Глава десятая. Из боя не вернулся…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава десятая. Из боя не вернулся…

17 июля. Полдень. Стамбул, Бейоглу-туннель, проспект Истикляль, 443, Российское генконсульство.

«КОНСТАНТИНОВ» изнывал от безделья. Праздность, как известно, внушает праздные мысли, а они, в свою очередь, внушают беспокойство. А беспокоиться греку было от чего!

Чтобы скрасить неожиданно свалившийся на него бессрочный досуг, он пошел на хитрость: под предлогом покупки очков для генерала Казаченко попросил майора Заику разрешить ему выйти в город, но тут же получил резкий ответ-отповедь. Догадался, что находится под неусыпным контролем и все его передвижения ограничиваются территорией генконсульства. Стало понятно, почему первое, что сделал этот надсмотрщик, — забрал у него книжку моряка и все деньги. Призадумался, с чего бы это? Вспомнил еще раз генерала Карпова и понял, что с его уходом все кардинальным образом изменилось…

В ушах агента продолжали звучать слова нового наставника.

За полчаса до отъезда «КОНСТАНТИНОВА» в Новороссийск Казаченко вдруг без всякой видимой связи с происходящим стал рассказывать о майоре по фамилии Заика. Подчеркнул, что этот страж российской колонии в Стамбуле — большой спец по невозвращенцам. Агент поинтересовался, что значит «спец по невозвращенцам». Казаченко, лукаво поглядывая на Аристотеля, поведал ему историю, одним из главных фигурантов которой был Заика.

До назначения в Стамбул майор работал под «крышей» вице-консула нашего посольства в Париже. Однажды профессор Н., член советской научной делегации, ехавший с Заикой в машине, обратился к нему с просьбой остановиться у полицейского участка. Вежливо попрощался и заявил о намерении просить политического убежища. Наивный бедняга, конечно, не подозревал, что его попутчик тут же даст ему по голове гаечным ключом, скрутит и привезет в посольство. Затем связанного затолкнет в самолет, отлетающий в родные пенаты.

Однако свободолюбивые французы, узнав из местной прессы об инциденте, запротестовали, и бдительного стража отправили подальше от скандала на другой материк — в Азию…

…«КОНСТАНТИНОВУ» стало ясно, что он находится в состоянии круговой обороны, и лучший способ вырваться из окружения — пойти на штурм. Кроме того, ему не давали покоя мысли о Ширин.

«Птичка певчая моя, как ты там без меня? Меня выдернули из постели, оторвали от тебя, провели инструктаж, вручили билет на самолет, по прибытии в Новороссийск приклеили бороду и усы, выдали книжку моряка на имя какого-то Антонио Бельграно — и это при том, что по-итальянски я, кроме “Arrivederci, Roma!” или “Porca madonna!”, ничего не знаю! — приказали прикинуться этим самым алкашом-итальяшкой, и давай, “КОНСТАНТИНОВ”, действуй! Разберись, для чего военный атташе Турции закупает в огромных количествах неликвидные станки-монстры. Я все исполнил. И что? Какова благодарность?! По прибытии в Стамбул меня стерегут, словно прокаженного! Нет, ребята, не будет по-вашему! Запомните, “КОНСТАНТИНОВ” — Freelancer — вольный стрелок, вольная птаха, и нет таких ножниц, что могли бы подрезать ему крылья! Уж хотя бы на час, но я вырвусь из этих застенков! Вам, конечно, этого не понять, но я должен увидеть частицу того, что воскрешает в моей памяти образ любимой! Ширин, клянусь Небом, я убегу отсюда хотя бы на час, чтобы прикоснуться к тому, что впитало твой аромат, и всего лишь одним глазом взгляну на твой дом и обстановку, в которой ты жила до знакомства со мной. Иначе я умру! Нет, я должен, я не могу по-другому! Мне так тебя не хватает, милая! Я выберусь отсюда, чего бы мне это ни стоило, а там — хоть трава не расти! Заика сказал, что через три-четыре дня я вновь буду в Москве… Скорее бы! Я вновь смогу ощутить вкус твоих губ, тепло твоих объятий, моя ты ненаглядная Ширин! Но почему такое пристальное внимание к моей персоне здесь, в Стамбуле? Ни шагу без сопровождения майора! Конспирация? Но я от нее не отступал все эти двадцать пять лет работы с генералом Карповым. Что за чертовщина?! Значит, мне не доверяют… Ясно, что отношение ко мне Заики — следствие установок этого баламута, новоиспеченного генерала Казаченко! Конечно, — это он… Ну, Олег Юрьевич, держись, посмотрим, кто кого! Сам вынуждаешь меня идти на крайности, пеняй на себя!»

«КОНСТАНТИНОВ» ожесточенно потер приклеенную бороду: давала знать о себе собственная щетина, третьи сутки не имевшая возможности пробиться из-под искусственного панциря. Как только агент понял, что находится под присмотром Заики, он отказался от мысли снять грим в присутствии соглядатая.

«Нет-нет, накладную бороду я пока снимать не буду, пусть она останется, пусть майор знает, что я — бородач! Потому что, если вдруг нам доведется столкнуться нос к носу при реализации моего плана, я без бороды и усов буду для него неузнаваем. Не дай Бог, конечно, нам встретиться, ибо мне придется грохнуть этого вертухая плоскогубцами, которые я почему-то не сдал там, на сухогрузе! Будто чувствовал, что они могут пригодиться… Вот черт! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Я ведь ничего не планировал там, на судне. Идея посмотреть на твое жилище, Ширин, пришла спонтанно уже здесь… И надо же, без плоскогубцев не обойтись!»

…За сутки пребывания на территории генконсульства грек хорошо изучил распорядок жизни российской колонии и в ожидании вечера успел провести рекогносцировку и все просчитать.

Вечером «КОНСТАНТИНОВ» провел небольшую подготовку — пожаловался Заике на расстройство желудка из-за несвежей пищи. Тот подхватил мысль с энтузиазмом:

— Травят нас эти гады-турки, постоянно стремятся всучить продукты с истекшим сроком годности, да и с комендантом представительства давно пора разобраться, закупает, понимаешь, этот жулик по дешевке что ни попадя. Прикармливает своих поставщиков, с которыми в доле! Все руки не доходят до этого захребетника, чтоб ему пусто было!

В 19.25 служащие толпой двинулись в кинозал культурного центра. «КОНСТАНТИНОВ», на ходу переговариваясь с Заикой, будто нечаянно уронил зажигалку. Искать в такой толпе глупо и бесполезно, и он бросил своему стражу:

— Я — в туалет, сейчас вернусь! — при этом Аристотель скорчил такую страдальческую мину, что у самого рьяного охранника сомнения отпали бы сами собой…

Закрывшись в кабине, минуты три тужился, пока не извлек из прямой кишки тончайшую капсулу — домашняя заготовка — с десятью свернутыми трубочкой купюрами по сто долларов. Вторую тысячу, пятьдесят билетов по двадцать долларов, пришлось вернуть Заике! Исчезновение припрятанной тысячи объяснил воровством в кубрике. Спал, проснулся — обокрали. У кого спрашивать, если никто не понимает ни единого слова из всех известных ему языков?

…С помощью плоскогубцев Аристотель открыл окно. Ему повезло: на улице рядом остановился грузовик, закрывший оконный проем от турка, охранявшего генконсульство, и «КОНСТАНТИНОВ» спрыгнул на тротуар. Сорвал бороду и усы, надел темные очки.

Затем — такси, коих тьма-тьмущая на улицах вечернего Стамбула. Небрежно бросил водителю по-английски: «Besiktas-street, seven!»

Держался уверенно и нагло — это всегда помогает в незнакомой обстановке.

Вручив шоферу стодолларовую купюру, попросил подождать у виллы.

Водитель согласился беспрекословно. Во-первых, за сто долларов он готов был ждать хоть до утра. Во-вторых, клиент направился к одному из самых богатых домов Стамбула!

На служку у входа Аристотель взглянул, как на чучело, — тот даже взял под козырек, — и важно вошел внутрь.

Вдруг послышался хор плакальщиц.

«Что за чертовщина, — мелькнула мысль, — правильный ли адрес я назвал таксисту?!» Вернулся к привратнику и спросил, действительно ли это вилла Ахмед-паши.

— Уже нет, — услужливо ответил турок, — теперь эта вилла принадлежит жене усопшего Ахмед-паши…

— Как усопшего?! — закричал по-русски «КОНСТАНТИНОВ», на мгновение потеряв самоконтроль. Тут же взял себя в руки и переспросил по-турецки.

— Да-да, мой господин, этот дом посетило горе, большое горе, — с достоинством ответствовал турок, — его превосходительство Ахмед-паша скончался сегодня утром в России и час назад предан земле, да упокой Аллах его душу!

Агент, стоя спиной к вилле, застыл в нерешительности, как вдруг почувствовал горячее прикосновение женских рук, которые обвили его шею. Привратник быстро отвернулся, а Ширин обрушила на грека водопад упреков. Говорила по-русски:

— Ари! Я знала, я чувствовала, я предвидела, что ты здесь! Ты так неожиданно уехал! Ты, конечно, не помнишь, но перед тем, как тебе позвонили из твоего штаба, ты во сне говорил по-турецки… Ты — обманщик! Ты скрывал от меня, что владеешь моим родным языком. Но ведь он и для тебя НЕ иностранный! Ты говоришь по-турецки совершенно без акцента, так говорят жители черноморского побережья! Тогда я интуитивно почувствовала, что звонок и твой отъезд как-то связаны с Турцией… Я знала, нет! — я чувствовала, что рано или поздно мы ЗДЕСЬ встретимся! Я могу тебе это доказать: я захватила бланк паспорта для тебя! Ари! Я счастлива, что мы снова вместе! Мы теперь никогда не расстанемся, нам уже ничто не мешает быть вместе, правда, милый?!

Турчанка припала к груди Аристотеля и разрыдалась. Губы «КОНСТАНТИНОВА» безмолвно прошептали строки из Библии:

«Не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать никто…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.