Благодарность

Благодарность

Осенью 1972 года Михаил Александрович с Марией Петровной, как обычно, поехали охотиться в Западный Казахстан. Жили, как и раньше, на берегу Урала, в местечке Братановский яр, в охотничьем домике Шолоховых. Охотиться ездили на озеро Челкар, где было много дичи и рыбы. Рыбы было столько, что один казах ловил щук, привязав к удочке обыкновенную алюминиевую ложку. И щуки бросались на эту ложку. Шолохов на блесны ловить не любил, говорил, что ловить на блесны не развлечение, а тяжкий физический труд, кидай и кидай – некогда ни отдохнуть, ни покурить, ни подумать.

Проводником по казахским степям был у нас полковник в отставке, бывший начальник областного КГБ, Гаспар Рамазанов, солидный, бывалый казах. Был он хороший охотник и рыболов, знал отличные места, и Шолохов часто брал его с собой. Жил он недалеко, в поселке Киссык-Камыш.

Один раз пришел Рамазанов к Шолохову и стал просить машину. «Надо съездить, – говорит, – в Новоказанку к двоюродному брату. Он только что похоронил отца. Надо отметить сороковой день…» Михаил Александрович разрешил ехать на своей машине «ГАЗ-69».

Посадили мы всю большую семью Гаспара, жену и пятерых детей. Поехали. Дорога была отвратительной – пыль, песок и все-таки далеко – 90 километров. У казахов это считается близко, у них степь немерена, в любую сторону езжай – до конца не доедешь.

Хорошо, что детвора Рамазанова нас развлекала – всю дорогу пели песни. Прислушался я – слова непонятные, казахские, а мотивы знакомые, наши русские. «Подмосковные вечера», «Пусть всегда будет солнце!», «Катюша». Чудно-о-о! Значит, наши песни им очень нравятся.

Наконец, приехали. Увидели большой дом, сложенный из самана. Деревьев в Казахстане мало, дерево очень дорогое. Встретила нас большая толпа взрослых казахов и детей. Сначала поехали на кладбище, проведали покойного, помолились. Потом вернулись в поселок. Зазвали меня в комнаты. Удивился я – нет ни столов, ни стульев. Посадили на кошму и стали угощать. Рядом со мной сидели одни мужчины – по мусульманскому обычаю. На низеньком столике появилось мясо. Вот здесь я впервые узнал, что такое бешбармак. Это жирное баранье мясо. Его не режут, а подают целиком, а потом рвут руками на куски и едят. Дали и мне – ни ложек, ни вилок не полагается. Только руками. Стал я есть и чуть не захлебнулся от жира. Жир течет по рукам, по губам, по подбородку. Эх, увидела бы меня женушка! То-то бы отругала по-казачьи!

Ели до полного насыщения и изнеможения. Я ел все, что подавали, хотя давно уже был сытым, никогда в жизни я не ел столько мяса за один присест. Запивали сурпой — это бульон из-под баранины, заправленный луком, сливками и овечьим сыром.

Вернулись домой мы уже ночью. Михаил Александрович стал расспрашивать. Это было неожиданно. Шолохова интересовали все подробности, но главное – не отказался ли от угощения и как себя вел. Когда я сказал, что съел все, что мне давали, хотя от избытка жира меня потом мутило всю дорогу, Шолохов вдруг расчувствовался и сказал:

– Сережа, спасибо тебе большое! Молодец ты, что не отказался, все вытерпел по-геройски! Ты понимаешь, если бы ты отказался, какая бы это была обида для хозяина. Ведь он специально зарезал самого лучшего барана. У казахов свои национальные обычаи, и нам нужно их уважать. Мы ведь гости, а они хозяева. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Я не ожидал, что получу благодарность от Шолохова не за благополучную поездку (а она была не из легких), а совсем по другой причине.

А Шолохов продолжал:

– Я эти обычаи уже немного знаю. Тебя мутило от бараньего жира, а мне как почетному гостю один раз дали бараний глаз, и я должен был его съесть. Представляешь? Хозяин сказал, что я, когда съем этот глаз, стану очень зорким, и это поможет мне в охоте и в жизни. Отказываться нельзя. И я, скрепив сердце, съел этот бараний глаз, будь он неладен. Хорошо еще, что он вареный, а не сырой. Ну что же? Видеть я, конечно, лучше не стал, но был доволен, что преодолел себя ради этикета.