1 мая
1 мая
1 мая, понедельник. Вчера чувствовал себя, в общем, неважно, но дача, загородная жизнь, действует на меня живительным образом. Утром рано проснулся, сделал зарядку на террасе. Отметим для себя, что делать ее в заставленной пыльными книгами московской квартире и здесь на светлой террасе — это разные вещи. Потом отправились с маленьким Сережей в большую прогулку вдоль реки. Сразу отмечу, что сил, к моему удивлению, хватило без напряга на все кольцо мимо железной дороги, запаханного луга, мимо поля, которое уже несколько лет арендуют корейцы, прошли под железнодорожным мостом, его к весне выкрасили светло голубой краской, потом поднялись в гору. С горы показал Сереже наш дом, который кажется среди всех домов не очень приметным.
Пока гуляли двенадцатилетний Сережа посвящал меня в тонкости электроники. Он очень увлечен радиотехникой, ходит в какой-то кружок, рассказывал, как сделал мигалку, прибор, отпугивающий звуком комаров и грызунов, как готовится сделать электронный замок в доме. Попутно он в своих вопросах забирался в проблемы деления атома, нейтрино и термоядерный синтез. Делая вид, что и я в этом хоть как-то разбираюсь, я с интересом слушал. Также мы по дороге разбирались в сложных ситуациях в свое время поставленных Гербертом Уэльсом. В связи с этим я думал о том, что в своей нелюбви к «фэнтази» надо очень внимательно смотреть ребячьи тексты, дабы не выплеснуть чего-нибудь стоящего.
Во время прогулки с радостью обнаружил, что племя трудолюбивых корейцев опять обосновалось у реки на нашем лугу. Здесь как бы три бригады. В этом году новая технология. Из дерева, из самых простых досок еще осенью сбили каркас под теплицы и нынче обтянули все пленкой, сейчас там под второй пленкой уже посеяна капуста, кабачки и огурцы. Правда все это не очень всходит. при этой технологии. Лучше обстоит дело у бригады, где трое молодых парней. По обыкновению, я снял с них социологический опрос: не с Востока, а из Узбекистана, из Чирчика, все неплохо говорят по-русски, доброжелательны. Называют себя, шутливо, наверное, не корейским узбеками, а узбекскими казаками. Теперь об их технологии. Во-первых, у них рассада высеяна не в почву, а в горшочки, которые стоят на огромных, высотой в полметра подиумах. Во-вторых, почти вдоль всей теплицы вырыта глубиной с полметра канава, в которой установлена печка с идущей от нее через все пространство трубой, т. е. все здесь греется от пола. Рассада уже довольно высокая, дает третий листок.
Довольно рано вернулся в Москву, читал библиографические листки в «Новом мире».
2 мая, вторник. Довольно хлопотный трудный день. Утром поехал на Пятницкую, на радио, на прямой эфир с Гришей Заславским. «Мне здесь все знакомо…» Знаменитая лестница, полупустой вестибюль, там, где раньше была бухгалтерия, теперь отдел Маяка. Гриша по телефону говорит с неким деятелем из Союза театральных деятелей. Там только что прошли какие-то выборы, на которые забыли пригласить каких-то наших известных критиков. Гриша «Марбург» еще не читал, иначе беседа бы получилась интересней. Говорили о моем бывшем ректорстве, нынешней свободе, о романах, о прошлом. Много, к сожалению, повторял из прежних своих выступлений.
На семинаре обсуждали Аэлиту Евко. Она написала повесть «Качели», в которой, сливаясь и раздваиваясь, действуют ее мать и бабка, местами кричаще замечательно. Но я ее, так же как и весь семинар, ругал, за претензию, за отсутствие внешнего действия, за постоянную «прокачку» себя. Внешняя жизнь никого не интересует. На семинаре слегка сцепился с Максимом, который выбрал удобную позицию захваливания. Некоторое раздражение по отношению к Аэлите идет от ее службы у Минералова. Я представляю, что там обо мне говорят на кафедре. Кстати, судя по моим сведениям, они решили выжить Лисунова, это не лучший вариант и для кафедры и для института. Я до сих пор не могу забыть его провидческую в чем-то предвыборную статью.
Вечером прочел маленький рассказ Олега Зоберна в «Новом мире» «Плавский чай». Я за ним упорно слежу. Судя по тексту, он совершенно спокойно обращается с приплывающими ему в сознание видениями на русском языке. Великое это для писателя дело — языковая свобода. Парень и священник, дальние родственники перегоняют машину, по дороге спонтанно во время «привала» парень, герой и автор рассказа, выпрашивает у своего дяди— священника: «Купи проститутку!», тот опрометчиво прежде обещал выполнить любое желание. Купил, но у парня ничего не получилось. «Я молился, чтобы у тебя не встал». Милая юная девочка-проститутка. Вот так распорядилась жизнь… В «Н.М» же кое-что выудил и о себе.
Сергей Есин. Время богемы прошло. Беседу вел Анатолий Стародубец. — «Труд», 2005, n 241, 23 декабря <http://ww.trud.ru>.
«Заниматься настоящей литературой всегда было невероятно тяжело. Среди хороших писателей последних десятилетий состоятельных людей почти нет. Мне бы не хотелось сейчас углубляться в этот сложнейший вопрос, связанный с несовершенством нашего законодательства в издательской сфере. Если хотите, я вам потом расскажу, кто и как обворовывает писателя на всех этапах пути его книги к читателям».
См. также: «А сейчас я пишу очень озорной роман. Героем романа будет Литературный институт. Заранее жду постные и обиженные лица, не понимающие, что роман-то не о них, о людях вообще», — говорит Сергей Есин в беседе с Владимиром Бондаренко («Строитель готических замков» — «Завтра», 2005, N 51, 21 декабря http://ww.zavtra.ru); полный вариант этого интервью см.: «День литературы», 2005, N 12, декабрь.
Здесь же в журнале читал замечательную статью Никиты Елисеева одного из моих любимых критиков о ЖЗЛовской книжке Д.Быкова о Пастернаке. Как мы быстро, все беллетристы поняли: пора переходить на документалистику или на полудокументалистику.
«Время собирать камни. Исчезли те поколения, что по статеечке, по фактику в клювиках носили материальчик в свои гнездышки. Сейчас время толстенных кирпичей, обобщающих и — в то же время — популярных работ. Но в таких работах не обойтись без концепции, без сюжета той жизни, с которой работаешь. Пиши я о Пастернаке, я бы нашел одно страшное слово, которое удивительным образом реабилитировано великим поэтом. Быков цитирует эти строчки: «Друзья, родные, милый хлам, /Вы времени пришлись по вкусу! О, как я вас еще предам, /Глупцы, ничтожества и трусы!» Да, вы угадали: это слово — предательство». Одна из самых зловещих цитат Пастернака, как жаль, что ее я в романе не использовал. Но вот еще пример, что в искусстве живуча только искренность. Но это такой для охоты на нее верткий зверь, она так предусмотрительна и так осторожна, что некоторые не выходят на нее всю жизнь. И Бог знает, что при этом о себе думают. Еще одна удивительная характеристика великого поэта.
«Что-то было в нем пугающее, что-то позволяющее ему переводить «Фауста». И все воспоминатели, все мемуаристы каким-то чудом описывают дугу вокруг этого пугающего, не называют его, а… оно все одно ощутимо. Быков, к сожалению, не называет того, кто предположил, что Врубель, часто бывавший в семье Леонида Пастернака, изобразил в качестве Демона молодого Бориса Пастернака. Это предположение петербургского литературоведа Леонида Дубшана. Но само предположение приводит. Это — верно. Это очень похоже на правду».
В следующей цитате меня привлекает масштаб сопоставлений критика. Вот почему критиком надо родиться, тогда все и получится. Оценка набоковской «Лолиты» меня вовсе не интересует.
«На мой взгляд, успех «Лолиты» человечнее успеха «Живаго» и «Тихого Дона». «Лолита» — книга куда более нравственная, чем два романа двух нобелевских лауреатов. «Так пошлиною нравственности ты/ Обложено в нас, чувство красоты!» — не отговорка циника, а спокойное убеждение настоящего моралиста, каковым Набоков и был. Мораль «Лолиты» очень проста: нельзя трахаться с несовершеннолетними, хотя очень хочется».
Обедали вместе с БНТом, Стояновским и Ужанковым. Говорили о разных институтских делах, в том числе о гранте на научную работу. Надо все это решить. Говорили и о новых преподавателях. Всем, ради имени, хочется Чухонцева, я реально думаю о Мориц и жене Василевского, которую я уже пару раз, как поэтессу, слышал. Чухонцеву предложение было сделано еще раньше, он не пойдет. В институт на преподавательскую работу, по втором кругу деликатно просятся Володя Личутин и Петя Алешкин. Когда дойдет до них очередь, не знаю, пока мест нет. С чувством удовлетворения я наблюдаю за тем, как к БНТу по второму кругу идут все те же персонажи, что когда-то десять-двенадцать лет назад были с теми же идеями у меня. Завтра утром еду в «Дрофу». Ашот все же не сделал документы на выдвижение меня на Букера, но хоть бы принес анкеты. Очень жалею, что всю жизнь я наивно ждал, кто и когда меня сам выдвинет, а это, судя по Диме Быкову, который вечно номинируется на все премии и конкурсы, надо все делать своими руками.
3 мая, среда. Утро началось с известия о том, что в районе Сочи ночью разбился самолет Армянской авиакомпании, летевший из Еревана. Погибло больше ста человек пассажиров. Теракт исключается, основную причину случившегося ищут в погодных условиях. Самолет не самый новый, перекупленный, но, по словам, представителя армянской авиакомпании прошедшей идеальную предполетную проверку и подготовку. Это торопливое заявление лично меня смутило. Я вспомнил о том, как во время знаменитого землетрясения в Спитаке обрушение многих домов и объектов произошло потому, что в это казенное строительство не по нормам закладывали цемент, экономя, т. е. воруя для строительства личных особняков.
Если и бывают перенасыщенные дни — то этот день был именно таким. Еще накануне договорился с Александром Федотовичем Киселевым о встрече. Он должен подписать бумаги на выдвижение моей книги на премию «Букера». Пока делали бумагу, которую несмотря обещание Ашеот так и не подготовил, очень интересно говорили. Собеседник такого масштаба, что мне было немножко страшно. Но, впрочем, внутреннее самоуничижение мне свойственно. Здесь все перемешалось, работа в министерстве, моя попытка узнать технологию написания философских книг, много другое. Но самое интересное, когда А.Ф. вышел на собственные истории, на свою молодость, спорт, учебу. Здесь у меня — я все время на страже — здесь забрезжело нечто связанное с романом. Один эпизод в сторожке с сумасшедшим, а второй с боксерами. Но подобные замечательные эпизоды иногда становятся лишь символами. По крайней мери, очень хочется взяться за эту главу, третью, глазами уже Васи.
В институте тоже новости. Из них самая любопытная — это вроде бы разговор Миши с В.П. Смысл его сводится к одному, как новая администрация начинает свою деятельность. Вроде бы В.П. сказал, мы разве для того голосовали за тебя, чтобы ты начал с увеличения своей зарплаты. Но может быть, этого всего и не было.
В три часа повез С.П. сдавать мою диссертацию, к Речному вокзалу в информационный центр. Это микрофильмирование. Дорога длинная, боялись — опоздаем, нужно было еще потом готовые, с отметкой центра, документы отвезти в Педагогический Университет. А уже потом они пойдут в ВАК. Но при внимательной экспертизе оказалось, что 100 страниц были не отпечатаны на принтере, а их просто пересняли на ксероксе, Я хорошо помню этот эпизод, как все было. Всю диссертацию мы с Максимом напечатали уже давно, один экземпляр я забрал в переплет, второй оставили в ректорате. Потом этот экземпляр куда-то пропало. И мы стали частями, когда понадобилось, этот экземпляр восстанавливать. Там было многое всего, в том числе и отказавший принтер. Вот тут то в уверенности, что это никому не будет нужно, мы добавили в экземпляр «ксероксный» кусок. Я это все выписываю к тому, что небрежно сделанная работа, по принципу эха, потом откликнется. Так оно и получилось, в целом, включая праздники, отправка моего дела в ВАК может задержаться дней на десять, а там каникулы, а там реорганизация, о которой давно говорят, а там доброхоты положат диссертацию на дальнюю полку.
Но разве неприятности ходят в одиночку? На обратном пути уже совсем возле института, у музея Революции машина встала. Пришлось почти два часа ждать спасителя Пашу.
4 мая, четверг. То ли чувство беспокойства, то ли чувство долга всегда поджимает меня, и я просыпаюсь без будильника. В 8 часов, сделав зарядку и позавтракав, я уже ехал по Ленинградскому шоссе сдавать диссертацию. На этот раз повезло. За час докатился до Смольной улицы, поднялся на 6 этаж и скажу, что это, наверное, единственное учреждение в Москве, посещение которого не вызывает раздражения. В 9 в приемной сидело четыре человека. Пожилой мужчина принимал дела. И вся эта очередь, которая, как я предполагал, пройдет часа за полтора, была им принята буквально за 10 минут. Каждому он помог, всем поставил нужный штамп, внимательно просмотрел рукописи, не задавал никаких вопросов.
На обратном пути, въезжая около Войковского переезда на Ленинградское шоссе, попался в руки милиции: переехал сплошную линию, был действительно виноват, да и техосмотр у меня просрочен — народу
тьма возится возле моей машины, а за мелочами проследить некому. Но дело не в этом. Они посадили меня в свою машину, в «коробочку» и пошло. Тактика у них налаженная: выяснить, где работает человек (не в администрации ли президента, не в ФСБ), потом, переговариваясь между собой, «решать» «чем наградить»: снять номера, оштрафовать, застращать. По утреннему, урожайному времени договорились довольно быстро: на одну тысячу рублей, мигом. В очереди уже стояли другие нарушители. Деньги опытные работники правопорядка сами в руки не берут, — кидай, мол, на сиденье. Я кинул, зеленая купюра упали между рычагом переключения передач и сидением. В связи с этим инцидентом у меня возник один замечательный проект: отменить всю зарплату у ГАИшиков или оставить им минимум. Но: все положенные штрафы пусть уйдут милиционерам на кормление, раньше было у воевод. Без всяких квитанций, без отчетности, но по государственному прейскуранту. И я уверен, что в этом случае везде будет порядок, не будет превышения скоростей, не будет пробок, никакого беззакония не будет допущено. Не будут и брать лишнего. Милиция сама знает, что делать, как вскапывать и унавоживать свои грядки. Но это лишь то, что касается дороги. Эту идею, насчет «кормления», можно было бы разработать и дальше. Неплохая идея, и в духе времени.
3 мая, среда. Утром рано выехал из дома, у меня было назначено свидание с Александром Федотовичем Киселевым, директором «Дрофы». Ехал, что называется, буквально огородами, потому что в моем сознании сохранилось какое-то немыслимое строительство на Сущевском валу и перед самим издательством. Но Москва строится быстрее, чем мы себе это по старинке представляем, доехал довольно просто и быстро. Пока составляли анкеты и вносили в анкету данные, которые не внес в свое время Ашот, хорошо поговорили с А.Ф. Он человек фантастического опыта и большого ума. Это все накладывается на природное русское сознание, на характер без всякой аффектации. Я старался больше слушать. Здесь были и замечательные эпизоды адменистративо-министерской деятельности, нрав и характеры фигурантов нашего министерства и поразительные эпизоды юности. Мне бы не забыть два: случай в Химках, когда молодой А.Ф. работал сторожем на спортивной базе и в сторожку пришел сбежавший из психиатрической больницы сумасшедший, и второй — в той же сторожке, но уже «местный» боксер. Эти эпизоды, я чувствую, дадут мне импульс для третьей главы романа. Я упорно ищу биографию и профессию Саше, спутнику моей героини, но надо, тем не менее, помнить, что мысли у него только о литературе. Иначе все зачем?
4 мая, четверг. В два тридцать из института поехал в Комитет по культуре: у нас заседание по премиям Москвы. На этот раз были, кроме В.В.Орлова, все, даже похожий на высыхающую суетливую птаху Марк Зак. Он всегда ратовал за кино, но на этот раз, несмотря на «подъем» современного кинематографа ничего представлено не было. С литературой никаких сложностей не возникло: практически представлен был один Королев, все остальное — это преувеличенное мнение авторов о своей роли в жизни общества и культуры. По театру выставлялись 92-х летний Зельдин за Дон Кихота, Марина Неелова за роль Башмачкина и Петр Фоменко за «Три сестры», спектакль, который я не видел. Как-то все сошлись, на том, что у Фоменко это не лучший спектакль, согласились, что Зельдин «несет и дает всем радость». Я говорил, почему не считаю, что «Шинель» на малой сцене «Современника» выдающаяся работа. Говорил о Гоголе, об однообразной, механической игре актрисы, о спектакле, лишенном с моей точки зрения, гуманистического содержания, свойственного русскому театру. Театральные деятели дружно возражали, высказывая сомнения в правильности моей оценки. Наши дамы театроведы (и Инна, и Вера) дружно противоречили, твердя, что актриса выдающаяся. А кто спорит? Но не за это даем премию. С другого конца стола в кабинете Андрея Парватова на меня лукаво поглядывал Боря Поюровский, который принес мне свою книгу мемуаров, при этом, к своему стыду, я обещанную ему книгу не принес, забыл. О его оценке спектакля я уже знал. В общем, мы довольно много спорили, и тут я предложил голосовать. У меня в арсенале есть изобретение — особый способ тайного голосования. Всем раздаются не бюллетени со списком фамилий, где необходимо что-либо вычеркивать, а бумажки, где нужно отрывать только «да» или «нет». Одну часть бумажки кладешь в карман, а другую в урну. Никаких следов твоего выбора, никаких возможностей к расследованию. К сожалению, считала и объявляла голоса Любовь Михайлова. Я бы вслух не решился сказать, что в урне не было ни одного голоса «за». Вот тебе и любовь к актрисе, впрочем, замечательной, вот тебе и принципиальность публичных оценок. Зачем тогда дискуссии, споры? Не так ли, по боязни и групповым назначениям даются у нас все премии? Все повязаны — и своей неискренностью и общим сволочным положением в нашем искусстве. Точно такое же положение наблюдается на пленумах у писателей, на ученых советах. Но все реальную оценку знают.
5 мая, пятница. К десяти приехал в Олма-Пресс, получил гонорар за следующий том дневников. Очень обрадовался, во-первых расходы, которые растут, страховка, оплата за свет, оплата за две дачи, во-вторых, сразу решил купить на день рождения Вите кожаные мотоциклетные штаны, в третьих, самое главное, заплатили, — значит книжка выйдет. Поговорил с Людмилой Дмитриевой, обнаружил, что редакция, которая меня выпускает, документальная, и тут же предложил перепечатать моего «Ленина», вдруг получится. В одиннадцать уже был в институте.
День распланирован следующим образом: утром Максим Замшев, я передаю ему следующую порцию дневников. Он рассказывает мне о своей поездке в Болгарию по линии СП, о некоторой размолвке в «Московском вестнике». Ушла Жанна Галенко, что в принципе, жаль, она девка с головой. Ее основной недостаток — это представление, будто в литературе что-то можно сделать наскоком. Максим также рассказывает, что людям, которым раньше, при свободной публикации, мои дневники не очень нравились, теперь, когда они печатаются в «Русском колоколе», производят на них впечатление. Это «протестное голосование»: не ректор, не начальник, иное время, в том числе и литературное, к которому пообвыкли, — или приучил к жанру? К часу дня пришел Юрий Иванович Бундин, трогательно принес что-то к чаю, мы с Надеждой Васильевой тоже не подкачали, даже килограмм свежей клубники, встречая гостя, купили. Юрий Иванович показал мне проект закона, прошедший в Думе в первом чтении об отмене возрастных ограничений при выборе ректоров. Казалось бы, мне стоило бы потянуть… Но, с одной стороны, совершено очевидно, что какие-то мои недруги — ума не приложу, кто? — торопились меня скорее отправить в свободное плавание, а с другой, какое счастье, что все уже позади, и я ушел, разгрузив сознание и, наконец-то, как в былые времена, радуюсь жизни.
К сожалению, поговорили мало, на два часа у меня было договорено с Мих. Стояновским разобрать институтские бумаги. Когда взялись за них, еще раз установили лирический идиотизм всеми нами любимого Ашота. Делая опись документов из сейфа, он включил в нее не только статью из Литгазеты об институте, но даже мой издательский договори на все того же «Ленина». В общем, передача документов откладывается.
В три часа дня пришлось проводить второй на этой недели творческий семинар. Обсуждали небольшую повесть Алены Бондаревой «Танец Анитры». Меня буквально затошнило, когда я прочел это название. Ну, думаю, опять что-то сугубо ителлигентское, разные там Григи и Анитры. Но, ай да Пушкин… Сколько я себя корю, что не так со своими ребятами занимаюсь, мало им уделяю времени, мало вожу в театры и приглашаю великих людей. Но кто же тогда их учит? Не сами же по себе у них получаются интересные рассказы, хорошие повести, а вот у Упатова даже роман! Прекрасная, сильная многомерная повесть получилась у Алены. Взрослая и, как положено у настоящего писателя, насыщенная мыслями о жизни. А о чем же еще думать человеку, герою? И даже хорош не сам сюжет, не это меня радует, а тотальная серьезность письма, плотность мысли и философии. А это всегда предвещает писателя.
6 мая, суббота. Утром, наконец-то, отправился перед поездкой в Китай чинить себе зубы. Еще раз понял, что с этим не следует лениться, и что никакого разумного капитализма у нас не будет. Естественно, все пошло не через кассу. Капитализм, «работа на себя», о которой долго мечтала интеллигенция, все, как при социализме эпохе застоя. Если можно обмануть, то обманем. Ходил в баню. Встретил Ивана Степановича, говорили о его докторской. Во второй половине дня поехал вместе с С.П. на дачу в Обнинск.
Весь вечер, лежа на диване, читал работы абитуриентов.
Сазонова Ольга,1987, Московская область
Все это довольно мило: довольно современный пересказ русского фольклора. Неплохой язык, есть придумки. Это персонаж детского семинара. Не вижу возможности работать с этой небесталанной девушкой. Надо обязательно показать Торопцеву и Сефу. Да.+
Литвинова Екатерина, 1989, Ногинск
Что-то есть в последнем рассказе «Ангел смерти», а так все пустое, сплошное девичество. Нет.
Липкин Геннадий,1976, Бельгия
Языково одаренный человек. Его «каламбуры» бесконечны, «игра слов» иногда занятная. Я бы даже сказал, что в своей области он виртуоз. Мне это определенно не подходит, обучать мне его нечему. Ему нужен преподаватель типа поэта Вишневского, такого у нас нет. На решение ректора.
Ботникова Анна, 1988, Москва
+ + + Здесь все очевидно: письмо, ум, видение. Рассказ о детстве одного ребенка, девочки. Отсюда: время, социология, фон, обстановка. Объемно, ясно, полное слово. Это напоминает памятный мне рассказ, с которым поступал Рома Подлесских. Да. +++
Бисовко Маргарита, 1985, Королев М.О.
+ +. Талантливая девушка пишет фантастические рассказы. Многие, конечно, пишут фантастику, по-разному. «Жизнь канцеляриста», «Мир забытых людей» — здесь тематика. Письмо адекватное. За всем есть еще и реальное видение. Да. ++
Орлова Наталия, 1978, Чернигов
+ Вязкое, углубленное в себя, довольно однотонное письмо. Тематически — это одиночество, женская молодая судьба, чувство неудовлетворенности. Это однообразие тематики, однако, думает, сопоставляет, обучаема, если не уткнется (возраст) сама в себя. +. Да. Третий эшелон. Образование плотное, возьму только при том условии, если у кого-то не хватает.
Сечкина Елена, 1989, Геленджик
Нет. Откуда они только выплывают такие. Теперь — Ленгард. А впереди у девочки еще целый роман «Знак Единорога». Учить ее не хочется. Что же она из русской литературы читала? Нет.
Бригаднова Алина, 1988, Казань
+. Да. Случай не простой. Девочка может стать сочинительницей дамских любовных романов. Деревенский мальчик (языческое начало) Лель, взрослеет, «романистка» заставляет маятник качнуться в другую сторону, мальчик уезжает в город, живет с бомжаи, становится «моделью», самопожертвоание, бомжи уходят в монахи…Последний эшелон. «Да».
Шалахова Елизавета, 1989, Москва
+ — Банальная девичья тоска, связанная с созреванием желез внутренней секреции, а потом банальная фантастика. Как и обычно, претензии на исключительность, молодость, когда характер и внутренний мир едва намечены. Мне — «нет».
Мишутин Андрей, 1989, Москва
+ — Я себе его точно не возьму: слишком много крови, телевидения. Скорее всего слишком молод и не читал и не учил русскую литературу. Как хочется взглянуть на родителей, на учительницу. Но, тем не менее, перо держит, что для этого возраста и уже общей невостребованности письма удивительно. Возможно, кому-нибудь пригодится. Твердое «нет».
Киселева Александра,1988, Москва
+ + +. Да. Первый эшелон. Совершенно невероятный взгляд на жизнь. Фантастический реализм. То, что человек одарен, если только хотя бы частично здоров, очевидно. Наш сумасшедший контингент. Одна придумка с саксофонистом чего стоит. Возьму, но будет трудно.
7 мая, воскресенье. Рано утром пошел гулять с маленьким Сережей Толкачевым. Ходили к реке, не направо к пляжу и железнодорожному мосту, а к атомной станции, вдоль реки, маленьких дачек, огородиков, убогих сарайчиков. Везде начинали возиться люди, несмотря на рынок и телевизионное изобилие на московских базаах с их овощными прилавками, полными импортных продуктов. Но, тем не менее — чуть ли не 70 процентов овощей и фруктов, потребляемых населением, они отсюда, с этих убогих грядок. Двенадцатилетний Сережа без конца рассказывал мне про электричество, про современное состояние биологии, про электронику.
Когда вернулись — вместе с Сережей жгли старые сучья, оставшиеся с осени. После я опять читал рукописи абитуриентов на своем любимом диване.
Попкова Елена,1987, Ногинск
+ +. Очень милое девичье письмо. Некоторое влечение к истории. Язык очень простой, но в пределах поставленных целей девочка с этим справляется. «Да». Второй эшелон.
Днепровская Екатерина, 1989, Москва
Нет. Девичьи милые, впрочем, довольно чистенькие упражнения. Сказка про листочки дерева, сказка про любовь. Про любовь очень похожее я читал уже много. Может быть, со временем что-то и получится, пока ум и сердце очень не созрели. Нет.
Осинкина Александра, 1987, Ковдор
+ + + Немножко (множко) мрачноватый талант. Но откуда: один возраст — 19 лет и как эти девочки разно пишут. «Мир без меня» — где в том числе действует ангел и «Амина» — мир южного моря и кровавой мести. Александра в своих вещах стягивает и драматизирует мир. В этом мире живет и правит Бог, от которого исходит правда. Это, безусловно, писатель. Что касается языка, то здесь речь скорее идет о вкусе, более широком взгляде на жизнь, и культуре. Да. Первый эшелон. + + +.
8 мая, понедельник. Пишу в метро, еду в зал им. Чайковского на Маяковку. Там сегодня всемирная премьера симфонии П.И. Чайковского, которую он успел написать, но не оркестровал. Это текст-полусхема, и без серьезной авторской правки, которая способна всё расцветить и придать новый смысл, использование было бы невозможно. Но почему сам не оркестровал? Но, впрочем, и Мусоргского оркестровал Шостакович. Сегодня утром, говорят о Дне Победы и о поисках на дне Черного моря черных ящиков с армянского самолета. Черное на черном. О ветеранах много говорят, чтобы по обыкновению завтра о них забыть. Они, как морские котики в брачный сезон, повылезли со своими орденами на отмели. Путин в Кремле принял 36 человек, строго по числу посадочных мест за знаменитым круглым столом «примирения», за которым сидят иногда и олигархи. Славы. От ветеранов выступал Герой по фамилии Вартанян. Наверное, этот армянский россиянин выбран из-за политических мотивов, все тот же самолет. Но Сталин в такие же майские дни шестьдесят один год назад, забыв о политкорректности, поднял бокал за Русский народ.
О стариках много говорят, не скрывая цель — пробудить чувство патриотизма у молодежи. Но разве оно прививается подобной риторикой? Оно возникает от чувства гордости за собственную историю. Чем сегодня гордимся?
День прошел плотно: ездил за В.С. в Матвеевское, днем перед поездкой в Пекин ходил за лекарствами в аптеку, потом в четыре полетел в Ракитки, забрал оттуда СП. с сыном. Все это сопровождалось аккомпанементом: при каждой возможности читал рукописи абитуриентов. Уже появились и первые выводы. Во-первых, совершенно бестолковые девки с реминисценциями «Рыцарей короля Артура» и «Гарри Поттера». Во-вторых, их ровесники и ровесницы с прекрасным письмом и хорошими мозгами. На «хорошие» рукописи я трачу до часа, когда уже всё ясно, дочитываю, получаю, набираюсь опыта. А вот от отпрысков Артура — по десяти или пятнадцати минут. Отчетливо понимаю, что от этих «хороших» рукописей получаю подпитку, мне это интересно, и они вполне заменяют мне пока текущую литературу.
Иванов Антон, 1985, Иркутск
+ +. Особенно хороши диалог — переговоры покойника и живого на кладбище, «про Бога», «Признание» — муж у двери жены, разговоры. Стремление понять жизнь в вопросах и уже решенных. Внутренний напор, молодая агрессия. «Да». + +.
Тюжин Александр, 1985, Оренбург
+ + +Очень редкий жанр — короткий рассказ, зарисовка, единственный недостаток — этих зарисовок довольно много. Хорошая, активная фантазия, быстрый, социально настроенный разум, доброе сердце. + + +. «Да».
Попова Екатерина,1979, Краснодарский край
Нет. Все та же захватывающая галиматья с Золотым Богом, тайнами, тронами, сражениями и безликими действиями. Все абстрактно, выписанное по образцам бредовых телевизионных фильмов и безумных, плохо переведенных книг, которые только и доступны провинции. А где школа, где жизнь, где русская, да и даже западная литература? Нет. И никакой надежды.
Савранская Марина, 1989, Москва
+ +. Способная, с фантазией и смыслом девушка и ее рассказы об автосамоубийстве, о застывшем во льдах ледоколе, «чужих» и «своих» волосах на голове — мне нравятся, что за всем этим — живой мир, сегодняшний человек. Без сложностей язык, простая интонация. Язык мог бы быть и побогаче, но все равно хорошо и надежно. + +.Да.
Кузнецова Александра,1989, Дзержинский
+. Третий эшелон. Но можно показать кому-либо из мастеров. Довольно интересно, с ощущением языка, но сегодняшнего, почти примитивного. Основной недостаток — крайняя литературизация всего текста. Слишком много строительных кубиков и западной облегченно-массовой литературы, но не нашей. Нет исследования. Скорее «нет», хотя «Да». (?).
Королькова Елена, 1980, Великий Новгород
Новая деревенская проза. Когда деревня, как город. Ах, как хотят девочки этой городской жизни! Как бы вырваться из этой деревенской. Внутренняя социология деревенского ада. Хороший язык, интонация. «Да». + + +. Первый эшелон.
Багрянцева Елена, 1985 Воронеж
Опять довольно правильный газетно-компьютерный язык, запределье, есть опыт, будущее, линия жизни, нет проблем сегодняшней жизни. Нет. Не для Литинститута.
Кондрашина Анна, 1989,Московская область
Девичья проза, распираемая весной и созреванием. Все это — девичьи тоскливые чувства. Есть школьные сцены, даже первый секс. Нет времени, социальной картины мира, ощущение задач литературы. «Нет», «нет». Еще для Лита не созрела.
Оганезова Ирина,1989, Москва
Нет. Чудовищно красиво, манерно, плоско. Открытие в литературе того, что открыто очень давно. За душой нет чтения и любви к литературе. Все из девичьих мечтаний. Нет.
Манайлова Мария, 1989, Вологда
+ — (?). Сентиментальное девичье-восторженное письмо, хотя первый рассказик «Белоснежная сказка» давал какие-то надежды. Дальше пошел сироп. Хороши некоторые места, но их очень мало. Пока «да», но откажусь, если не хватит иных.
Лисенкова Елена,1986, Волгоград
+ — Все о том же, об исключительной девочке. Как они все себя любят и хотят, чтобы именно их истории стали историями всеобщими. Довольно нелепый рассказ о компании, в которую попадает героиня. Не обошлось без сцены насилия. Провинциальные высокосодержательные девочки всегда вызывают желание их изнасиловать. Главный недостаток — «исключительность» и все вокруг себя. Окружающего мира не видит. «Нет». + —.
Фрекауцан Ксения, 1989, Рязань
+ + Искренняя и очень сегодняшняя девушка. Жизнь так, как она ее видит и чувствует. Три работы «Мертвые любят цветы», «Пусть..» и «Июнь» — во всем этом есть редкий у нас адреналинчик. «Да». + +
Рогова Нина, 1983, Московская область
+ + +. Как многое в этом «молодом возрасте» значит количество прожитых лет — 23 года. Одна из лучших работ. Девушка приезжает в родной город, который покинула. Именно здесь есть волшебная дверь в другой мир, в который ее звал давний возлюбленный. Он снова зовут, он уходит. Сюжет развертывается на фоне другого, параллельного. Точная обработка материала, напряжение, интерес. «Да». + + +
Толкачев Алексей, 1979, Тольятти
Одаренность весьма средняя. Короткие рассказы не перерастают в метафоры. Язык — современный, чистый, однослойный. Если будет учиться плотно — возьму. Без особого энтузиазма. Да. Третий эшелон. +
Кротова Кристина, 1989, Московская область
+ +. Второй эшелон. Что смущает: слишком много о театре., некоторая вторичность сюжетов. Зато держит интригу, умеет ее строить. Выбирает соц. доминанту в характерах. Есть склонность к публицистике. Язык достаточно обобщенный, но пользуется им умело. «Да», + +
Несмотря на рекламу, любимый мною с юности зал Чайковского был далеко не полон. У меня был бесплатный билет на свободные места 2-го амфитеатра. Весь залу меня перед глазами. Конечно, если бы Берстайн, если бы не «Русский оркестр», а «Виртуозы — Москва» — зал был бы полнехонек. Полный состав — оркестр огромен. Во время исполнения «Ромео и Джульетты» я только контрабасов насчитал восемь штук и десять виолончелей. Потом, когда Лапина и Мурзаев стали петь: она «Орлеанскую деву», он Роберта из «Иоланты», состав оркестра был немного уменьшен. Кончилось первое отделение финальным дуэтом из «Онегина». Впервые подумал — финальные слова «О, жалкий жребий мой!» — а что, жребий мог стать иным? Жребий всё время витал в воздухе. Печаль, отчаяние, борьба с собственными грехами всегда присутствую у Чайковского. Может быть, и любим его так за чувство ущербности. Это делает его и по-человечески доступнее. А может быть, искусство это возможность искупления грех, и вымолить у Всевышнего прощенье?
В антракте рассматривал зал. Особенно много пустых мест в партере, в первых рядах, которые резервируются для посольств и начальства. Но кто из столпов общества не на дачах? Отсветиться надо завтра, во время банкета, во время парада. На мировой, как было объявлено, премьере не было и ни одной телевизионной камеры.
Мне трудно сказать, что представляет собою эта симфония. Она все же захватила своей щемящей доступностью. Собственно, Чайковский написал только клавир. Так бы все и лежало, если бы не некий молодой энтузиаст, тоже композитор, Петр Климов — он оркестровал. Может быть, без размаха, но с уважением и теплотой к композитору.
В конце зал хлопал и самому Петру Ильичу, и его молодому коллеге и дирижеру Василию Синайскому.
На площади Маяковского уже сделали новый выход из метро. За строительством в Москве не уследишь. Долго шел, пешком — от Маяковской до Охотного ряда, а потом до Дзержинской площади (Лубянки).
9 мая, вторник. Не вставая с постели, принялся читать работу. Все время прикидываешь, что за человек, какая семья, каким образом получил культурные навыки, главное — куда ты его поставишь на семинаре. (Рецензия).
Великое это благо — не смотреть телевизор. Тем не менее,
параллельно сборам в дорогу все же видел какие-то части «Семнадцати мгновений весны». Всё остальное праздничное телевизионное пространство занято фильмами со взрывами и танками, Розенбаумом и Окуджавой, повтором утреннего военного парада. Войны в кино мы американизировали, превратив в брутальные стычки самцов. В представление нового поколения война становится рядом драк. В военных передачах возникает и много неожиданных и неизвестных ранее эпизодов. В частности, бомбежка Дрездена, захват Триеста войсками Тито, попытка Германии капитулировать западным союзникам, предательство союзников во время капитуляции Италии. Наш им на это ответ — в Будапеште. Все время ругают Сталина, но из совокупности объективных деталей этой ругани возникает образ обратный: мудрый и решительный, заставивший уважать страну.
Ходил в магазин за водкой и шоколадом в поездку. Купил продукты чтобы оставить. Собирался долго, как всегда мучительно, многое забыл. И в перерывах опять читал работы абитуриентов. Рецензия
10 мая, среда. Всё тот же знакомый просторный, удобный и роскошный аэропорт Пекина. Всё мгновенно: таможня, паспортный и медицинский контроль. Не успели пройти зону паспортного контроля, как уже идет по ленте багаж. Встретил старый знакомый Хунбо, на этот раз подстриженной модно, ежиком. Погрузили вещи на тележку и, покатили на другой, внутренний терминал. Здесь тоже все светло, чисто, быстро, хорошие лица, на девочках разные кофточки. И опить в моем сознании всё тот же русский вопрос: почему «отсталый» Китай создал условия для своего народа, построил общество, где популяция растет? А у нас — нет! В моем сознании проплывают все говорливые наши вожди последней эпохи: Брежнев, Черненко, Андропов, который мог бы, но не смогли, Горбачев и, наконец, прекрасно читающий по бумажке свои речи Путин. Все виноваты, все только обещали. Несмотря на Стабфонд, мы в промышленности не достиг ли уровня 1991 года. Разговорчики!
Через четыре часа мы погрузились в другой роскошный Боинг и еще через два с половиной были уже на юге, в провинциальном Чанша. Южные ветры, зелень, нарядная толпа в аэропорту. Опять вопрос: почему провинциальные китайские города выглядят как мировые столицы?
Со своего шестнадцатого этажа пятизвездочного отел я вижу огромный парк-сад, в котором отель стоит, искусственные озера, острова на озере, изысканно сформированные купы деревьев. Юг — в воздухе тяжелая влажность. Но почему они успели, а мы этого сделать не смогли. В аэропорте я разглядывал немыслимой элегантности молодых женщин, прекрасно одетых. Они уже, в отличие от поколений нашей молодежи с окраин, не увидят тотальной бедности, а порой и нищеты. И не ссылайтесь на войну. Ссылайтесь только на плохое правительство.
Сказал ли я, зачем сюда поплелся в шестой раз? Чтобы обнаружить лицемерие нашей политической жизни и упущение возможностей?
Во-первых, конечно, чтобы отыскать некоторую передышку, что-то написать. Во-вторых, в институте после моей защиты покатили новая волна доброжелателей. У Есина, оказывается, ничего не изменилось! Да как так! Может быть, волна поуспокоится. В-третьих, и основное — авторское общество это тоже моя работа. Я в нашей небольшой делегации представляю некий статус. В Китае, где объявлен год России, проходит одна из книжных ярмарок.
К сожалению, моей новой книжки опять на ней не будет. Издательство «Народная книга» выпустит «Имитатора» только в сентябре. Ну что сделаешь, все живут по своей схеме, у молодых людей все впереди. Я живу — по схеме неизбежного отставания.
Несколько дней назад заходил в огромный книжный магазин напротив Моссовета. Менеджеры «Дрофы» привыкли продавать книги тоннами. Естественно моей книги «Ах, заграница, заграница…» на полке не оказалось.
Дневник. Который я веду, расстраивает меня, но утешил поданный в ресторане ужин: «луковый суп», салат из фруктов и «морских гадов» в сладком соусе. Лена Полянская и Геннадий Завеев — мои постоянные спутники в Китае — добавили себе еще и по порции баранины. Впервые в жизни, после многочасового перелета у меня опухли ноги. Об этом стараюсь не думать, но тает иллюзия, что я в счастливчиках.
По телевизору в Китае: Путин, кажется, произнес свое Послание. Обозреватели Выделяют: развитие демократии, уровень жизни, армия и что-то про газ. Не про культуру же и не про образование!
11мая, четверг. Каждый раз Китай наваливается на меня одинаково. И каждый раз новый. город. В этом есть какая-то китайская последовательность. Сначала роскошная современная гостиница: номер на шснадцатом этаже, безбрежная ванная с новейшими прибамбасами. На этот раз это был душ, стеклянная кабина и рассеиватиель величиной с тарелку. Потом являлись, более живые подробности.
Как же утром я не хотел никуда ехать. Ну, думаю, начнутся базары, магазины. Плохо спал, свалился после ужина, а потом ночью проснулся, читал Стогова, его очень неплохой детектив, немножко поработал с дневником, даже начал третью главу «Писательницы». Утром всего ломало: возраст ли или сбой часовых поясов? После завтрака с час находился в прострации и все же, пересилил себя, согласился поехать на экскурсию.
Мы действительно живем на окраине. Чанша — это большой город — 2 миллиона, а с пригородами до 6 или 9-ти. Здесь, оказывается, родина Мао, под городом есть село, где он родился и куда нас, кажется, повезут. Пока на машине внедряемся в жизнь. Между огромными домами появились совсем другие строения, из прежних эпох. Этих новенькие чудеса архитектуры — на каждом шагу. То, что в Москве кажется явлением исключительным, — здесь обыденным, Фантастические дорожные развязки, гигантские супермаркеты, двадцатиэтажные, в стекле и свете, дома. А между ними пятиэтажки 60-х годов. На окнах коллекции детского и взрослого белья — свидетельство не только влажного климата, но и определенной скученности. На окнах жилищ, не только на первых этажах, но и сверху вниз, от первого до пятого, навешены стальные решетки. Когда у них ли, у нас ли прекратится воровство, то еще много лет два государства могут жить на этих ресурсах металла, переплавляя сторожевое железо. Именно из этих городских трущоб вылупляются в цвете молодости мальчики и девочки — шестнадцати-двадцати лет, заполняя улицы. Они главные покупатели и, хотя бы на вечер, хотят быть главными персонами. Именно для них выпендривается немыслимая, цветная, шумно шуршащая мода. Эти юбочки для принцесс и курточки для принцев. Для них самые дорогие телефоны и шлемы для мотоциклов. Но, вот удивительно, несмотря на эту откровенно западную ориентацию, на внешнюю моду, нация по-прежнему живет в своей строгой традиции. Разве не китайцы почитают старшинство, берегут могилы предков, придерживаются строгости в еде и питье, разве не у них не прививается «Макдональдс»? Нация крепка, если думает о культуре, если везде расставляет свои культурные ориентиры.
Видимо, город начинался с реки. Если идти от нее, то наткнешься на скопище пока не потревоженных реконструкцией пятиэтажек, а уже за ними — огромные столичные проспекты. Здесь же несколько храмов, старинных, и один новейший. Последний оказался для меня невероятно любопытным.
Храм очень большой, даже огромный. Пагода, небольшая насыпь, флигеля и длинная, вдоль реки терраса. Что-то похожее на набережную в летней резиденции императоров в Пекине. Мраморные балюстрады, гранитные перила.
Хорошо помню, как лет десять назад отдал целую стопку поэтических сборников Сереже Мартынову. Жизнь кончается, мне уже не пригодится. Среди книг были и два поэтических сборника древних китайских поэтов — Ду Фу и Ли Бо. Оба сборника я давно купил во время службы в армии.
Кажется, в Чанша?? Ду Фу никогда не был. Но храм, террасы, прогулочный садик вдоль реки были созданы в его память и честь. На подстриженных газонах лежат гранитные огромные плоские плиты с выбитыми на них стихотворениями. Иероглифы заглублены и обведены зеленой краской. Стихи для запоминания наизусть. Спасибо, родная советская школа, что заставила выучить столько стихотворений классиков. В этих емких, в чужом круге сложившихся словах, теперь собственная духовная опора: Пушкин, Некрасов, Есенин, Никитин, Рубцов. Можно ли представить, чтобы что-то подобное сделали у нас, в наше капиталистическое время. Что-нибудь подобное в честь летописца Нестора или автора «Слова о полку Игореве»?
Парапет, отгораживающий от реки набережную, сделан из мраморных плит. На каждой — не только стихи, но и горельефы выбиты картины отвечающие строфам Ду Фу. С каким двойным наслаждением рассматривал бы эти фигурки, если бы помнил стихи.
Днем, после обеда, пытался немножко поработать над романом, не тут то было: звонок в 17.30 перед традиционным банкетом начальство хотело бы поприветствовать участников, в частности русских.
К этому времени выяснилось, что именно русские писатели, большая их часть, из-за переноса рейсов задерживаются в Пекине. Летит еще одна делегация во главе с Витей Ерофеевым. Уже дальше во время банкета стало ясно, что произошло. Впрочем, что-то подобное, я и предвидел. Наш писатель, выученик советской власти и Союза писателей — особый зверь. Как знал, предупредил, что вовремя писатели не приедут — что-то случится. Как в воду глядел. С Курчаткиным в Пекине стало плохо, он упал, у него повысилось давление и, кажется, гематома на голове… Жалко Толю, но над ним навис проклятый Осташвили.