А. Кричевский1 У Михаила Шолохова

А. Кричевский¹

У Михаила Шолохова

Мысль о поездке в Вешенскую возникла неожиданно. Поводом для нее послужил предстоящий просмотр фильма «Когда казаки плачут», созданного по одному из ранних рассказов М.А. Шолохова. Вместе с коллективом, заснявшим эту картину, отправились из Москвы на Дон и мы, работники Центральной студии документальных фильмов.

Поездом мы добрались до Миллерова, а на следующее утро самолет доставил нас в хутор Базки, находящийся на правом берегу Дона.

До Вешенской от Базков – всего десять километров. Но гололедица сделала езду по асфальту почти невозможной. Шофер нашего «газика», высоченный, со смешинкой в глазах, казак, точно гарцуя на горячем донском скакуне, лихо управляет автомобилем. Не дай бог нажать на тормоза, выжать сцепление, резко повернуть руль вправо или влево при встречных разъездах. И все же на скорости не ниже 60 километров по этой остекленевшей дороге Николай одним махом доставил нас к Дону и оттуда по льду – в Вешки.

Мы въехали в большую станицу с добротными домами, зданием только что выстроенного клуба, с двухэтажной гостиницей, магазинами, автобусными остановками и конечно же с громыхающим музыкой репродуктором.

Но за каждым из нас неотступно следуют образы из произведений Михаила Шолохова, его непередаваемые описания природы этих мест. В каждом из встречаемых здесь людей хочется увидеть знакомые черты любимых героев. Ждешь, что вдруг из-за поворота улицы появятся женщины такие, какими они описаны в «Тихом Доне» и «Поднятой целине». Но видишь совсем другое… На каждом углу станицы – грузовые и легковые машины, суета в магазинах хозяйственных товаров, где продают только что прибывшую мебель. В гостинице и столовой – деловые разговоры. Все это ничем не отличает Вешенскую от многих других мест, куда меня заносила беспокойная профессия кинохроникера. Но так кажется только в первые минуты. Пройдет день, другой, и нечто поначалу едва уловимое, а потом все более яркое, присущее этим местам и так потрясающе раскрытое Шолоховым, начинает видеться во многом.

Паром, который ходит из Вешенской на противоположный берег Дона, вмерз сейчас в лед. У переправы скопились вереницы машин и тракторов. Станичники в резиновых рыбацких сапогах, с баграми в руках, стоя в ледяной воде, стараются расколоть и растащить льдины. Это продолжается не час и не два, а целый день, но никто не уходит греться. Громада парома, резкие блики солнца, освещающие лед, со скрежетом оседающий под днищами лодок, раскрасневшиеся, пышущие здоровьем люди – все это заставляет пристальнее вглядеться в окружающее.

…Вечером вместе с Михаилом Александровичем, его женой, станичниками мы идем в клуб, на просмотр привезенного нами фильма.

Шолохов тепло расспрашивает, как мы добрались до Вешенской. Он улыбается, когда я рассказываю, как в полете из Миллерова до Базков перебрасывался шутками с возвращающейся в родную станицу восьмидесятилетней казачкой.

Михаил Александрович обращает внимание на нашу городскую обувь и, посмеиваясь, замечает, что так не ездят в донские степи… Он тут же начинает фантазировать, изобретая какой-то особый костюм для кинооператора, путешествующего по проселкам.

По дороге в клуб мы уславливаемся с Михаилом Александровичем встретиться завтра утром у него дома. Как обрадовало нас его согласие на это! Ведь обычно Шолохов открещивается от репортеров. Ростовский кинооператор Хачатурян часто ездил в Вешенскую, вместе с Шолоховым ходил на охоту, рыбачил, но как только вытаскивал из кофра свою кинокамеру, сразу же наталкивался на протесты. Мало, очень мало в нашей кинолетописи, посвященной советской культуре, показан Шолохов.

…Когда Михаил Александрович входит в клуб, многие здороваются с ним за руку. Он успевает переброситься одной-двумя фразами с сидящими здесь знакомыми. Гаснет свет, и начинается демонстрация фильма.

* * *

На следующее утро мы – у Шолохова дома. Михаил Александрович давно на ногах. Он встает в три часа ночи и садится за стол. В семь часов вечера в этом доме все погружается в тишину. Работает писатель в маленькой комнате за детским письменным столиком, против широкого окна, из которого все далеко видно окрест. В полутемной прихожей никого нет. В доме сейчас живут только Михаил Александрович и его жена. Зато летом сюда съезжаются сыновья, дочери и внуки, наведываются многочисленные гости из разных концов страны и зарубежных краев.

В полутемной прихожей, на большой вешалке, – брезентовые непромокаемые плащи, охотничьи куртки. Под ними выстроились различные теплые и холодные, короткие и высокие сапоги, оленьи унты.

Осветители готовят маленькие портативные прожектора. А Михаил Александрович, придя на съемку, забывает о нашем присутствии. Он вчитывается в одно из сотен лежащих перед ним писем. Собака Шолохова, великолепная легавая со странной кличкой Стоп, подходит к своему хозяину, ластится к нему, отвлекает от чтения, приносит старую казацкую фуражку, от которой остались только околыш и оторванный козырек. Эту свою игрушку Стоп кладет хозяину на колени, глядит на него просительно.

Мы находимся в комнате, где в простых книжных шкафах собраны бесчисленные тома шолоховских изданий на многих языках мира. На столе перед писателем – письма и письма. К нему обращаются за советом и помощью начинающие литераторы. Сюда, в станицу Вешенскую, прибывают сотни деловых, официальных и личных писем. В каждом из них нужно разобраться, ответить, помочь, принять меры. А ведь Михаилу Александровичу прежде всего нужно писать. И времени так мало, что Шолохов, видимо, именно поэтому удлиняет от зари до зари переполненный заботами день.

– Вот Хемингуэя снимать было интересней, чем сейчас меня. Хемингуэй ведь писал стоя, – говорит нам с улыбкой Михаил Александрович.

За то короткое время, которое мы можем использовать сейчас для киносъемки, не снимешь много разнообразных кадров. Шолохов за письменным столом с книгой, обстановка его тихого кабинета, далекое пение птиц на застекленной веранде… И все же мы довольны. Каждый кадр, снятый сегодня, обогащает собрание кинодокументов, посвященных замечательным деятелям нашей советской литературы.

Мы снимаем дом М.А. Шолохова. Ведь жилище тоже обогащает наше представление о характере его обитателей. В этом доме все просто и удобно. Чувствуется, что здесь хорошо работается над листом бумаги.

…Уже в наших кассетах – разнообразные кадры, показывающие писателя. С момента, когда Михаил Александрович пришел на съемку, он с добродушной улыбкой выполнял все наши просьбы. Контрастные световые блики подчеркивают скульптурность черт его лица. Над высоким лбом мыслителя непослушными крыльями нависли две светлые, прошитые сединой пряди. Шолохов часто курит.

Он перебрасывается с нами шутками, замечаниями, сетует на то, что сейчас время года малоинтересное для съемок, вновь возвращается к имени Хемингуэя и вдруг становится очень серьезным, уходит в себя.

Когда съемка была закончена, Михаил Александрович предложил нам проехать в небольшой лесок, мохнатые сосны которого уже несколько десятков лет преграждают путь пескам в станицу.

…Мы покидали Вешенскую, полные незабываемых впечатлений от встречи с замечательным писателем, классиком советской литературы Михаилом Александровичем Шолоховым.