После концлагеря всю жизнь боюсь собак Олифиренко Лилия Владимировна, 1938 г. р

После концлагеря всю жизнь боюсь собак

Олифиренко Лилия Владимировна, 1938 г. р

Я родилась 27 ноября 1938 года. Когда началась Великая Отечественная война, мне было три с половиной года. Отец Владимир Васильевич воевал на Карельском фронте, а мы с мамой и маленькой сестренкой поехали в отпуск к бабушке. Жила она в 17 километрах от Витебска. Так мы попали в самый центр партизанского движения.

Что помню: как горел наш дом во время боя между партизанами и фашистами. Когда садилось солнце: зарево заката всегда напоминало мне о пожаре – большое, красное. Меня долго не могли раздеть на ночь: я боялась, что опять нужно бежать от пожара. Затем жили в сарае с коровой – румыны ее сохранили для себя, молоко забирали под конвоем, никогда детям его не оставляли. Правда, бабушка несколько раз недодаивала корову, а потом румыны это заметили и били бабушку. Сохранилось в памяти зарево над городом при бомбежке, как мы прятались от трассирующих пуль и снарядов в ров вблизи речки Хроповлянки. Меня подхватывали за руки сестра и мама, только ноги болтались в воздухе. Помню зеленый самолет с красной звездой, летящий вдоль улицы и стреляющий по немцам.

Меня долго не могли раздеть на ночь: я боялась, что опять нужно бежать от пожара.

В 1942 году меня с мамой поместили в гетто на 12 дней, так как мама отказывалась выходить на работу. Хорошо, что нас не выдали, ведь папа и два брата мамы были офицерами и воевали на фронте, иначе меня с мамой бы расстреляли. Один брат, Геннадий Филимонович Виноградов, погиб в 1942 году. Судьба Петра Филимоновича Виноградова неизвестна до сих пор, от него было последнее письмо в 1945 году, что воюет со злейшими врагами. Нас из гетто освободили по просьбе помещицы, приехавшей из Польши в свое бывшее имение, где работала бабушка под охраной румын. С апреля по август 1943 года я находилась в концлагере с мамой и сестрой, на территории бывшего «5-го железнодорожного полка», где находились военнопленные и население после карательной операции по поиску партизан.

Перенесла ужасы концлагеря: голод, холод, побои, падение со второго яруса нар, ожоги рук, заражение сыпным тифом, страх. Мы уже понимали, что за неповиновение – расстрел. Заставляли работать даже детей, моя сестренка 11-ти лет вместе со взрослыми копала ямы, куда потом сбрасывали трупы, расчищала железнодорожные пути, рубила лес, зашивала рваную одежду – шинели, одеяла немецкие и русские, стирала их. Нам делали какие-то уколы и били нас, если мы плакали. До сих пор не могу погладить даже щенка овчарки – страх. Боюсь до сих пор крыс (в детстве – до обмороков), так как крыса укусила меня за щеку, оставив след. Мы, малыши, подходили к колючей проволоке и просили у охранников еды: немцы еще что-то давали, а румыны – никогда и направляли на нас оружие.

Мы, малыши, подходили к колючей проволоке и просили у охранников еды: немцы еще что-то давали, а румыны – никогда и направляли на нас оружие.

Как наша мама смогла сохранить мне и сестренке жизнь в эти годы?

После ВОВ жили в Белоруссии, там я закончила среднюю школу, ФДЧ – была бригадиром швейного цеха фабрики им. Ким. Вышла замуж. Мой муж тоже был военным. Работала в Карелии, на Кольском полуострове по месту службы мужа. Закончила в 1973 году Крымский мединститут. В Крыму проживаю с 1965 года. У меня дочь, внучка и зять.

Но о пережитом во время войны не забыть никогда.