бывало. Голова его продырявила потолок и, видимо, внесла некоторой беспорядок в работу читального зала, располагавшегося выше этажом.

– Ну а полубесконечное включение, с ним как обстоят дела? – спросил Д., не в силах остановиться.

– С ним никаких хлопот, его изучили ещё тридцать лет тому назад, – охотно ответил Шушканцев и, вытащив из кармана смятый носовой платок, вытер им рот.

Д. вдруг почувствовал, что ему больше не о чем спрашивать молодого преуспевающего учёного и, заторопившись, он пожал Шушканцеву руку.

– Желаю тебе успешной защиты! Верю в тебя! – произнёс Д. на прощание и снова направился в читальный зал.

Библиотекарша не знала, в каком из томов собрания сочинений Канта содержится «Конец всего сущего», и предложила ему пролистать все девять томов. Пролистав все девять, Д. не нашёл того, что искал, и выразил библиотекарше своё недоумение.

– Ступайте к библиографу, – посоветовала библиотекарша.

Библиограф сидел в укромном месте за широким книжным шкафом и, судя по виду, отчаянно скучал. Он был очень молод и как-то плохо вписывался в библиотечный интерьер. На вопрос Д. он стал отвечать с большим удовольствием – рад был, что кому-то понадобился. Выяснилось, что «Конец» опубликован не в девятитомном собрании, а в отдельной книге, которая вышла из печати совсем недавно, и что ранее эта работа Канта ни разу не печаталась. Через пять минут, томясь от любопытства, Д. уселся на своё место за читательским столом.

К сожалению, Канта, как истого христианина, волновала преимущественно моральная сторона проблемы. Гибель мира, полагал он, может быть только следствием крайней порочности человечества, которая давно уже установлена и возмущает лучшие, благороднейшие умы. Они называли мир «ночлежным домом», «исправительным домом», «сумасшедшим домом» и даже «клоакой». Такие разительные сравнения явно нравились философу и, судя по всему, мира и человечества было ему ничуть не жалко. Случись светопреставление при его жизни, он спокойно взирал бы на весь этот ужас и удовлетворённо потирал бы руки. Правда, Кант допускал возможность и мистического, таинственного, недоступного пониманию конца. Но никаких пояснений по сему поводу он не оставил. Одним словом, он уклонился от прямого ответа на вопрос: быть или не быть человечеству? Немножко поразмышляв, он спокойно отошёл в сторону от немаловажной для жителей Земли проблемы.

Поздно вечером, одеваясь в гардеробе, Д. снова столкнулся с Шушканцевым. Глаза его ещё более помутнели, а серое лицо приобрело фиолетовый оттенок.

– Я приду на защиту, – сказал Д.

– Приходи, – отозвался Шушканцев без особой живости.

Комментарий

Пожалуй, напрасно Д. закопался в книги. Никаких откровений о всемирной катастрофе он в них не нашёл. Сектанты, конечно, сущие фанатики, Альфонс Шестой был дурак дураком, а с финистрозом и впрямь трудно бороться, что говорить. Что же касается величайшего немецкого мыслителя восемнадцатого века, то его отношение к светопреставлению было типично философским, другого от него и ждать не приходилось.

Плохо, однако, что здание Главной библиотеки так запущено. Давно уж пора привести в порядок это хранилище человеческой мудрости. Но вот защитится ли Шушканцев – это ещё вопрос. С его «полупространством» как-то не всё понятно. Галиматья это какая-то, честно-то говоря.

И, между прочим, забавно, что, уверовав в «конец всего сущего», Д. не потерял интереса к обычным человеческим делам. На кой леший ему этот Шушканцев и его защита?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.