Привычка делить все поровну Тимофеев Александр Георгиевич, 9 ноября 1936 г. р
Привычка делить все поровну
Тимофеев Александр Георгиевич, 9 ноября 1936 г. р
Декабрь 1982 года. Дом творчества художников «Старая Ладога». Ветрище такой, что ночью, казалось, выдавит стекла. За окном несколько голых деревьев, дальше голый заснеженный взгорок. Ветер несет снег вдоль забора, такого же тоскливого, как тот, в блокадном детстве, когда родители, уходя на работу, оставляли меня одного, шести-семилетнего. Я сидел у окна и ждал. Сидел, кажется, в той комнатке, где потом у нас с Томой была кухня, откуда была видна дорога, возвращающая родителей с работы. Но из того же окна были видны и два страшных барака, приютивших переселенцев, согнанных войной со своих мест, и в которых, как говорили, жили людоеды. Все могло быть. Гулять на улицу без присмотра меня боялись отпускать. В одном из бараков жила и китайская семья. В начале войны их было несколько в деревне, но многих арестовали, говорили – японские шпионы. Осталось две семьи – Ван Су-Лины и Хо Шу-де. Помню смутно, говорили о каком-то мужике с топором. Не то он кого-то зарубил, не то только грозился, но страх мой детский был велик.
Совсем не помню радости, помню несколько тяжело-унылых, а порой и страшных видений-предчувствий. Вероятно, я болел. Помню себя в бредовом состоянии: лежу на спине, смотрю в потолок, а потолок делится на квадраты, они растут и давят меня.
С семьей и друзьями (до войны)
Семья наша, по теперешним меркам, была довольно большая. Отец мой – Тимофеев Георгий Дмитриевич и мама – Екатерина Ивановна. Нас,
детей, у них было четверо. Мне, самому маленькому, в начале войны было четыре года, брат Жора был старше меня на девять лет, сестры Нина и Зоя, соответственно, на 13 и 15 лет старше. Бабушка и дедушка жили в старом прадедовом доме у речки, там же, своими семьями – отцовы братья дядя Петя и дядя Вася. Мамины родные – Минины жили на Пороховых. У отца были еще два брата – дядя Саша (на Пороховых) и дядя Миша – в Москве, сестра Мария жила в Яблоновке.
Отца в армию не призвали, он был 1898 года рождения и работал слесарем-механиком по ремонту автодвигателей на военном объекте – Охтинском химкомбинате, бывшем Пороховом заводе.
Деревня Жерновка, скорее не деревня, а рабочий поселок, стояла недалеко от трамвайной линии, что шла от Большой Охты до станции Ржевка. Вероятно, в блокаду нам было полегче, чем городским жителям, в огороде росли кусты черной смородины, немного картошки и капусты.
Через два месяца после начала войны немецкие войска были уже под Ленинградом. 30 августа они захватили Мгу и железнодорожная связь со страной прервалась, а захватив Ивановское, перерезали последнюю шоссейную дорогу. Город был отрезан от всех электростанций.
Отец собрал и засолил капусту. Черные листья засолил в отдельную кадку – это хряпа. Как на первое время выручила нас эта капуста! Было немного и картошки. Картошку ели понемногу, оставляя глазки на семена.
Восьмого сентября, после падения Шлиссельбурга, Ленинград оказался в блокаде. В этот же день горели Бадаевские склады. Огромный столб черно-зеленого дыма был виден издалека. Сгорели три тысячи тонн муки, две с половиной тысячи тонн сахара и много чего еще. Отец собрал и засолил капусту. Черные листья засолил в отдельную кадку – это хряпа. Как первое время выручила нас эта капуста! Было немного и картошки. Картошку ели понемногу, оставляя глазки на семена.
9 ноября, в воскресенье, мне исполнилось пять лет. Подруга мамы, украинка Валентина Михайловна, жена китайца Ван Су-Лина, принесла мне в подарок кусок хлеба. Я разделил его на шесть равных частей – на всю семью. Об этом долго еще и после войны вспоминали мои сестры. Привычка делить все поровну осталась, вероятно, на всю жизнь.
Запасы хлеба в городе катастрофически таяли. На рабочую карточку выдавали всего 300 граммов, всем остальным – по 150 граммов в день. С 20 ноября новое снижение норм. Рабочим выдавали по 250 граммов, остальным – по 125 граммов хлеба.
20 ноября. Сегодня через болота, через вражеские тылы, через полузамерзшую Ладогу в город пришел первый конный обоз с хлебом.
Город бомбят и обстреливают из крупнокалиберной артиллерии. От налетов немецкой авиации отец выкопал в огороде яму-бомбоубежище, сделал ступеньки, доски на крыше завалил землей. Он отводил нас туда при воздушной тревоге. Скользкие глиняные ступеньки, жердочка, чтобы держаться, яма для стока воды, коптилка в углу. Не любил я эту яму: сыро и холодно.
На деревню падают бомбы. Военный объект буквально в трех километрах, его часто бомбят и, когда промахиваются, попадают в деревню. Отец говорит, что на комбинат немцы спускали даже морские мины и торпеды на парашютах.
Одна такая торпеда ночью упала около нашего забора, но не взорвалась. Крышка от нее отлетела в огород, в кусты смородины. Отец думал, что это брат приволок такую тяжесть, но потом обнаружил торпеду. Приехавшие саперы сказали, что торпеда начинена не порохом, а железными опилками. Кто был тот русский, чех, поляк или немец, кто таким образом спас наши жизни?
Торпеда ночью упала около нашего забора, но не взорвалась. Крышка от нее отлетела в огород, в кусты смородины. Отец думал, что это брат приволок такую тяжесть, но потом обнаружил торпеду. Приехавшие саперы сказали, что торпеда начинена не порохом, а железными опилками. Кто был тот русский, чех, поляк или немец, кто таким образом спас наши жизни?
Действует Дорога жизни – Ладожская ледовая трасса. Подвоз хлеба увеличивается. С 1 декабря продовольственные карточки прикреплены к трамвайной остановки «Завод Воровского». 25 декабря – повышение хлебной нормы по карточкам. Рабочим 350 граммов, служащим, иждивенцам, детям по 200 граммов. У отца на заводе для рабочих организовали питание.
Георгий Дмитриевич и Екатерина Ивановна
Отец иногда приносил мне в судке немного супа. Судок этот алюминиевый храню до сих пор.
Новый год. На заводе, как отец называет химкомбинат, организовали елку для детей.
Покормили, подарили игрушку и мандаринку.
13 января – известие о разовой выдаче продуктов в счет месячной нормы. Мяса 100 граммов, крупы или муки 200 граммов.
По-хорошему, на один обед, но растянули надолго. Мама говорит: «Вот кончится война, наварю большую кастрюлю пшенной каши на всю семью и наедимся досыта».
Мама варит что-то, топит печь, греет воду, обмывает нас, натирает какой-то вонючей водой от чесотки. Когда человек голоден, липнет всякая дрянь. Работать мама ходит в сельсовет, в деревню Малиновку.
Несмотря на прибавку хлеба, смертность увеличивается. Траншеи под захоронения роют не только на Пискаревке, но и на Пороховском кладбище. Люди гибнут от обстрелов, бомбежек, но в основном от голода.
Что такое недолет,
В детстве я узнал впервые —
Если бомба в огород,
А бомбят Пороховые.
Клей столярный, да подошва,
Да лепешка – лебеда.
Не ахти, но выжить можно —
Настоящая еда!
Сумерки, пришел отец,
Обметает шваброй ноги.
Говорит, ему мертвец
Крикнул «Здравствуй» на дороге.
Отец приходит с работы и рассказывает, сколько окоченевших трупов встретил по дороге. Специальные машины ездили и собирали по городу мертвецов, отвозили на кладбища. Умерших столько, что хоронили, конечно, в братских могилах, без всяких имен и фамилий.
11 февраля – еще прибавка хлеба на карточки. Рабочим положено 500 граммов, служащим 400, иждивенцам и детям по 300 граммов. Но дистрофикам это уже не помогает. Неизлечимо. Кстати, есть сведения, что их, вывезенных на Большую землю, бабки в деревнях спасали кашицей из мелкотертого лука.
7 февраля 1942 года умер от истощения большой русский художник Иван Яковлевич Билибин. Как я любил в действе его иллюстрации к сказкам! Почему не эвакуировали? Детей-то ведь вывозили. Чем он мог помочь городу, войскам? Впрочем, а как же другие ученые, писатели, поэты, композиторы… Какую действенную помощь могли оказать они?
К концу зимы сестра Нина пошла в магазин к заводу Воровского выкупить по карточкам хлеб. Какой-то тип, толкавшийся у прилавка, сказал ей: «Сегодня привезли белый хлеб. Я здесь работаю, не хотите ли отовариться белым? Даже больше будет, могу вам помочь». У нас вообще доверчивый народ, а тут семнадцатилетняя девчонка… Отдала ему все карточки, он зашел за прилавок, вышел в другую дверь и был таков. Сестра пришла домой ни жива ни мертва. Семья лишилась карточек почти на месяц. Нам грозила голодная смерть. На другой день отец пошел на работу и рассказал начальнику о случившемся. Начальник раздобыл где-то три бутылки спирта. «Вот все, чем могу помочь, дальше выкручивайся сам».
7 февраля 1942 года умер от истощения большой русский художник Иван Яковлевич Билибин. Как я любил в действе его иллюстрации к сказкам! Почему не эвакуировали? Детей-то ведь вывозили. Чем он мог помочь городу, войскам? Впрочем, а как же другие ученые, писатели, поэты, композиторы…
И вот бывают же такие удачи в жизни, как будто кто-то их посылает в самый нужный момент. В тот же вечер мимо нашего дома ехали в санях на лошади несколько солдат, везли под брезентом кости убитой лошади. Попросились переночевать, их пустили. Дом был теплый, мы голодали, но дрова в сарае были. Солдаты дали маме что-то от конской ноги, чтобы мать сварила похлебку. Когда сели ужинать, кто-то из них сказал: «Эх, под такую бы закуску…»
Отец за рулем
Отец за работой
«А у меня есть», – сказал отец и выставил на стол бутылку спирта. Когда солдаты уехали, мама обнаружила в сенях в мешке кости от конской ноги. Несколько дней мать боялась тронуть это сокровище, потом отец сказал:
«Вари, Катя, они не приедут. Видишь же, нарочно оставили!» Так мы дожили до следующих карточек. Через несколько месяцев сестра встретила того, кто отобрал у нее карточки, на мосту у завода Воровского. «Это он, это он, держите его, он украл у меня карточки!» Сестра говорит, тут же какой-то невысокий мужчина, шедший по мосту, выхватил пистолет и отвел их в милицию. Обыскали, нашли несколько карточек. Но не наших, конечно, прошло много дней. Расстреляли, наверное.
Мама выменяла на хлеб все ценное, что было в доме. Дорогую дядину скрипку, серьги, кольца, даже обручальные. После блокады в доме не осталось ничего ценного, зато вся семья выжила.
Несмотря на то что люди были истощены недоеданием, по субботникам все работоспособное население принималось за очистку города. Разбирали завалы, вывозили мусор, снег. И вот 7 марта по рельсам пошел первый трамвай. Какая радость! Ведь всю зиму ослабевшие люди ходили на работу и с работы пешком. Кому-то приходилось вставать очень рано, опаздывать нельзя.
27 апреля 1942 года. Ночью бойцы 86-й стрелковой дивизии обнаружили на берегу Невы медленно ползущего по снегу человека. Это был майор А. М. Соколов. Он переплыл с донесением Неву с плывущими льдинами, трижды раненный в бедро. Переплыл с Невского пятачка единственный оставшийся в живых. Невского пятачка больше не существовало.
Говорят, в почве «Пятачка» железа больше, чем земли.
Еще 20 сентября батальон под командой капитана В. П. Дубика без артподготовки на рыбачьих лодках и плотах переплыл Неву, забрался по крутому берегу и ворвался в первую траншею гитлеровцев. За этим батальоном высадились еще несколько подразделений той же дивизии и батальон морской пехоты. И началась «мясорубка».
Почему пишу об этом, почему запомнил? Вот что прочитал 9 ноября 1941 года (мой день рождения): «Сегодня утром на левый берег Невы переправился сформированный из ленинградцев первый ударный коммунистический полк. Высадившись на „Пятачке“, он уже через час вступил в бой. Атакуя врага, полк понес тяжелые потери. К вечеру в нем осталась лишь треть бойцов».
И так продолжалось почти семь месяцев, 219 дней. Стрелковые, да еще сформированные из гражданских подразделения против хорошо укрепленной обороны фашистов, с артиллерией и танками, с быстрыми подкреплениями из тылов (не через Неву же). Зачем? Кто придумал? Просто приказывали: иди и умирай. И шли, и умирали.
Георгий Дмитриевич
Старшая сестра Зоя пошла в армию строителем. Строили блиндажи, землянки, доты. Пришла с войны с орденами и медалями. Под ее началом было тридцать таких же, как она, девчонок. Сестра была знакома с генералом Говоровым. Он называл ее пышкой. Ее взвод стоял в деревне, где был штаб генерала. Он как-то спросил ее: «Ну что, пышка, к вам в дом по ночам в окна солдаты не лазят?» Сестра зарделась, засмущалась. «О, – сказал генерал, – если у вас все такие, надо к вам часового приставить». С тех пор, пока они стояли в этой деревне, у их дома по ночам стоял часовой.
У сестры Нины был сильный высокий голос красивого тембра. Она говорила: «В какой театр ни приду, сразу берут». Но у нее не было музыкального образования. Долго разучивала партии. Пела Сильву, ездила с концертными бригадами на фронт, на передовую. Иногда попадала в одну группу с Клавдией Шульженко. Позже она говорила: «Саша, у меня был такой мощный голос, что, если бы мы запели вдвоем с Шульженко, ее вообще бы не было слышно. Но солдаты больше любили Клаву. Я пела арии из оперетт, а она „Синенький скромный платочек“». Но пришлось и Нине разучивать народные песни. Пользовалась популярностью в ее исполнении украинская песня «Ой казала меш мати та й наказувала».
На одном из таких концертов Нина познакомилась с молодым майором и вышла за него замуж. Помню, как-то, чтобы подкормить меня, сестра вывезла меня на несколько дней в село Корнево, где стояла часть майора. Меня кормили солдатской кашей и хлебом с маслом. Масла я не видел очень давно. Помню, меня запирали надолго одного в каком-то деревянном доме. Но я вылезал из окошка и гулял около. Майор погиб в том же году. Наступил новый 1943 год.
Мой брат Георгий не хотел ходить в школу, он хотел воевать во флоте. У нас была красивая большая книга Байрона с шикарными иллюстрациями на мелованной бумаге. Я, конечно, рисовал самолеты, танки и линкоры, но я также любил срисовывать из этой книги красивые купы деревьев, старые замки и мосты. Чтобы попасть во флот, брат пытался подделать документы, приписав себе лишний годик. Он испещрил всю книгу штампами и печатями. Из чего он их вырезал, не знаю, но во флот все-таки попал. Воевал юнгой на тральщике, был контужен, здорово научился плясать. Его потом звали работать в ансамбль песни и пляски – не пошел.
22 июня 1942 года. Прошел год после начала войны. Пожалуй, этот год был тяжелейшим за всю блокаду. В этом году огромное число граждан погибло от голода. Перед тем как закончить эту статью, я сходил на Пороховское кладбище. Там в ряд стоят несколько семейных могил.
Тимофеев Дмитрий Яковлевич (это мой дедушка)
скончался 2 апреля 1942 г.
Тимофеев Василий Дмитриевич (дядя)
скончался 23 мая 1942 г.
Тимофеева Татьяна Ивановна (бабушка)
скончалась 14 июня 1942 г.
Где похоронены другие братья и тетя Мария, не знаю.
Могила отца здесь же, его не стало в 1969 году. Представляю, что он пережил. Голодный человек ворочает и чинит тяжелые автомобильные моторы и месяц за месяцем копает могилы и хоронит родных.
Отец работал слесарем-механиком,
В машинах разбирался он как Бог.
Из самых завалящихся деталей
Собрать мотор полуторки он мог.
Чинить машины было делом жизни.
Вся жизнь, помимо детства, – это стаж.
Машины, что прошли Дорогой жизни,
Прошли ближайший к Ладоге гараж.
А дома мама, четверо детишек,
Крест-накрест окна да на кухне печь.
Дрова-растопка из счастливых книжек,
И нечего в голодной печке печь.
А я – босой малец из дальней дали…
Как много стерлось в памяти уже.
Когда отца навечно провожали,
Гудели все машины в гараже.
23 февраля 1943 года. Продуктов ленинградцы получают уже как и москвичи: 700, 600, 500, 400 г. Соответственно – рабочие, служащие, иждивенцы и дети. (2 февраля по Ладожскому озеру, по свайному мосту прошел первый поезд, напрямую соединивший Ленинград с Большой землей.)
14 января 1944 года началось наше наступление на Ораниебаумском плацдарме. Одновременно – наступление Волховского фронта.
19 января встретились войска, наступавшие навстречу друг другу из Ораниенбаума и с Пулковских высот. Блокада разорвана, но немцы с фанатическим упорством обстреливают Ленинград. 611 дней обстрел.
21 января взята Мга. (Последний поезд прошел через Мгу 27 августа 1941 года.)
24 января освобождены Пушкин и Павловск.
27 января в честь полного освобождения города от блокады дан салют в 24 залпа из 324-х орудий.
Отца наградили медалью «За оборону Ленинграда» и орденом «Знак почета».
В 1944 году я пошел в школу. Бедность, голодно, но в школе организованы обеды, кормят супом. Ребята где-то раздобыли «дуранду» – прессованный жмых. Грызем с энтузиазмом. Блокады нет, войска одерживают победы, впереди сплошное счастье.
Что такое рай – сарай.
Но не просто, а с дровами.
И что выжила семья,
Поклонись отцу и маме.
Я окончил школу-десятилетку на Ржевке, учился в Арктическом училище, был полярником на острове Котельный, был гравером на том самом Охтинском химкомбинате, окончил живописный факультет Академии художеств СССР, член Союза художников с 1982 года, детский поэт, автор-исполнитель своих песен. У меня была жена Тамара, талантливейший график. У меня есть дочь Катя Матюшкина, известный детский писатель и художник, и внучка Настя тринадцати лет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.