Глава 9. Наш противник — 2-й воздушный флот
Глава 9. Наш противник — 2-й воздушный флот
В небе Подмосковья — «Легион Кондор». Командование люфтваффе просчиталось. Немного истории. Почему не рвались бомбы. Противник вынужден менять тактику. Побеждают сильные духом.
Меня часто спрашивают: «Как вы думаете, почему немецко-фашистская авиация не использовала фактор внезапности и не попыталась нанести удар с воздуха по нашей столице в первый день войны? Ведь, безусловно, соображениями гуманности это не вызвано».
Чувства гуманности тут, конечно, ни при чем. Они полностью отсутствовали у фашистских заправил. Ведь Гитлер и его приспешники вели войну на уничтожение и не скрывали этого.
Истинная причина заключалась в другом. Верховное немецко-фашистское командование не решалось в первый месяц войны распылять силы авиации, пока сухопутные войска не выполнят ближайших оперативных задач.
Существовала и еще одна причина, заставившая руководителей вермахта отложить на месяц начало налетов на Москву. Полеты бомбардировщиков без сопровождения истребителей на большое расстояние в светлое время суток были очень рискованны. А в июне, как известно, ночи короткие. При полетах с дальних аэродромов бомбардировщики не успели бы затемно дойти до Москвы, выполнить свою задачу и вернуться обратно. Они неизбежно несли бы большие потери.
Следует сказать, что и в дальнейшем, в более благоприятных условиях, противник предпочитал ночные полеты. Из 122 налетов, совершенных вражескими бомбардировщиками на Москву в 1941 году, только 32 предпринимались в дневное время, да и то главным образом при плотной облачности.
[193]
Готовясь к проведению налетов на Москву, гитлеровское командование сосредоточило на аэродромах Польши, Белоруссии, Прибалтики отборные части 2-го и 8-го авиакорпусов, входивших в состав 2-го воздушного флота, самолетный парк которого насчитывал в строю свыше тысячи машин. Там же дислоцировалась и 53-я авиационная эскадра дальних бомбардировщиков под названием «Легион Кондор». Ее летчики заслужили недобрую славу убийц мирного населения. В их послужных списках были бомбежки городов республиканской Испании, разбойничьи налеты на города и села Польши, Югославии, Греции. Многие асы из «Легиона Кондор» получили награды за бомбардировки французской территории и налеты на Лондон. Словом, это был цвет фашистской авиации. На вооружении эскадры состояли лучшие в немецких военно-воздушных силах самолеты-бомбардировщики «Хейнкель-111».
Под стать личному составу «Кондора» были и летчики 4-й бомбардировочной эскадры «Вевер», летавшие на «Юнкерсах-88». Их самолеты неоднократно появлялись над Лондоном, Ливерпулем, Бирмингемом, Бристолем и другими городами Великобритании.
Для участия в налетах на Москву на аэродром в районе Барановичей с киевского направления прибыла 55-я эскадра дальних бомбардировщиков, а в район Бобруйска — 28-я эскадра. Вместе с ними действовали также эскадра особого назначения «Гриф» и 100-я бомбардировочная группа.
Таким образом, авиационная группировка, предназначенная для ударов по нашей столице, к середине июля 1941 года насчитывала более 300 бомбардировщиков. Это составляло значительную часть 2-го воздушного флота, поддерживавшего группу немецко-фашистских армий «Центр».
Командовал 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Кессельринг — заметная фигура среди генералитета гитлеровской Германии. Альберт Кессельринг пришел в люфтваффе из артиллерии, когда фашисты, захватившие власть при покровительстве и помощи западных держав, стали восстанавливать военный потенциал Германии в нарушение Версальских соглашений. Типичный представитель прусского офицерства, Кессельринг пришелся ко двору фашистскому руководству. Он занял высокий пост в
[194]
штабе люфтваффе, а потом, после смерти генерала Вевера, стал начальником генерального штаба ВВС.
С начала войны, развязанной Гитлером против Польши, Кессельринг возглавил одно из самых мощных соединений немецкой военной авиации — 2-й воздушный флот. Это на его совести разработка и осуществление планов бомбардировки многих городов Западной Европы, в частности Роттердама. После того как гитлеровцы захватили Польшу, Бельгию, Голландию и Францию, заслуги Кессельринга, являвшегося правой рукой Геринга, были отмечены. Ему присвоили звание генерал-фельдмаршала.
Возглавляя 2-й воздушный флот, Альберт Кессельринг активно участвовал в разработке планов налетов на Англию. Его эскадры обрушивали бомбовые удары на южную часть Британских островов. Видимо, этот опыт был учтен при определении задач воздушным флотам на советско-германском фронте. 2-му воздушному флоту, в состав которого входило более половины всех ВВС Германии, сражавшихся на Восточном фронте, поручили самую трудную миссию — поддерживать группу армий «Центр» и организовывать налеты на Москву.
Фельдмаршал Кессельринг во время войны непрерывно слал в Берлин выдуманные сообщения о разгроме Москвы его бомбардировщиками. Он не изменил привычки приукрашивать действительность и после поражения фашистской Германии. В своих воспоминаниях Кессельринг писал: «С самого начала войны (21—22 июня 1941 года) из ставших шаблонными действий немецкой авиации выделяются лишь налеты на Москву — политический и экономический центр и важнейший узел дорог России, — проводившиеся вполне успешно на протяжении нескольких месяцев... Тогда немецкая авиация могла действительно решить исход войны, если бы наступление немецкой сухопутной армии не застряло под Москвой сначала в болотах, а затем в снегах русской зимы»[21].
У Греффрата — одного из коллег Кессельринга по люфтваффе — эпопея налетов на Москву вызывает далеко не такие радужные воспоминания. «На эти удары, — пишет он, — в проведении которых не было почти никакой
[195]
необходимости, немецкое командование бесполезно израсходовало довольно значительные силы своей авиации»[22].
Еще более определенно высказывается на этот счет другой историк — Георг Фойхтер. «Как и во время воздушной битвы за Англию, — вспоминает он, — оказалось, что главное командование немецких военно-воздушных сил совершенно не умеет «стратегически» мыслить, не говоря уже о способности планировать и проводить стратегические операции. Немногочисленные воздушные налеты на Москву были настолько плохо подготовлены и проведены, что не достигли никакого практического результата. Их можно было бы оценить лишь как «пропаганду», но они не достигли и этой цели»[23].
Нам удалось установить, что летный состав немецких частей, участвовавших в налетах на Москву, к началу нападения Германии на Советский Союз почти полностью состоял из офицеров. Многие из командиров воздушных кораблей были в звании полковника. Почти каждый член экипажа имел награды, в том числе и Железные кресты, полученные за бомбардировку мирных городов Западной Европы.
Это были фашисты образца 1941 года, опьяненные успехами, уверенные в своей силе и быстрой победе над нашей страной. Попадая в плен, они держались высокомерно, отказывались отвечать на вопросы.
Но уже через два-три месяца картина изменилась. В протоколах допросов экипажей сбитых самолетов стали появляться весьма характерные признания. Вражеские летчики показывали, что их авиация несет большие потери от огня нашей зенитной артиллерии, многие самолеты из числа возвратившихся на свои аэродромы бывают настолько повреждены осколками снарядов, что требуют серьезного ремонта и даже оказываются вовсе непригодными к дальнейшим полетам.
Нужно сказать, что верховное командование немецко-фашистских войск очень быстро убедилось в силе противовоздушной обороны Москвы. Специальная комиссия германского генерального штаба ВВС, посланная в
[196]
1941 году вслед за своими наступавшими войсками для изучения организации ПВО в нашей стране, отмечала ошибочность представления о том, что в Советском Союзе ПВО слабая.
Известно, что по Версальскому договору Германии было запрещено иметь военную авиацию. И потому до 1933 года ее военно-воздушные силы практически равнялись нулю. Но когда к власти пришли фашисты, с молчаливого согласия западных участников бывшей Антанты Гитлер бесцеремонно растоптал мирный договор. В Германии началось, восстановление военной, и в том числе авиационной промышленности, быстрыми темпами стали готовиться военные авиационные кадры.
Немецко-фашистские ВВС создавались не на голом месте. Германия не без помощи международного капитала сумела сохранить свои авиастроительные заводы и достаточно многочисленные кадры летного и технического состава. По существу, не прекращалась в стране и деятельность авиационных конструкторских бюро, которые под видом разработки проектов для гражданского воздушного флота создавали модели современных по тому времени бомбардировщиков и истребителей.
Уже к 1939 году среднемесячный выпуск самолетов в Германии достиг внушительной цифры — 700 машин. В тот же период Франция производила 40—50 самолетов, США — до 300, а Англия — до 400.
Весьма интересны цифры, характеризующие состав самолетного парка фашистской Германии по боевому предназначению. В соответствии со своими взглядами на роль ВВС в осуществлении планов «молниеносной» войны немецкие военные специалисты считали необходимым всемерно развивать бомбардировочную авиацию. К 1938 году она составляла до 75 процентов всех военно-воздушных сил Германии, в то время как удельный вес истребителей не превышал 22 процентов. В этом проявились свойственные гитлеровской военной доктрине агрессивность, стремление вести только наступательные действия, пренебрежение к обороне.
Впрочем, в первом периоде второй мировой войны, в операциях против Польши, Бельгии, Франции, немецко-фашистскому командованию удалось использовать ВВС в соответствии со своими взглядами на их предназначение. Осуществляя внезапное вторжение на территорию про-
[197]
тивника, при тройном и даже большем превосходстве в авиации, немцы обрушивали бомбовые удары на аэродромы, железнодорожные узлы, позиции ПВО, парализуя сопротивление обороняющихся. При необходимости бомбардировщики переключались на непосредственную поддержку сухопутных войск на поле боя. В этих случаях они нуждались в помощи истребителей, и количество их вполне обеспечивало выполнение боевых задач.
Но так было, когда вермахт вел борьбу против государств, с которыми Германия имела общие сухопутные границы, против стран, не обладавших достаточно мощной противовоздушной обороной. Но уже и в этот период гитлеровцы могли понять, что стойкая противовоздушная оборона способна значительно снизить действенность усилий их бомбардировочной авиации. Пришлось пересматривать свои первоначальные концепции.
В результате оценки боевого опыта ведения воздушной войны против Англии командование германских ВВС окончательно убедилось, что без истребительного прикрытия действия бомбардировочной авиации по тыловым объектам в условиях сильного противодействия ПВО противника не могут быть достаточно эффективными. Их расчеты на то, что плотный строй бомбардировщиков способен самостоятельно вести оборону против истребителей, не выдержали испытания боевой практикой. Поэтому уже к моменту нападения на нашу страну удельный вес бомбардировщиков в военно-воздушных силах Германии снизился до 57,8 процента. Истребители в тот период составляли 31,2 процента всех боевых самолетов, разведчики — 11 процентов.
В ходе войны немцы были вынуждены существенно изменить и конструкцию своих самолетов. Им пришлось увеличить бронезащиту бомбардировщиков, усилить их вооружение. На самолетах Ю-88 и Хе-111 появились 20-мм пушки в дополнение к пулеметам, которыми они были вооружены вначале.
Нужно сказать, что, создавая свои бомбардировщики, немецкие конструкторы в первую очередь предназначали их для авиационной поддержки сухопутных сил. И хотя они сконструировали такие типы самолетов, как Хе-177, ФВ-200 «Курьер» и другие, способные решать стратегические задачи, их серийный выпуск так и не был организован. Видимо, считалось, что для ведения «молниенос-
[198]
ной» войны против нашей страны они не потребуются, а для ударов по Англии предполагалось использовать новое оружие — ракеты Фау-1 и Фау-2.
В групповых налетах на Москву чаще всего участвовали средние бомбардировщики Хе-111, До-215, Ю-88, пикирующие бомбардировщики Ю-87 и многоцелевые самолеты Ме-110. Эти машины были созданы перед началом второй мировой войны, модернизировались в процессе производства и к моменту нападения фашистской Германии на нашу страну по своим летно-техническим данным оставались на уровне лучших бомбардировщиков западных государств. Они имели максимальные скорости от 400 до 465 километров в час, потолки полета от 8 до 11 тыс. метров и, следовательно, могли летать на пределе досягаемости прицельного огня наших зенитных орудий старых выпусков. На их вооружении находилось по одной пушке (у До-215 — две) и 4—7 пулеметов, тогда как у наших истребителей старых типов пушек на борту не было, а число пулеметов не превышало четырех. Нужно, правда, отметить, что бомбовая нагрузка перечисленных бомбардировщиков была сравнительно небольшой — от 700 до 1400 килограммов. Это соответствовало их основному боевому предназначению.
К началу налетов фашистской авиации на пашу столицу Московская противовоздушная оборона располагала в общей сложности 585 боевыми самолетами: 245 экипажей имели истребители И-16 и И-153, 340 летчиков получили к тому времени машины новых типов — Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, но далеко не все успели освоить их, особенно для полетов ночью. Тем не менее и на самолетах старых типов наши летчики настигали врага, успешно преодолевали мощную огневую защиту бомбардировщиков и уничтожали их.
Более сложной для летчиков противовоздушной обороны была борьба с истребителями противника, превосходившими наши истребители в скорости и вооружении.
В дальнейшем благодаря настойчивой работе советских конструкторов и самолетостроителей над совершенствованием боевой авиационной техники наши истребители по своим качествам превзошли самолеты противника. Однако надо учесть, что в 1941 году нам приходилось широко использовать технику довоенных образцов, которая хорошо послужила нашим летчикам во время боев в рес-
[199]
публиканской Испании, на Дальнем Востоке. К началу же Великой Отечественной войны она являла собой вчерашний день в развитии советского самолетостроения.
Но не единой техникой решается судьба каждого боя и операции в целом. Немаловажным фактором в борьбе авиации с противовоздушной обороной является тактика. Безусловно, мы были глубоко заинтересованы в изучении тактических приемов противника и очень внимательно фиксировали все особенности боевого применения немецко-фашистских ВВС при налетах не только на Москву, но и на другие пункты и объекты страны, скрупулезно анализировали полученные данные.
Следует иметь в виду, что войска противовоздушной обороны являются оборонительным видом Вооруженных Сил. По отношению к ним противник обладает тем преимуществом, что он диктует характер боевых действий: время, направление, интенсивность и силу воздушных налетов, применяемые при этом средства и тактические приемы. Войска ПВО вынуждены предугадывать цели и средства противника, быстро перестраиваться, чтобы противостоять новшествам, которые он может применить. Образно говоря, нападающая сторона пользуется преимуществом первого хода.
Однако только при слабом сопротивлении обороняющихся это преимущество приносит окончательную победу. История показала, что наша противовоздушная оборона не оставила в руках неприятеля инициативы. Даже в самые трудные для Москвы дни люфтваффе не смогли диктовать нам своей воли, по своему желанию выбирать цели и обрушивать на них бомбовые удары. С такой противовоздушной обороной немецко-фашистские ВВС не встречались нигде в Западной Европе.
Неприятельским летчикам за все время налетов на Москву удалось сбросить на город 1445 фугасных бомб (лишь девятую долю бомбового груза, который они рассчитывали обрушить на нашу столицу; остальные бомбы были сброшены вне пределов города). Надо учесть также, что из числа бомб, упавших на Москву, 108 не разорвались. Одна из фугасок, например, упала в районе Охотного ряда и своим весом (1000 кг) повредила тоннель метро. Другая тяжелая фугасная бомба, попав в здание издательства «Московский большевик», пробила несколько этажей, но также не разорвалась. За пределами город-
[200]
ской черты наши саперы обнаружили и обезвредили 164 неразорвавшиеся фугасные бомбы. Объяснить это никак нельзя лишь обычным техническим браком.
В авиационной промышленности Германии работало немало людей, жаждавших поражения фашизма в войне и предпринимавших меры для подрыва боевой мощи гитлеровской армии.
Во время одного из налетов вражеской авиации на Москву бомба упала во двор дома, где когда-то жил и создал свой знаменитый «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль. Бомба не взорвалась. Саперы извлекли ее и обнаружили, что вместо взрывателя в ней был чешско-русский словарь.
В течение первого полугодия войны фашистская авиация много раз пыталась протаранить нашу противовоздушную оборону. При этом ее тактика была в основном прямолинейна и подчинялась девизу: «Во что бы то ни стало прорваться к Москве». Осенью 1941 года, когда линия фронта проходила в нескольких десятках километров от нашей столицы и противник мог использовать для поддержки бомбардировщиков свои истребители с прифронтовых аэродромов, тактика силового давления, возможно, и дала бы какие-нибудь результаты, будь перед ней менее сильная оборона. Однако и благоприятные условия не принесли 2-му воздушному флоту решающих успехов. Потеряли же немцы при налетах на Москву в первом полугодии войны 952 самолета. Чувствительный урон! Если учесть к тому же, что в основном это были бомбардировщики, экипажи которых состояли из четырех-пяти человек, то потери противника следует признать катастрофическими. Люфтваффе лишились в боях у стен Москвы цвета своих летных кадров.
Проиграв Московской противовоздушной обороне это сражение в воздухе, командование германских ВВС было вынуждено отказаться от тактики давления. Пришлось прибегнуть к методу «беспокоящих» налетов. Прекратить все попытки прорваться к Москве противник не мог: это выглядело бы как признание своего поражения и освобождало бы нас от необходимости держать на обороне Москвы большие силы и средства. Эти соображения командования немецких ВВС в основном определили действия вражеской авиации в нашей зоне после 1 января 1942 года.
[201]
В первые дни 1942 года противник предпринял четыре попытки прорваться к Москве. Но это были, прямо скажем, символические налеты. В общей сложности в них участвовало 13 самолетов. У гитлеровцев уже не было сил для решения этой задачи, так как их наземные войска, вынужденные отступать под ударами наших частей, постоянно требовали от авиаторов все возрастающей поддержки.
Последний из серии микроналетов на Москву был совершен 6 января. А потом последовал двухмесячный перерыв. Войска ПВО столицы получили длительную передышку. Но главное — могли спокойно трудиться москвичи.
В марте гитлеровцы возобновили попытки прорваться к городу. Они предприняли шесть ночных налетов. Правда, по числу участвовавших в них самолетов (105 бомбардировщиков) эти атаки вражеской авиации не шли ни в какое сравнение с теми, которые нам пришлось отражать летом и осенью 1941 года.
Потерпев фиаско в массированных налетах, немецкие летчики стали прибегать к различным хитроумным уловкам, чтобы обмануть бдительность защитников московского неба. К сожалению, иногда им удавалось добиваться некоторых успехов. Так, например, в ночь на 31 марта восемь одиночных бомбардировщиков противника, пристроившись к нашим самолетам, возвращавшимся с боевых заданий на подмосковные аэродромы, дошли до границ города, а потом пытались внезапно прорваться в его воздушное пространство. Однако их обнаружили и отогнали огнем зенитной артиллерии. Но все же одному из вражеских бомбардировщиков удалось проникнуть в пределы московского неба. Конечно, никакого существенного ущерба городу он не смог нанести, но факт оставался фактом.
Недостаток сил и боязнь вступать в прямое единоборство с противовоздушной обороной Москвы диктовали противнику и другой тактический прием, к которому он особенно охотно прибегал весной 1942 года. Это изматывание сил ПВО.
Одиночные вражеские самолеты или мелкие группы бомбардировщиков на большой высоте подходили к зоне огня зенитной артиллерии и старались как можно дольше держать в напряжении зенитчиков, прожектористов и истребителей. Затем они уходили, а на смену им приле-
[202]
тали новые самолеты. Вначале эта тактика приносила противнику успех: мы нервничали, расходовали понапрасну большое количество боеприпасов. Но вскоре все стали спокойнее относиться к маневрам врага, не теряя, однако, бдительности.
Неприятельские бомбардировщики прибегали и к такой тактической уловке. Два эшелона самолетов летели на различных высотах. Та группа, что шла ниже, имитировала намерение прорваться к городу сквозь стену заградительного огня, а в это время бомбардировщики верхнего яруса, пользуясь тем, что шум их моторов не был слышен, пытались миновать огневой заслон.
Несколько раз мы фиксировали и такой прием: самолеты противника на большой высоте проходили линию фронта и, приблизившись к зоне огня зенитной артиллерии, выключали моторы. Они планировали на город и внезапно сбрасывали бомбы, а потом пытались на форсированном режиме снова набрать высоту и выйти из зоны огня.
Но все эти ухищрения, хотя и позволяли гитлеровцам добиваться отдельных, частных успехов, все же не дали им возможности существенно повлиять на ход боевых действий под Москвой, добиться решения своих задач.
Нужно сказать, что в целом вражеская авиация действовала шаблонно. И в этом одна из причин того, что она не сумела использовать всех преимуществ, которые немецкие летчики получили, базируясь на прифронтовых аэродромах, в непосредственной близости от Москвы. Думается, что в этом сказались не только отсутствие инициативы у командиров эскадрилий, но и серьезные просчеты высшего немецко-фашистского командования в планировании воздушных операций.
Мы всегда достаточно точно могли предугадать, как будут развиваться боевые действия вражеской авиации при том или ином налете. Уж если, например, противник избрал объектом атаки Москву, то можно было не сомневаться, что все самолеты в ходе этой операции пойдут почти одним и тем же маршрутом к заранее избранному пункту. Ни перенацеливания групп бомбардировщиков на другие объекты в ходе боя, ни сложных маневров, ни отвлекающих ударов обычно не было.
Только в марте 1942 года мы зафиксировали некоторое подобие рассредоточенного удара. Три ночи подряд в кон-
[203]
це месяца вражеские бомбардировщики одновременно пытались нанести удары по двум аэродромам нашей истребительной авиации. Несмотря на то что в налете участвовало значительное число бомбардировщиков, успеха они не имели. Бдительность, стойкость и мастерство зенитчиков, летчиков, воинов других родов войск противовоздушной обороны сорвали все попытки неприятеля обрушить бомбовый груз на наши объекты.
Казалось бы, уже после первого неудавшегося налета руководители 2-го воздушного флота должны были пересмотреть свои планы. Но и во вторую ночь и в третью противник повторял первый вариант, хотя было ясно, что внезапности достигнуть уже не удастся.
Всего за первое полугодие 1942 года немецко-фашистская авиация предприняла 11 попыток прорваться к Москве. Все налеты были ночными, и участвовало в них в общей сложности 118 самолетов. Тринадцати из них удалось проникнуть в воздушное пространство города и сбросить 48 фугасных бомб. Это были последние удары врага по нашей столице в годы войны.
Второй воздушный флот немцев потерпел под Москвой поражение в единоборстве с фронтовой авиацией и средствами противовоздушной обороны столицы. Однако это вовсе не означало, что наш противник был слабым. Да, мы знали слабые стороны врага, но убедились и в его силе, коварстве и жестокости. В ряде случаев немецким летчикам удавалось не только проникать в воздушное пространство города, но и наносить весьма чувствительные удары.
Так, в частности, было в октябре 1941 года, когда я находился в Куйбышеве, организуя там противовоздушную оборону. В один из серых, пасмурных дней посты ВНОС донесли о появлении в зоне огня зенитной артиллерии одиночного вражеского бомбардировщика, который шел курсом на Москву. Казалось бы, раздумывать нечего — надо предотвратить его прорыв к городу. Но на командном пункте решили, что это разведчик, и не открыли стрельбу. В результате самолет прорвался к центру столицы и сбросил бомбы. Одна из них, крупного калибра, угодила в здание Московского комитета ВКП(б) на Старой площади и разрушила часть дома. Среди работников аппарата МК имелись жертвы, к счастью немногочисленные. Как выяснилось позже, у экипажа вражеского
[204]
бомбардировщика было специальное задание — нанести удар по центру города.
Командование люфтваффе, безусловно, записало в свой актив и еще один досадный для нас эпизод.
Днем 8 июля 1942 года посты ВНОС начали доносить о появлении в зоне их наблюдения высотной цели. О типе самолета все посты докладывали одинаково: в воздухе — Ю-86, а высоту полета определяли по-разному. Одни наблюдатели называли 10 тыс. метров, другие — 9 тыс., третьи — 12 тыс. метров. Последние были ближе всего к истине. Разведчик противника оказался новейшей модификацией «юнкерса». Это был Ю-86-Р1, и высота его полета над городом, как показали замеры приборами, равнялась 12500 метрам.
Самолет, не меняя курса, дошел до Москвы, пролетел несколько раз над городом. В ярком летнем небе цель была отлично видна с земли по следу инверсии. Зенитная артиллерия открыла стрельбу, но и с самой большой установкой взрывателя снаряды рвались с недолетом. Противник, походив над городом, развернулся и ушел.
Появление Ю-86-Р1 было для нас неожиданностью. Мы не располагали тогда орудиями, способными вести огонь на такую высоту. Наши истребители тоже не могли атаковать такую высотную цель. Словом, сложилась неприятная обстановка, и нужно было искать выход из положения. Конечно, высотный самолет не представлял угрозы для города. Чтобы он смог достичь столь значительной по тому времени высоты, с него сняли вооружение и бомбы. Но самолет был предназначен для разведки, и эту роль он имел возможность выполнять достаточно эффективно.
В тот же день по указанию И. В. Сталина к нам прибыл авиаконструктор Артем Иванович Микоян. Стали думать о том, как заставить МиГ-3 — наш самый высотный истребитель — достичь максимальной высоты. Были выработаны меры по улучшению аэродинамических качеств самолета, специальные правила для летчиков, выполняющих высотные полеты. Однако все это требовало времени, а «юнкерс» на следующий день прилетел снова. Вести по нему огонь зенитчикам мы запретили, понимая бесцельность такой стрельбы. И разведчик без помех ходил над городом.
На третий день он появился, как по расписанию, в
[205]
то же время, что и накануне. И тогда на перехват врага была поднята пара специально подготовленных истребителей МиГ-3. Мы знали: их высотности не хватит, чтобы достичь фашистского разведчика, Однако дали задание летчикам набрать максимально возможную высоту, используя так называемый динамический подскок, то есть движение вверх по инерции после энергичного разгона. В момент достижения предельной точки летчики должны были открыть огонь.
Задачу своим истребителям мы поставили весьма сложную. На предельных высотах самолет держится очень неустойчиво, «проваливается», и произвести здесь какую-нибудь эволюцию может только самый опытный пилот, да и то в случае удачи. К тому же, потеряв высоту, летчики почти не имели возможности снова повторить атаку: горючего и боеприпасов у них было очень мало. Ведь пришлось максимально уменьшить вес машины. Одному из летчиков все же удалось выполнить маневр и дать очередь по вражескому разведчику. Конечно, точность огня была невысокой, но моральное воздействие на экипаж «юнкерса» эта атака произвела сильное. Разведчик немедленно развернулся и ушел. Больше он не появлялся над Москвой. Это был последний неприятельский самолет, побывавший во время войны в небе нашей столицы. С военной точки зрения полеты над Москвой высотного разведчика едва ли многое дали командованию люфтваффе. Это была всего лишь демонстрация, акция, скорее пропагандистская, чем военная.
Отказавшись от непосредственных налетов на Москву, вражеская авиация пыталась найти объекты для бомбометания в окрестностях нашей столицы. Во второй половине 1942 года и летом 1943 года противник проявлял довольно большую активность, выискивая цели, менее защищенные средствами ПВО. При этом неприятельские летчики нередко прибегали к хитроумным уловкам, чтобы обмануть нашу бдительность.
Одним из коварных приемов врага было использование для налетов на наши объекты советских самолетов, захваченных на аэродромах. Один такой самолет появился над подмосковным городом Подольском еще в октябре 1941 года. Он летел на небольшой высоте и внезапно атаковал зенитную батарею старшего лейтенанта Пинчука. Нападение было, конечно, неожиданным для зенитчи-
[206]
ков. И тем не менее они сумели мгновенно изготовиться и дать отпор врагу. В течение второго года войны посты ВНОС зафиксировали восемь случаев использования противником наших самолетов. Большей частью они ограничивались разведкой, иногда с попутным бомбометанием.
Зная маршруты полетов наших дальних бомбардировщиков, фашистские летчики ожидали их возвращения и пристраивались в хвост. Под этим прикрытием им иногда удавалось дойти до аэродромов. Но, как правило, нервы подводили гитлеровцев. Ни один из них толком не сумел воспользоваться преимуществом внезапности. А зачастую хитроумный маневр врага разгадывался нашими воинами. Так было в случае с летчиком Богдановым.
Капитан Н. Богданов возвращался с задания. Он стал уже заходить на посадку, когда ночное небо в непосредственной близости от его самолета прорезала пулеметная трасса. Стреляли с земли. Богданов немедленно дал ракету установленного цвета: мол, я — свой! Но пулеметчик продолжал вести огонь. Тут только летчик заметил, что сзади от его машины отошел фашистский самолет и круто повернул на запад.
Маневр противника сорвал наш пулеметчик ефрейтор Михаил Байков. Нужно было обладать поистине великолепной подготовкой, чтобы в ночном небе обнаружить неприятельский самолет, звук мотора которого сливался с гулом нашего бомбардировщика. Нужно было обладать крепкой рукой, быть уверенным в себе, чтобы, почти не видя силуэтов обоих самолетов, так точно пулеметной очередью отсечь «мессершмитт» от нашей машины. За высокое мастерство и мужество ефрейтор Байков был награжден медалью «За отвагу».
Тактику пристраивания к нашим бомбардировщикам использовали не только отдельные вражеские самолеты, но и целые группы. В августе 1942 года до 15 немецких самолетов, мелкими группами пристроившись в кильватер нашим дальним бомбардировщикам, дошли до подмосковных аэродромов, а некоторые даже пытались пробиться к Москве. Но это им не удалось. Воины ПВО столицы бдительно охраняли московское небо.
[207]
Данный текст является ознакомительным фрагментом.