Мои чувства

Мои чувства

Перед лицом несчастья во мне пробудились все наилучшие чувства, мне были дороги все люди посольства. Я смотрела на всех с любовью, жалея каждого, мне было больно думать, что судьба так жестока к нам, что даже здесь ужасный жребий пал на нашу небольшую горсточку советских людей, заброшенных на другую сторону земного шара.

Погибли наши люди, они никогда не ощутят радость Победы и не увидят той новой жизни, которую так загадочно обещали нам офицеры Красной Армии: «Нам бы Гитлера разбить, а там видно будет».

Я знала многих, сейчас уже погибших, которые надеялись на это «видно будет». И вот они тоже никогда ничего больше не увидят. Закрадывалось сомнение: а может быть, и после войны нечего будет видеть, и может быть, счастлив тот, кто погиб, может быть, и после войны все останется по-старому, и этот теперь уже генералиссимус с еще большей жестокостью будет править страной, уродуя нашу лучшую в мире систему. Так, может быть, лучше и не видеть ничего?

От этой мысли становилось жутко. Такая прекрасная страна, в которой существует такая прекрасная система! Лучшая, лучшая в мире! Теперь я уже с полной уверенностью могла сказать, что наша советская система, лучшая в мире, никак не может избавиться от этого чудовища, захватившего в свои руки всю власть.

И несмотря на все, была надежда, что все будет хорошо, что, вернувшись с фронта, люди, прошедшие через огонь и воду, не позволят больше так издеваться над собой.

Так, мне казалось, думал и Савин-Лазарев. Когда за столом все пили за Сталина, он ни разу не пригубил бокал и тихо сказал мне:

— А мы, Нина Ивановна, выпьем за тех, кого с нами нет!

Я была до слез тронута.