16. Важный пакет
16. Важный пакет
Полковник Райнин при разговоре иногда покрикивал на Ершова, но в душе был доволен им. Энергичный по натуре человек, Ершов обладал и нужным боевым опытом, и чуткостью в отношении к людям.
Сейчас Райнин говорил с Ершовым по телефону недолго. Он осведомился, как воевали сегодня, а затем предупредил:
— Завтра приеду к вам, Григорий Иванович. Важное дело есть. Готовь обед, да получше. Понял?
— Понял, товарищ командующий!
— Но не подумайте, что обед лично для меня. На весь полк!
— Понял, товарищ командующий: приготовить получше обед на весь полк!
На том разговор закончился. Райнин от мыслей о завтрашней поездке в полк не сразу отключился. Боевые дела ершовцев ему были хорошо известны, и он восхищался их мужеством. Но тут же командующий подумал о других полках, личный состав которых отличился в боях на Волге.
У Райнина по-прежнему много хлопот. Напряженность боев ни на час не ослабевала. 748-й зенитный полк занимал огневые в центральной части города. Погиб командир полка Рутковский, большие потери понесли батареи. Оставшиеся бойцы были отведены на левый берег. Там из них сформировали батальон истребителей танков и направили в район тракторного завода. Что ж, зенитчики не сплоховали, находясь в окопах рядом с пехотинцами.
Самолеты противника кружились над руслом Волги, выслеживали суда. Надо было прикрыть их от ударов с воздуха. Взводы, батареи малокалиберных орудий заняли огневые позиции на палубах пароходов, на танкерах, баржах.
Нередко штаб артиллерии Сталинградского фронта назначал наземные цели и зенитчикам. Вот и сейчас начальник штаба генерал Пожарский передал Райнину координаты высоты, где сосредоточились танки и пехота противника. Райнин отдал приказ: «Командиру 1077-го зенитного полка! Подготовить огонь четвертым дивизионом и в течение дня уничтожить цели противника в районе высоты 111,2».
Райнин прибыл на КП полка Ершова. Ноябрьский день выдался прохладный, с сырым порывистым ветром. Доносилась артиллерийская канонада. Нарастал, усиливался гул и грохот. Подавали свои гневные голоса зенитки в районе ГРЭС, на Зайцевском острове, в Красноармейске.
А близ правого берега Волги, среди иссеченных осколками деревьев, выстроились зенитчики малокалиберного полка. Не весь собрался полк. В шеренгах находились лишь представители дивизионов, батарей, взводов: нельзя было уменьшать состав боевых расчетов.
Загорелые, обветренные, с мужественными лицами, стояли в строю зенитчики. Вышли полковник Райнин, Ершов, Зинченко. Подается команда «Смирно». Зачитывается Указ Президиума Верховного Совета СССР о преобразовании 1087-го зенитно-артиллерийского полка малокалиберной артиллерии в 73-й гвардейский.
Ершов принимает гвардейское Знамя. Преклонив колено, он целует край бархатного полотнища.
Звучат слова гвардейской клятвы, клятвы на верность Родине.
Знаменосец в сопровождении ассистентов проходит вдоль строя. Пурпурное полотнище плывет, развевается на ветру, а с него, словно живой, смотрит на бойцов и командиров Владимир Ильич Ленин.
Батарейцы стояли на своих местах. Вглядывалась в нёбо и разведчица Клава Струначева. Еще свежи были в ее памяти дни, когда батарея стояла на крыше углового дома и беспрерывно вела бои. После переформирования батарей, понесших потери, она оказалась на седьмой, возле нефтехранилищ. Трепетно билось сердце у Клавы, когда она представляла себя с нагрудным знаком «Гвардия». «Будь внимательнее, зорче», — требовала она от себя, окидывая взглядом осеннее небо. Видит: на сером фоне движутся черные точки. Оповестила:
— Воздух! Приближаются «юнкерсы»! И звучит голос командира батареи:
— Гвардейцы, приготовиться к бою!
Огонь вели все батареи. В этот день гвардейцы добавили к своему счету несколько сбитых самолетов.
«Выстоять, победить» — с этими мыслями Струначева, Авдеева и другие, такие же, как и они, девушки шли вечером на посты. То были посты необычные. У каждой из них винтовка, две связки гранат, две бутылки с зажигательной смесью, «лимонки», в карманах. Направлялись за пределы огневой позиции, ближе к передовой, где проходила трамвайная линия. В кюветах залегли на небольшом удалении друг от друга. Здесь могли прорваться танки. И если они появятся — их встретят бронебойщицы, занявшие тут позиции. Ночь осенняя, холодная. Промозглый ветер бьет в глаза. А девушки с замиранием сердца всматриваются в ночную темноту, прислушиваются к каждому звуку фронтовой ночи, ждут… Нервы напряжены до предела. Так медленно идет час за часом.
На рассвете послышался нарастающий гул моторов. Клава Струначева, прислушиваясь к этому гулу, шептала, что умрет, но не пропустит врага. С такими мыслями готовились к встрече с бронированными машинами все бойцы. Но у девушек, лежавших вдоль кювета, имелась еще одна возможность остановить танки. У них был телефон с протянутым кабелем на батарею. Клава передала сигнал танковой опасности На батарейный командный пункт.
Когда танки были уже совсем близко и девушки уже готовились вступить в поединок с ними, по вражеским машинам ударили зенитные пушки. Они вынудили танки повернуть обратно…
Уходя с боевого дежурства, Клава задержала взгляд на трех акациях, возле которых была ее позиция, и подумала: «Среди такого огня и выстояли, родные мои деревца».
Но в следующий вечер Клавы на огневой у этих акаций не оказалось. Днем на батарею близ НП упала бомба. Разведчица была ранена, контужена, ее отвезли в санбат. А дежурство бронебойщиц возле трамвайной линии продолжалось. Со связками гранат, бутылками с горючей смесью, они были готовы встретить вражеские танки.
Между тем приближалась зима. Пепел покрывал землю там, где были сады и парки. А на огромных пространствах жилых кварталов, заводских цехов в угрюмом молчании Стояли одни развалины.
На КП зенитного артиллерийского полка собрались командиры дивизионов, батарей. Многих не увидел Герман, Немало зенитчиков вырвали из строя жестокие бои.
— Так вот, товарищи, предстоят решающие бои. — Строгим, приподнятым был голос Германа. — Наши пехотинцы, танкисты, артиллеристы готовятся ударить по фрицам так, чтобы дух из них вон! — продолжал командир. — Усилим прикрытие с воздуха. Да, видать, и по наземным целям чаще придется бить…
18 ноября Герман и Манухин получили пакет, распечатать который предлагалось на следующий день, в шесть утра. И вот настала эта минута. Пакет вскрыт. В нем приказ о начале контрнаступления советских войск под Сталинградом.
По телефону, по радио из штаба полка переданы боевые приказы в дивизионы, на батареи.
На правом берегу реки засверкали ракеты. Послышались первые орудийные выстрелы. Из края в край понеслись громовые раскаты. Задрожал воздух, и, казалось, заколебалась земля.
По указанным квадратам — наземным целям вели огонь зенитные батареи. В нанесении удара по врагу они участвовали наравне с полками полевой артиллерии.
Залп за залпом посылали зенитчики с Зайцевского острова.
— Не все нам пост. Теперича — масленица! — гудел Петухов, возбужденный и радостный.
Андрей Кулик стоял у орудия и, крепко сжимая красный флажок, улыбался.
— Ударим, хлопцы, как говорил Матвей Петрович, так, что «куды твое дило»!
В кресле наводчика находился Юрий Синица. Время преобразило его. Суетливость, горячность как рукой сняло. Он спокойно, внимательно делал свое дело у орудия.
— Ну, кавказская душа, смотри, чтобы данные для стрельбы были точны, как аптекарские весы! — это Новицкий обращается к Акопджанову, к которому за старание и усердие в службе питал дружеское расположение.
— Прибористы нэ подкачают! — вымолвил тот, и на лице засияла улыбка.
Хорошее было настроение и у бойцов и у командиров.
…Артиллерийская канонада длилась долго. Снаряды зениток с шумом и свистом неслись через реку, через высокие кручи правого берега в расположение противника. Появились в небе «юнкерсы». И тогда часть орудий поднимала свои стволы в зенит.
Шли дни за днями. Горячие бои не стихали ни на минуту. Сколько было радости, когда зенитчики услышали весть: наши части сломили сопротивление врага и замкнули кольцо окружения противника.
— Хватит нам сидеть на Зайцевском! На правый берег! Нам тоже надо двигаться вперед! — говорили бойцы.
Выпал первый снег. Землю сковали морозы. В воздухе часто был слышен гул авиационных моторов. Но это было не прерывистое гудение «юнкерсов», не назойливый вой «музыкантов». Гудели свои, родные моторы. Шли на боевое задание «Петляковы», «Ильюшины», «Яки».
Заглядывали и самолеты противника. В город проложили себе дорогу Ю-52. На них фашистское командование подбрасывало продовольствие, боеприпасы своим Окруженным войскам. Наши бойцы окрестили транспортные самолеты «хлебовозами». Немало таких «хлебовозов» рухнуло от огня зенитных батарей.
— Скоро и мы махнем вперед! — оживленно говорил Трисбаев, когда бойцы расчета сидели в землянке и грелись около «буржуйки».
— И возле котла работа есть, а ты уж дальше рвешься, — заметил Петухов.
А в это время в землянку донесся звонкий сигнал тревоги.
— Наверное, «хлебовозы» ползут! — проговорил Синица.
Все мигом выбежали наружу.
Рассекая серую пелену облаков, шли три больших самолета.
— Точно, они, «хлебовозы»! — проговорил Синица.
— Отставить разговоры! — сделал замечание Андрей Кулик и доложил комбату: — Третье готово!
Поступили доклады о готовности других расчетов, Новицкий распределил цели по орудиям. Один за другим грянули выстрелы. И тут же подана команда:
— Не заряжать!
Невдалеке от батареи поднялся огромный костер, все сильнее и сильнее раздуваемый ветром. Горел «хлебовоз». Вторая машина шла к земле, круто планируя. Считанные секунды, и она плюхнулась на заснеженное поле.
Взяв четырех бойцов, Новицкий пошел к упавшему вблизи самолету. Осмотрев мешки и ящики, выташенные из покореженного фюзеляжа, Новицкий отправился на батарею, чтобы прислать машину за грузом.
У третьего «хлебовоза», который приземлился невдалеке, находился Михайлин с группой бойцов. В морозном воздухе трещали выстрелы карабинов, автоматов, пистолетов. Три гитлеровца из экипажа, укрывшись за самолетом, открыли стрельбу по приближавшимся красноармейцам. Ласточкин, Трисбаев, Андрей Кулик ползли к распластанной машине.
— Не лезьте на рожон! — предупредил Михайлин.
Абдул Трисбаев выдвинулся вперед и оказался на бугорке.
Тут его и настигла беда: пуля попала в плечо. Абдул вскрикнул.
Михайлин приказал одному из бойцов вытащить Трисбаева из-под обстрела и доставить на медпункт.
Степан Ласточкин, разгребая руками снег, полз по-пластунски. Пули ложились вокруг него. Но он полз. И видел только одного гитлеровца, который больше других строчил из автомата. Улучив момент, Степан выстрелил. Фашист выпустил автомат. Остальные подняли руки.
В землянку, в которую поместили Трисбаева, прибежал Синица.
— Что же ты не уберег себя, дорогой? — досадовал он.
Когда возвратился Михайлин с бойцами, Новицкий собрал своих батарейцев и сделал разбор стрельбы по транспортным самолетам. А из штаба полка звонил Новицкому Герман, узнавший о сбитых «хлебовозах».
— Это работа! Снайперская! Но не зазнавайся, Новицкий. Дел-то много впереди!
Новицкий вышел на огневую. Лицо его было задумчивым. Слушая отдаленный гул орудий, он вспоминал родные края, раскинувшиеся по берегам Днестра. «Скорее идти бы вперед, на запад. Везде ведь нас ждут — на Дону, в Донбассе, на Подолии, в Карпатах, Белоруссии, Прибалтике…»
Тихо вокруг. Искрящимся на солнце снежком припорошены изрытые жестокими боями поля, холмы, овраги. Небо над ними не полыхало заревами пожаров, не хмурилось от висящих облаков дыма. Не черным, а голубым было небо над Сталинградом.