Глава III. На суше

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава III. На суше

Суббота, 31 декабря. Канун Нового года. 72°54 ю. ш., 174°55 в. д. Мыс Крозье S17 W286. «Канун Нового года застал нас в море Росса, но не у конца наших невзгод». Ночь была ужасная и тянулась без конца. Во время первой вахты мы отклонились на два румба и поставили косой парус. От этого нам не стало лучше, но судно пошло значительно быстрее. Мысль о наших несчастных лошадях не давала мне заснуть. К утру ветер и волнение усилились. Перспективы были весьма мрачны. В 6 ч впереди увидели лед. В обычных условиях безопаснее всего было бы сделать поворот оверштаг [40] и держать курс к востоку. Но в данном случае мы должны были рисковать и ради наших лошадей поискать более спокойные воды.

Миновав ряд плавучих льдин, над которыми разбивались волны, мы скоро подошли к сплошному льду и, обойдя его, были приятно удивлены, очутившись в сравнительно спокойных водах. Пройдя еще немного, судно остановилось и легло в дрейф. Теперь мы стоим в чем?то вроде ледяной бухты. С наветренной стороны морской лед простирается на милю или около того, а по бокам выступают два рога, которые и образуют приютившую нас бухту. Море улеглось, хотя ветер все так же силен; осталась только легкая зыбь, так что нам очень хорошо.

Лед дрейфует немного быстрее судна, и поэтому нам время от времени приходится медленно передвигаться под парами на подветренную сторону.

До сих пор все шло гладко. Из опасного положения мы вышли, достигнув такого, при котором уходило только много угля. Вопрос в том, что окажется более стойким — метель или наше временное убежище?

Ренник бросал лот и получил показания — 187 морских саженей. В сочетании со вчерашними 1111 саженями и измерениями Росса, равными 180, это представляет интерес, так как свидетельствует о быстро растущем градиенте континентального выступа. Нельсон собирается сделать восьмифутовый агасизский трал. К сожалению, мы не могли освободить трос для трала — он сложен под фуражом. Пробовали тралить на легком манильском тросе, но результат был весьма незначительный. Сначала грузила оказались недостаточно тяжелы для того, чтобы погрузить его на дно, а во второй раз с более тяжелым грузилом и более длинным тросом он опустился только на очень короткое время. Ценность улова была крайне невелика, но нашим биологам приходится мириться с трудными условиями.

Вечер. В течение дня наше убежище хотя и сократилось в размерах, но зато хорошо защищало нас от сильного прибоя. В восьмом часу вечера мы пошли под парами в западном направлении, чтобы найти новое убежище, так как на юге и на востоке появился дрейфующий лед. Волнение снова уменьшается. Ветер, дувший вчера с юга, переместился к SSW; основной прибой идет к SE или SSE. Имеется, видимо, еще один прибой, но со стороны, откуда дует ветер, прибоя нет. Шквалистый ветер постепенно утихает; небо проясняется, и, кажется, подходит конец бурной погоде. Надеюсь, что Новый год принесет нам больше счастья, чем старый.

Приятно в последний раз писать «1910 г.». Берег виден!

Сегодня в 10 ч вечера облака на западе рассеялись и перед нами открылся отдаленный, но великолепный вид на облитые солнцем высокие горы. Особенно четко выделялись горы Сабин и Хюэлль. Последняя с этой стороны представляет красивую, острую вершину. Гора Сабин была в 110 милях от нас, когда мы ее увидели. И уверен, что могли бы видеть ее и раньше еще за 30 или 40 миль далее, такова удивительная прозрачность атмосферы.

Конец 1910 г.

1911 г.

Воскресенье, 1 января. 73°5 ю. ш., 174°11 в. д.; мыс Крозье S15 W277. В 4 ч утра мы продолжали свой путь, медленно двигаясь на юго?восток. Ветер переменил направление на юго?западный и упал до 3 баллов, в то время как мы уходили изо льдов. Затем мы попали в крутую волну и корабль подвергся резкой килевой качке. В 8 ч утра мы вышли изо льдов и на всех парусах направились к югу. По этому курсу мы идем ровнее, но качка еще довольно сильная. Отс доносит, что лошади недурно переносят ее.

Вскоре после 8 ч утра небо очистилось, и в течение всего дня ярко светило солнце. Первую половину дня ветер дул с северо?запада, но в полдень упал. К 10 ч утра мы ускорили ход до 55 оборотов. Волнение затихает, но не так быстро, как я ожидал. Вечер совершенно тих. В 11 ч многие, наслаждаясь солнцем, сидели на палубе и читали.

Берег ясно виден. Сегодня вечером в 75 милях к западу видели остров Кульмена.

Измерение глубины лотом в 7 ч вечера показало 187 саженей; в 4 ч утра — 310 саженей.

Понедельник, 2 января. 75°3 ю. ш., 173°41 в. д.; мыс Крозье S22 W159. За дивной ночью последовало и дивное утро; солнце светило почти беспрерывно. Несколько человек зачерпнули ведро морской воды и тут же на палубе вымылись с мылом, специально изготовленным для соленой воды. Вода, понятно, была холодная, но приятно посушиться на солнце. С тех пор как мы прошли за Южный полярный круг, купанье на палубе прекратилось. Один Боуэрс продолжал купаться во всякую погоду.

Все еще сильное волнение. Причину его трудно понять, так как вчера было спокойно, а с наветренной стороны протяженность водной поверхности не достигает и 200 миль.

Уилсон зарисовал белобрюхого кита, [41] замеченного нами в паковых льдах.

В 8 ч 30 м мы увидели вулкан Эребус на расстоянии около 115 миль. Небо покрыто легкими белыми облаками. Подул восточный ветер силой в 2–3 балла. Мы прекрасно продвигаемся, поставив все паруса.

Вторник, 3 января в 10 ч утра. Условия почти те же, что и прошлой ночью. Мы всего в 24 милях от мыса Крозье. Берег хорошо виден, хотя Эребус окутан слоистыми облаками.

К югу как будто яснее, может быть, скоро выглянет солнце, но ветер вызывает тревогу. Ощущается небольшая зыбь, которая судну мало мешает, но может оказаться весьма неудобной при высадке, хотя пока на высадку как будто мало надежды.

Мы продолжаем измерять глубины. Начиная от 71 ° широты, дно постепенно опускалось, а теперь получаются 31 0– 350 морских саженей вместо 180. Промер глубины «Дискавери» восточнее острова Росса показал 450 морских саженей.

6 ч вечера. Надежды нет! Увы, приходится отказаться от мыса Крозье и всех его прелестей.

Вскоре после 1 ч пополудни мы поравнялись с Барьером в 5 милях на восток от мыса. Зыбь ENE продолжалась. Высота Барьера была не более 60 футов. Из «вороньего гнезда» его удобно обозревать. Заметна была легкая, по крайней мере с милю, покатость к краю. Позади ясно видна земля Блэкайленда [Черного острова] или Уайтайленда [Белого острова], возвышающаяся над грандиозными очертаниями выдвинутых сжатием ледяных гряд. Мы начертили план края Барьера от той точки, на которой мы подошли к нему, до скал мыса Крозье. На вид он почти не изменился со дней экспедиции на «Дискавери», и Уилсон считает, что он соприкасается с утесом в том же месте.

Барьер круто поворачивает назад на расстоянии 2–3 миль от утесов, тянется в этом направлении с полмили и затем снова поворачивает на запад, сохраняя довольно ровную поверхность. Только за несколько сот ярдов от утесов эта ровная поверхность переходит в хребет, образовавшийся в результате сильного сжатия. При этом следы сжатия на краю менее заметны, чем я ожидал.

Понтинг усердно работал кино— и фотоаппаратами.

В самом углу у скал Ренник измерил лотом глубину— 140 морских саженей. Нельсон взял несколько температур и образцов со дна. При опускании лота на ста метрах глубины лотлинь вдруг ослаб, но через минуту опять натянулся и пошел дальше. Любопытно, что бы такое задержало его? Полагаем, что грузило ударилось в кита или тюленя.

Спустили одну из китобойных лодок и в ней свезли нас к берегу: Уилсона, Гриффиса Тэйлора, Пристли, Эванса и меня. Было столько охотников, что, вместо обычной команды, на весла сели Отс, Аткинсон и Черри?Гаррард; последний поймал несколько крабов.

Прибой не позволил нам высадиться. Я было надеялся удостовериться, можно ли пройти между ледяной грядой и скалой — путь, по которому Ройдс однажды добрался к месту гнездования императорских пингвинов. Подходя к углу, мы увидели, что большая глыба морского льда втиснулась между Барьером и скалой и повернулась настолько, что нижняя поверхность ее поднялась фута на три или четыре из воды. На самом верху глыбы сидели старый линявший императорский пингвин и молодой, терявший пух. (Пух уже сошел с головы и с крошечных крыльев и начинал сходить с груди.) В таком возрасте и в этой стадии развития императорский пингвин доселе нам был незнаком. Было бы торжеством изловить этот экземпляр, но к нему нет доступа. Прелюбопытный вид представляли ноги и хвосты двух пингвинов и крыло взрослой птицы, торчавшие из нижней поверхности застрявшей льдины. Птицы, очевидно, замерзли на ней, и теперь вода замывала их под льдину.

Убедившись в невозможности высадиться из?за прибоя, мы гребли вдоль скал, но недолго. Скалы мыса Крозье необычайно интересны. Каменная порода, из которой они состоят, по большей части туф вулканического происхождения, заключает в себе толстые пласты столбообразного базальта. Можно было проследить красивые узоры, выведенные искривленными и втиснутыми в туф колоннами, а также полые пещеры с цельными и наполовину усеченными столбами. В темно?коричневой каменной массе попадались ярко?желтые полосы, происходящие, по мнению геологов, от действия разных солей на камень. Скалы местами нависли. Местами море под ними выдолбило длинные, низкие пещеры и продолжало врываться туда по гладкой наклонной плоскости. Отовсюду нависали ледяные сосульки, и в одном месте из них образовалась как бы бахрома, из которой постоянно падали оттаявшие капли, образуя миниатюрный водопад. Казалось, точно большой брандспойт льет воду через край скалы. Проплывая близко мимо отвесной скалы, мы слышали очень внятное эхо. Затем мы возвратились на судно, тем временем пытавшееся развернуться в бухте. Это оказалось очень нелегким делом.

Создалось довольно опасное положение, когда приходится ощупью пробираться в каком?нибудь сомнительном проходе.

Китобойная лодка была поднята, и мы отправились к тому месту, где пингвины кладут яйца и выращивают детенышей. Всякая надежда найти удобное место для высадки почти что исчезла.

У самой колонии пингвинов было несколько стоявших на мели айсбергов. Мы подошли к ним совсем близко и несколько раз опускали лот. Он достигал глубины от 12 до 34 морских саженей. У подножия колонии, очевидно, имеется довольно обширная отмель. За несколькими подобными же айсбергами, вероятно, есть удобные якорные места, но нет ни одного укрытия, дозволяющего высадиться на плоский берег, о который неустанно разбиваются волны. Чтобы выгрузить припасы, потребовались бы недели, и кто знает, во сколько времени нам удалось бы высадить лошадей и моторные сани. Пришлось скрепя сердце отказаться от нашего излюбленного плана — такая жалость! Все на этом берегу сулило хорошую зимовку: удобное место для дома, лед в качестве запасов воды, снег для животных, покатые склоны для бега на лыжах, обширные гладкие каменные площадки для прогулок. Близость к Барьеру и колониям двух видов пингвинов, удобный подъем на вулкан Террор создают благоприятные условия для биологических и других исследовательских работ. Тут же хорошие обсервационные пункты для всевозможных наблюдений, довольно удобный путь на юг с невозможностью быть отрезанным и пр. и пр. Очень жаль бросать такое место!

Проходя мимо колонии пингвинов, я подумал, что мы вряд ли правы, полагая, что все гуано сдувается ветром. Мне кажется, что местами должны быть порядочные накопления его. Пингвины с судна ясно видны. Большая колония занимает огромную площадь и, должно быть, простирается до пределов удобной и укрытой местности. Малая колония разбросана на отдельных участках. И ту и другую колонии, по?видимому, можно еще значительно расширить. Такие свободные площадки были бы идеальным местом для зимней станции, если б только найти легкий способ выгрузки.

Я заметил много отдельных групп пингвинов на снежных склонах к морю, далеко от колоний; трудно себе представить, зачем бы им так далеко уходить?

Пока мы стояли напротив колонии, у самого судна поднялись на поверхность несколько китов?косаток. Житье им тут с этими тысячами пингвинов, снующих у них под носом.

Видели старый сигнальный шест, оставленный нами, когда мы здесь стояли с судном «Дискавери». Он торчит так же прямо, как когда его поставили. Мы сличали все, что видели, со старыми фотографиями. Ни в чем не заметно перемены. Это очень удивительно, в особенности относительно края Барьера.

На запад от колоний пингвинов идет неприступный берег с высокими ледяными утесами, и местами из?подо льда выглядывают голые скалы. Даже если б здесь возможно было высадиться, от поверхности Барьера нас отрезали бы снежные скаты с глубокими трещинами. Нет никакой надежды найти удобное место до мыса Ройдса. Все занялись наблюдениями по намеченной мной программе, которая излагается ниже.

Гора Террор несколько часов назад очистилась от облаков, и вид ее несколько раз менялся. Подняться на нее, наверно, будет легко. Залив с северной стороны Эребуса значительно глубже вдается в берег, чем это отмечено на карте.

Солнце весь день упрямилось: то выглядывало, то опять скрывалось. Отсутствие его весьма ощутимо.

Программа

Брюс проверяет скорость хода посредством ручного лага.

Боуэрс отмечает высоту предметов, встречающихся на пути.

Нельсон записывает результаты.

Пеннел отмечает на карте местоположение с носа и кормы.

Черри?Гаррард записывает результаты.

Эванс наблюдает и зарисовывает на плане местность по траверсу.

Аткинсон записывает результаты.

Кэмпбел измеряет поперечные расстояния посредством искателя.

Райт записывает результаты.

Ренник измеряет глубину машиной Томпсона.

Дрейк записывает результаты.

Остров Бофорта выглядит очень черным с юга.

10 ч 30 м. Мы встретили лед у Птичьего мыса. Прошли несколько перемычек. Впереди есть открытая вода, но я опасаюсь, что в проливе встретится довольно толстый лед.

Среда, 4 января, 1 ч пополудни. Мы обошли Птичий мыс и теперь видим место нашего назначения, но сомнительно, доходит ли открытая вода так далеко.

Мы пошли по открытому каналу вдоль самого берега. Птичий мыс имеет округленную форму со многими выступами. Трудно сказать, который из них настоящий мыс.

Такая же суровая, неприступная, льдом окованная береговая линия простирается непрерывно от колонии пингвинов, что на мысе Крозье, до Птичьего мыса. На запад от последнего есть обширная площадь земли, на которой находятся одна большая колония и несколько маленьких.

На однотонном, темном, красновато?буром фоне земли заметно множество серых пятен — это гранитные валуны. В подзорную трубу можно различить один такой валун на остроконечном возвышении не менее 1300 футов над уровнем моря.

Вблизи колонии лениво ныряла другая группа китов?косаток, состоящая из старого кита с очень высоким, прямым спинным плавником и нескольких молодых. Мы внимательно наблюдали за небольшой компанией пингвинов, прыгавших в воду и плывших прямо к врагам. Казалось невероятным, чтобы пингвины, беспрестанно выпрыгивая из воды, не замечали зловещего плавника. Однако они, по?видимому, просто не обращали никакого внимания на косаток, но что самое странное: хотя пингвины должны были пересечь путь косаток, среди последних не было заметно ни малейшего движения. Птицы невредимо проплыли на другую сторону. Объяснить это можно только пресыщением косаток.

Обходя Птичий мыс, мы постепенно открывали хорошо знакомые и незнакомые места: гору Дискавери и Западные горы, смутно видневшиеся сквозь дымку. Приятно было вновь увидать их. Нам, в сущности, пожалуй, лучше на этой стороне острова. Чувствуется как бы что?то родное в этой обстановке.

4 ч пополуночи. Крутые, голые склоны западной стороны Птичьего мыса, если смотреть на них с юга, скорее походят на высокие утесы и сразу бросаются в глаза. Тут мы опять попали в дрейфующие льды. Многие из нас провели ночь на палубе. Мы прошли мимо очень больших льдин, очевидно замерзших в проливе. Это любопытно, так как все предшествующие свидетельства указывали на то, что с севера от мыса Ройдса ледяные поля очищались ранней весной. Я заметил несколько льдин совершенно нового типа. Поверхность их покрыта чешуями, каждая из которых состоит из многих маленьких, набегающих друг на друга ледяных чешуек, положенных по отношению к поверхности под одним и тем же углом. Мне сдается, что это может происходить там, где на поверхности льда имеются заструги и слои тонкой пыли, на которые сверху ложится снег.

Мы находимся в пяти милях от мыса Ройдса, а должны были бы уже там быть.

4 ч пополудни. На каждом шагу неожиданности. В 6 ч утра мы вышли из плавучих льдов, находившихся в проливе в трех милях к северу от мыса Ройдса, и направились к этому мысу в полной уверенности, что кромка льдов повернет к западу от него. Но, к нашему удивлению, мы прошли мимо мыса по чистой воде, местами покрытой снежурой. Прошли мимо мысов Ройдса и Барни, миновали ледник на южной стороне последнего, обогнули и прошли, наконец, мимо Неприступного острова, продвинувшись на добрые две мили к югу от мыса Ройдса. Судно могло бы пройти и дальше, по снежура начинала густеть. К тому же удобного места для зимовки не было ближе мыса Армитедж. Он находится на крайнем южном конце острова, милях в 12 от небольшого мыса Хижины, где стоял дом, построенный для команды судна «Дискавери».

«Никогда в этом проливе не видел я ледяного покрова в таком состоянии или берег столь свободным от снега. Эти факты, взятые вместе с необыкновенной теплотой воздуха, привели меня к заключению, что лето было очень теплое. Выбор мест для зимовки большой: один из маленьких островков, берег Ледникового языка. [42] Но мне прежде всего хотелось выбрать такое место, которое было бы нелегко отрезать от Барьера. Мысль моя остановилась на мысе, который мы, бывало, называли мысом Чаек. Он остался позади нас и отделялся от нашей прежней стоянки двумя глубокими бухтами по обе стороны Ледникового языка. Я полагал, что эти бухты останутся замерзшими до поздней поры и что, когда они снова замерзнут, лед на них быстро окрепнет. Я созвал совет и предложил на обсуждение следующие предложения: зимовать на Ледниковом языке или идти к западу. Я лично был за последнее предложение, и, действительно, оно при обсуждении найдено явно заслуживающим предпочтения. Итак, мы вернулись обратно, обогнули Неприступный остров и на всех парах направились к крепкому льду у мыса. Пробив тонкий лед, окаймлявший большую прочную льдину, судно в полутора милях от берега тяжело ударилось о крепкий лед бухты. Тут были и путь к мысу, и пристань для выгрузки. Мы поставили судно на ледовые якоря.

Уилсон, Эванс и я пошли к мысу, который я назвал в честь нашего достойного старшего офицера — мысом Эванса.

Первый же взгляд, как мы и ожидали, открыл нам идеальные места для зимовки. Каменистый грунт тут состоит главным образом из сильно обветренного вулканического конгломерата с оливином, отчего образовалось множество грубого песку Для дома мы выбрали место, открытое к северо?западу и сзади защищаемое многими холмами. Это место, кажется, представляет все выгоды (которые я впоследствии подробнее опишу) для зимовки, и мы решили, что дождались, наконец, благоприятного перелома.

Самое благоприятное обстоятельство то, что можно будет, по всей вероятности, в скором времени установить сообщение с мысом Армитедж. Именно в связи с этим у меня было столь сильное желание пройти к горе Террор. Немудрено, что и меня обуревали мрачные предчувствия при мысли о том, что мы вынуждены будем возвратиться к мысу Ройдса. Известно, что лед к югу от мыса Ройдса становится прочным и безопасным только в конце сезона, возможно в мае. До этого времени пространство между мысом Ройдса и мысом Барни ненадежно. Каким же образом, задаю я себе вопрос, наша экспедиция по подготовке складов вернется на свою базу? Теперь же я почти уверен, что к выбранному нами новому месту мы сумеем добраться сравнительно рано. Возможно только, что возникнет необходимость пересечь морской лед глубоких бухт северной и южной частей Ледникового языка, где лед, раз сформировавшись, уже не подтаивает. Даже если это и случится, состояние льда в той и другой стадии можно будет заметить перед тем, как партия решится вступить на него».

После стольких невзгод счастье подарило нас улыбкой: целые сутки стоял штиль при ярком солнце. Такая погода в этой местности подходит ближе к моему идеалу, чем любое другое испытанное мною состояние. Тепло от солнца вместе с живительным холодом воздуха дает мне невыразимое ощущение силы и здоровья, тогда как золотой свет, проливаемый на это дивное сочетание гор и льдов, создает великолепие, которое вполне удовлетворяет мое чувство красоты. Никакими словами не передать того впечатления, которое производит открывшаяся перед нашими глазами чудесная панорама. Понтинг в восторге и изливает его в таких выражениях, которые у другого и о другом предмете могли бы показаться чересчур напыщенными.

Лейтенант Эванс в «вороньем гнезде»

Выгрузка. Рабочая неделя

Пока мы были на берегу, Кэмпбел принимал первые меры к выгрузке припасов. Выгрузили двое моторных саней и живо распаковали их. Тут нам опять повезло. Сани и все принадлежности к ним, несмотря на непогоду и на всю пролившуюся на них в пути морскую воду, вышли из ящиков такими чистыми и свежими, точно накануне были упакованы. Спасибо офицерам, позаботившимся о том, чтобы сани были укрыты брезентами и накрепко привязаны. После саней очередь дошла до лошадей. Некоторых из них нелегко было поставить в ящик. На большинство Отс действовал уговорами, а нескольких матросы просто вынесли. Хотя лошади все исхудали и некоторые оказались донельзя истощенными, я был приятно удивлен проявленным ими оживлением; некоторые даже расшалились. Не могу сказать, как я был рад, когда все 17 лошадей были привязаны к воткнутым в лед кольям. С той минуты как они почувствовали под ногами снег, они, видимо, ожили, и я не сомневаюсь в том, что они быстро совсем поправятся. Мы благополучно доставили их на место, и это можно считать за истинное торжество. Для них, бедняжек, каким должно быть наслаждением впервые после столь долгого заточения покататься по снегу, и как они должны были обрадоваться возможности почесаться! Все они, очевидно, страдали от накожного раздражения. Каково же им было терпеть такую пытку в течение нескольких недель без этой возможности. Я замечаю, что теперь, когда лошади привязаны вместе, они оказывают друг другу эту услугу и самым дружеским образом грызут бока одна у другой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.