1990

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1990

Но каждый из нас пытался что-то делать.

Так я занимался: проблемами разоружения, атом/ного/ и пр. Что ж, ВС [Верховный совет] хорошая для этого трибуна.

Экология, атомные станции — тоже самое.

Десталинизация, Мемориал — и это.

24.1.90 г.

… И это 20 век, к/отор/ый вознес насилие в символ веры, как бы для того, чтобы перед угрозой атом/ного/ самоистр/ебления/ показать его саморазруш/ающую/ силу и результат.

К сожалению, наша страна стала полем разгула насилия, к/отор/ое поставило народ на грань истребления.

Бомба обрывает ист/орию/ насилия в ист/орическом/ и междунар/одном/ масшт/абе/. Перестройка — в социал/ьном/ и политич/еском/ устройстве. Переход к демократ/ической/ форме и общечеловеч/еской/ морали.

От чего надо уйти, убежать, чтобы прийти в Европу. Через Совет Европы.

… Распадается ситуация смерт/ельно/ опасная: две системы. Не дать возникнуть этой ситуации на нац/иональной/ почве. Панисламизм или пангерманизм.

Без распада соц/иалистической/ системы погибло бы человеч/ество/. Но не заменит ли идеолог/ическая/ конфронтация националистической. Не возникнет ли Карабах в центре Европы?

Европа идет к сближению. Дай-то Бог.

И то, что 3–5 лет назад поносилось, как немысл/имый/ и нетерпимый у нас пацифизм, стало общим местом. Человек может многое.

… Независимо от того, выберут меня или не выберут [в депутаты Веховного Совета], я собираюсь продолжить заниматься:

атом/ной/ энергетикой — ее надо замедлить — попридержать;

война и мир — еще не решена проблема;

не дать угробить перестройку страхом — кто-то впереди, самое страшное подошвы отползающего.

09.03.1990. Испания. Мадрид — Севилья.

Голова у демократий меньше болит после распада тоталитар/ной/ системы, а также ухода от ядер/ной/ бездны.

Новые проблемы: анархия в ядер/ной/ державе.

Поэтому Западу надо спешить с уничтож/ением/ тяжелых ракет. Мне особ/енно/ близка проблема: огром/ное/ колич/ество/ их в лесах Белоруссии (не секрет, «Арг/ументы/ и факты»).

14.3.90 г.

Как они нами руководили (дят)

… Хотя и не хочется излишне серьезно (всерьез?) воспринимать всех этих наших руководителей, но закончу на серьезной ноте. Это страшные люди. При всем их порой ничтожестве в интеллект/ульных/ и иных смыслах.

Монополия на души людей, на их кошелек, руки, интеллект, не могла не выродиться в целую философию уже угаданную, предсказан/ную/ Д/остоевск/им/. Это когда один из «бесов» говорит: «Устранить народ». Если ему что-то не по душе. Жизнь и смерть народа да всего человечества легко перетягивались какими-то догматами и всё той же уверенностью, что история для того и была, чтобы появились они, их идеи, их методы. Она их выстрадала. И вот сидит передо мной… маленький человечек (в прямом физич/еском/ смысле тоже маленький), он после Марц/елева/ пришел, на его место, не переводятся они, а руководит моим мышлением, моим разумением «современной ситуации в мире». Специально вызвал, невтерпеж им, непереносимы мои пацифистские взгляды, мой «абстракт/ный/ гуманизм».

— Откуда вы взяли, что от атом/ной/ войны погибнет всё человечество?

— Для ученых это уже аксиома.

— А вот военные другое утверждают. И вообще, если от нашего народа останется 10 человек, то главное, чтобы они остались советскими людьми. Вот в чем я вижу свою задачу, как идеолог. (Даже подрос за столом, произнося это громко, как бы еще нас слышит кто-то). И ваша, кстати, должна быть в этом задача, а не пугать народ. И так уже работать перестали.

Они нами руководили. Вот эти!

Мы часто встр/ечаем/ имя его, Антонович И. И.[166] — на теле и в газетах: взвеш/енно/ энергич/но/ ратует за новое мышление. Что ж, поймем это как покаяние сознания, ужаснувшегося своему старому мышлению, недавнему.

24 апреля-2 мая. Япония.

Ситуация в мире всё время меняется. Мы люди сами ее изменяем, своими действиями. И тут же должны быстро приспосабл/иваться/ к новым условиям. Иначе не выживем, погибнем.

Человек раньше угрозу себе воспринимал через угрозу семье, твоему народу, но чтобы роду [человеческому] всему!..

Я лично вижу один путь: смело додумывать каждую мысль и каждую позицию до конца, куда рядовое сознание ступать не решается, пугаясь, что наступает на вековые «табу».

Бомба… Не ответить даже на прямой удар «другой» строны, интересы рода человеч/еского/ превыше.

Т.е. понятие патриотизма, поступка резко изменилось. Даже для военного: что такое быть талантл/ивее/ и удачливее на прежней войне — приближать победу народу и государству своему. А в атом/ной/ войне — ускорить гибель рода человеч/еского/, своего?

— Какой маршал самый вел/икий/? К/отор/ый не воевал! (И. Шкляр/евский/ [поэт]).

… Писатель, «посторонняя» позиция: дать шанс человечеству. При монолите — гибель была неизбежна общая.

Горбачев, ускорив распад тоталитаризма, возможно, дал шанс прямого спасения — человечеству. И без него случилось бы, но могло быть уже поздно. Когда-то Ленин резко повернул ход истории в эту сторону. Горб/ачев/ резко ударил по тормозам, колеса, кажется, соскочили с рельс локомотива истории, не без признака аварии, но упали на обочину, а не в пропасть, которая была впереди.

Сложность писательской позиции: согласуясь с этим движением, стоять против собственного народа, если он ушел от общей цели в «групповой» эгоизм, в бесплодную межнациональную вражду.

Ох, как трудно дается. Особенно представителям малых народов…

Из Корана (5-я сура):

«Все религии должны соперничать в добре».

Знать человека, себя «до дна» — добро это и (или) зло для человека?

Если не то, Бог создаст новое человечество! Если мы его окончательно разочаруем. 1

13.06. США

Апокалипсис, или Как мы об этом разговаривали.

Мне пришлось разговаривать с двумя чел/овеками/, к/отор/ые были на службе у А/покалипсиса/, знали (не один год) что «если что» — им убивать род чел/овеческий/. Я бесед/овал/ с двумя капит/анами/ атом/ных/ подвод/ных/ лодок, сов/ветской/ и амер/иканской/. С одним — в разгар холод/ной/ войны, с др. — уже, когда начали уничтож/ать/ ракеты и боегол/овки/ [в Казахстане]. И была соответ/ственная/ реакция массового/ созн/ания/, когда я эти разговоры опублик/овал/.

На Форуме 1987 г. — За выжив/ание/ [человечества] рассказал, опубл/иковал/ в «М/осковских/ н/овостях/»[167] и реакция.

Поголов/ное/ отриц/ание/ и непонимание.

… Мне пришлоь написать «Пастораль»; писалась в самый разгар холод/ной/ войны, у нас тоща глав/ный/ цензур/ный/ запрет: на теорию равной вины… Мол, мы хор/ошие/, а они плохие. Потому что мы объявили об отказе от первого удара, а они нет, мы — истор/ический/ прог/ресс/, а они — регресс и т. д.

Писалось тогда именно с желанием опроверг/нуть/ такое. Если погиб/нем/, кто отлич/ит/ социалистический/ пепел от капит/алистического/ (Корнелий Саган), второй удар столь же безнравств/енен/. И не только потому, что первого, м.б., и не было, а была комп/ьютерная/ ошибка. Но главное: 2-й-то и убьет человечество/.

…Рухнуло соц/иалистического/ полмира, и нет того страшного противостояния, совлекавшего нас в пропасть. Заслуга Г/орбачева/, м.б., он, ускорив неизбеж/ный/ распад тоталитар-/изма/, спас род. Он был неизбежен, 10–15 [лет] было достаточно, чтобы всё погибло. Таких, какими были 1980-85-ый. Когда мы влезли в Афг/анистан/.

Да, самая страшная черта отступила, но не ушла окончательно/.

…Новое мышл/ение/ бывает страшное. Я это ощутил, пытаясь додумывать до конца.

Готовн/ость/ пожертв/овать/ своим, чтобы не погибло все. Потому, что всё тоже твое. Но по высшему разряду.

Я там, в зале СП [Союза писателей], ощутил, как это страшно для нашего созн/ания/ поставить так вопрос, это самое н/овое/ мышл/ение/. Когда героизм, патриот/изм/ — зло.

Я спросил у др. сов/етского/ подводника, правда, уже в отставке.

— Победы быть не может. Ну, так как вас нацеливали?

— Не думать обо всем, а только о своей задаче. Но, зн/ачит/, учить себя и др. именно обо всем думать. Как о главном. А не о «конкр/етной/ задаче».

Помпея. 17.9.90 г.

В центре живого города город-кладбище, живой зарабатывает на мертвом, потомки сделали статью дохода из катастрофы, случившейся с предками. Растение-паразит, обсасывающее трупик когда-то живого.

А вообще: перекликается с Нагасаки (в Хиросиме я не был), и даже обожженными, окоченевшими трупами испепеленных (загипсованных очень «мастерски» — сбросила бомбу природа).

Интервью у прошлого: история, воспоминания. У настоящего/ — газеты. У будущего. Впустить всю угрозу и представить, как оно будет.

Я принадлежу к народу, к/оторо/му это сделать проще, к сожалению, чем другим.

Атом/ная/ война малыми средствами — 1/4 погибших в Бел/оруссии/.

И — Чернобыль!

Вот карта: более 40 тыс. кв. км поражены, и снова 1/4 (2,5 млн.) [человек].

Кто нажмет, а кто нет? Генерал поносит меня в СП за «предательское» «не нажму», его спросил Гранин: А вы? Да, но… — Нет; да или нет? — Не нажал бы…

Тут много псих/ологии/, мне приходилось делать кн/иги/ — о запредельном псих/ическом/ опыте.

Напр/имер/, как люди спят, когда их убив/ают/, как не знают себя…

Или наоборот, социал/ьная/ система отождествл/яет/ себя со смыслом жизни: мы [погибнем], тогда и все!

Это напоминает 80-лет/нюю/ старуху: хоть бы война, а то одной не хочется помирать!

… По программе, я так понял, мы услышим доклады об А/покалнпсисе/ — в филос/офском/ плане, в плане психологическом.

Я решил гов/орить/ в очень конкретном физическом плане — как уже состоявшейся репетиции А/покалипсиса/, но

реальной. Есть такая страна, где соверш/ились/: 1) репетиция атомного/ А/покалипсиса/ (Япония. Но нет, я о Бел/оруссии/); 2) и эколог /ический/ Ап/окалипсис/.

Помню в разгар хол/одной/ войны посмотрел я фильм «День спустя» — такое уже видел!

Потому-то легко поверил: никто и ничто не выживет! Любая уступка цифре — уступ/ка/ атом/ному/ политиканству.

В этом смысле Дж. Шелл — «первый непримиримый». Он убеждал у вас тут. Ну, а мы у себя.

… Сколько «кюри» у Апокалипсиса?

Апокалипсис — это сколько рентген?

А/покалипсис/ — тема…

В разные времена люди предст/авляли/ конец света и всегда с мыслью о чистых и нечистых. И в «Сказ/ании/ о Гильгамеше» и в преданиях о потопе или сгоревш/их/ Содоме и Гоморре.

Наш разговор был иной: говоря сл/овами/Корнелия Сагана: кто отлич/ит/ пепел социализма от пепла капитализма.

Тем более что от социализма, к/отор/ым пугали мир и совращали, остались одни лишь проблемы, к/отор/ые тоже нам бы решать сообща, совместно.

Ситуация в меняющемся мире позволяет нам даже на эту тему гов/орить/ достаточно отвлеченно, как если бы мы, человечество, снова становились бессмертными.

А между тем — смерть наша всё еще в шахтах. Ядерных. Только подошли к ним, не начали. А надо бы. Я уже говорил: куйте железо, пока перестройка.

Политики Запада уже, избалов/анные/ ситуацией, забыли, что вчера, позавчера они много дали бы, чтобы этих многомегатонных убить в стране супротивника. Так сделайте же это, пожертв/уйте/ своими монстрами, к/отор/ые ничуть не лучше: и те и др. нацелены [не] на США или СССР, а на человечество!

Как-то обсуждали мы на заседании Моск/овского/ энергетического/ клуба в Дортмунде идею Сахарова: АЭС — под землю.

И кто-то сообразил: шахты для тяж/елых/ ракет, вот вам и опыт. Использовать.

Пусть это только и останется: опыт для строит/ельства/ АЭС под землей.

Речь на открытии конференции. Род-Айленд [штат на востоке США].

Едва ли ни первые советские, не говорю русские, потому, что я, напр/имер/, белорус. И конечно, важно, как предст/авляешь/ др. народ.

…Наша конфер/енция/ [называется] зловеще: Апокалипсис и совр/еменность/… Еще 5 лет назад это —… вся планета была накануне Суд/ного/ дня.

Отступ/ила/ ядер/ная/ угроза — навалилась экон-/омическая/. Для нас — Ч/ернобыль/, и предупреждение всем.

Конфер/енция/ юонфер/енцией/, но ваш прекреный край настраивает на мысль: не может такая прекр/асная/ планета быть предназнач/ена/ для убийства. Это — не по-божески. И не по-человечески было бы.

Первые… в вашем райском штате. А знаете, когда [Боснам] Роберт приезжал год назад, показал картинку — подумалось: о конце света — в раю. О несостоявшемся, к счастью.

Почему, к счастью, не состоялся? Вовремя спохватились.

… Пророчества Ив/ана/ Богосл/ова/: о мече в божеств/енных/ устах. Карающее слово.

Мы, обе стороны, были убеждены в своем мессиан/ском/ праве обличать другого, считая себя во всем (даже в бомбах) правыми.

И вдруг возникло…: внач/але/ в обществе настр/оение/ — о себе говори. Среди ваших и наших пацифистов. Это передалось и Горб/ачеву/, и Рейгану.

И вот мы собрал/ись/ уже рассуждать об А/покалипсисе/, как об академич/еском/ предмете.

Правда, ракеты еще остались. Но ножа, меча в устах наших нет, не имеем мы на это права.

Ваш райский штат как нельзя лучше подходит для разговора о том, что для прекрасной такой планеты только мир — это по-божески, и по-человечески.

…Един/ственная/ достойная миссия для страны: добиваться/, чтобы как можно больше людей на земле улыбались.

Всё остал/ьное/ мессианство — ложь и обман.

Давайте А/покалипсис/ наш законч/им/ на этом — на сов/етско/-амер/икаяских улыбках, не дипломат/ических/, а искрен /них/. Я думаю, нам это уже не трудно.

Чернобыль, как давление на разоружение, поскольку атом/ные/ ст/анции/ — это те же бомбы!

Что мы — род человеческий, именно это зазвучало с новой определен/ностью/, когда Бомба, казалось, вот-вот сдетонирует навсю планету.

…Не он [Горбачев] собственно родоначальник нового мышления, тут Сахаров выступил раньше и на алтарь его жертв положил даже больше. Но вот победа этого мышления, а тем самым и дела мира в мировом масштабе — тут никто сегодня с Горбачевым сравниться в том, что сделал для этого, не может. Что было 5–7 лет назад? Мир стремительно катился в ядерную пропасть. Бесстрастная ядерная статистика подсчитывала: 40 % уже за то, что война, а зн/ачит/ и гибель всех будет.

… Некоторые говорят: Горбачев ли, другой ли, поворот был неизбежен! И заслуга в этом именно угрожающей твердости американцев. Что неизбежен — да, к этому подводил экономический/ провал системы. (Тоже: не было счастья, да несчастье подсобило!). Да, поворот когда-нибудь и без личности Г/орбаче/ва совершился бы неизбежно. Но сколько история оставила человечеству для этого времени? Кто-нибудь может это точно определить? А если не оставляла больше, чем эти 5 лет? Ведь вон как стремительно катилось всё в ядерную пропасть.

Сегодня ситуация совершенно иная. В мире во всем. Да, и сегодня кто-то на кого-то может сбросить бомбу ядерную. Это еще возможно. Но это, при всей провокационной опасности такой акции, не равноценно залпу одной и второй половины человечества друг против друга, т. е. немедленной гибели всего живого на Земле.

И — повесть о несост/оявшейся/ катастрофе. Един/ственная/ женщина и два мужчины. Ядер/ная/ война — ужас. Но быть единств/енной/ на земле женщиной — каждая красивая женщина в глубине души не против пережить это ощущение. А вдруг захоч/ет/ сыграть — един/ственную/ жен/щину/.

«Элементар/ная/ частица» — человек, homo sapiens и второй полюс — человечество. А между — народы, нации, классы… Самая большая ценность эти, «элементы», их сохранение — главное. И если распадаются страны, нации, системы, империи, и тем спасается homo sapiens — ну, и ладно, благо! То, что я 10 лет занят был (внутренне) Бомбой и Концом, оно-то и определяет мое сегодняшнее отношение к трагедии страны. Да, распад, да, трагедия, но для выживания homo sapiens — великая удача, спасительный поворот! А без этой внутренней ориентации, точки отсчета от самого-самого действительно примириться с распадом страны своей — как примириться? Тут возненавидишь виновника главного — и ненавидят Горбачева. А я действительно тот последний, кто бросил бы в него камень. Нет, не брошу. Разве что потеряет себя и начнет лить кровь. Пусть уж лучше сам уйдет — Господи, хоть одного иметь в истории не кровавого.

20.11.90 г. Токио.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.