Американские стукачи

Американские стукачи

Вообще, потребовалось довольно много времени, чтобы разобраться во всех наших новых знакомых и составить о них свое мнение.

Например, из всех прочих один эпизод особенно мне запомнился. Мы еще находились в «Лео-Хаус», когда меня пригласили в ФБР. Это была моя первая и последняя встреча с ними. С самого утра весь день они мытарили меня вопросами, в основном все они вертелись вокруг одного: каким образом мой брат был приглашен работать в НКВД и как и почему он отказался или, может быть, он стал работать в этих органах.

Долго и упорно мне пришлось объяснять им, что в 37-м году не то после усиленных арестов служащих НКВД, не то из-за увеличения объема работы эти органы начали набирать новые кадры среди молодежи. И когда моему брату предложили работать в этих органах, он отказался: «Я не могу, — заявил он, — потому что мой отец арестован как враг народа». У брата сначала даже создалось впечатление, что ему не поверили и подумали, что он нарочно приписал себе это, чтобы избежать службы в этих органах. «Если не верите, проверьте, это в ваших силах», — ответил им мой брат. И конечно, после этого его не только не взяли на работу в НКВД, но он подвергался многим гонениям и неприятностям, которым подвергались такие честные и смелые люди, как он.

Мой брат погиб на фронте 11 сентября 1942 года в боях при прорыве блокады Ленинграда.

Для меня все эти вопросы о брате, погибшем в такое трагическое время, были мучительным испытанием. Как сыпать соль на открытую рану. Мне было больно думать и больно вспоминать пережитое, тем более в страшных условиях войны. И вот здесь, среди этой совершенно равнодушной публики, выворачивать душу и говорить, говорить о трагически погибшем брате для меня было хуже всякой пытки.

Я жила в Москве, брат — в Ленинграде, и больше того, что я слышала от брата, я не знала ничего. И потом, зачем им нужен был этот допрос? Ведь не он у них просит право на убежище, а я.

Во время этого допроса мне стало ясно, что кто-то уже успел донести то, о чем я вскользь упомянула в разговоре в присутствии мадам Далиной.

И как на зло, через несколько минут после того, как мы вернулись в наш «Лео-Хаус» и голова моя не просто болела, а трещала от боли, к нам зашел Далин с женой.

Мадам Далина опять завела старую пластинку о том, что в Советском Союзе мораль опустилась до такой степени низко, что все люди без конца доносят друг на друга — сын на отца, отец на сына и так далее.

Я еще не могла никак успокоиться после этого отвратительного дня, не выдержала и сказала:

— Если там все так, как вы говорите, этому, по-моему, там есть извинение: люди живут в условиях сталинской диктатуры. Но кто здесь, в этой свободной, как все утверждают, стране тянет людей за язык заниматься доносами, не успеешь рот открыть.

Мадам Далина на это не задумываясь ответила:

— А разве советское правительство не может подсылать сюда к нам людей, чтобы они знакомились с нами и передавали ему сведения о нас? Разве советское правительство не хочет знать, как мы живем и чем занимаемся?

— Во-первых, я не считаю, что в советском правительстве сидят такие тупые идиоты, которые способны были бы посылать для этой цели семью с детьми. А во-вторых, среди вас они легко могут найти и завербовать человека, умеющего профессионально этим заниматься.

С этого момента к нам стал приходить только г-н Далин. По-видимому, мадам поняла, что я догадалась, кто был в данном случае доносчиком.