Поездка за детьми на Морозовскую

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Поездка за детьми на Морозовскую

Как только чуть-чуть потеплело, я, преодолев ледяные залежи в квартире, решила начать приводить ее в порядок и сразу же немедленно поехать за детьми. Дела в это время на южном фронте снова стали очень напряженные.

Кирилл категорически заявил, что поедет за ними не я, а он.

Я проводила его на вокзал, дорога на Сталинград была еще открыта.

Вернулась домой, на столе лежит паспорт. Взяла в руки и обомлела, паспорт Кирилла. Значит, он выехал с моим паспортом в кармане, с паспортом на чужую фамилию, и не куда-нибудь, а в военную зону в направлении Сталинграда, в том направлении, где в это время в районе Ростова-на-Дону уже снова шли сильные бои. Мой паспорт был на мое имя, и я никогда не собиралась менять его на фамилию мужа. Изменить мне пришлось его на фамилию мужа только тогда, когда мы должны были выехать за границу.

Никаких средств передать или сообщить ему об этой жуткой ошибке в то время не существовало вообще, а паспорта в это тревожное время в дороге могли проверять почти на каждом шагу, он сам будет потрясен, когда предъявит паспорт при первой же проверке. Был ли у него какой-либо другой документ о том, куда и зачем он едет, я не знала. Но не дай бог, если его где-нибудь задержат до выяснения личности, пока он свяжется с местом работы, пока будет выяснять свое положение, при нынешних средствах связи все что угодно может произойти. Я в это время, как говорят, чуть не сошла с ума, не имея никаких сведений, где Кирилл и что там с ним происходит.

Сумеет ли он благополучно добраться к детям и вывезти теперь уже из этой опасной зоны детей и маму? И до тех пор, пока он не вернулся с ребятами и с мамой, я ни спать, ни есть не могла. Помог ему опять, как говорят, «господин случай». Когда привели его в военную комендатуру, комендант, который с ним разговаривал, понял, что перед ним стоит «рассеянный профессор», и выдал ему пропуск. Вот с этим документом, выданным ему в комендатуре совершенно незнакомым ему человеком, Кирилл беспрепятственно сумел добраться до Морозовской, на полпути между Сталинградом и Ростовом-на-Дону, и вывез детей и маму теперь уже из чрезвычайно опасной зоны.

И это было во время войны, и ехал человек не просто куда-нибудь, а в зону уже приближающихся активных боевых действий. И человек человеку поверил. А сколько у меня в жизни было таких случаев, что, когда я сейчас об этом вспоминаю, то мне самой трудно поверить. И до сих пор я не перестаю удивляться, какие прекрасные, человечные люди были в то, такое тяжелое, время. И это были наши, замечательные наши советские люди. Как стремились помочь друг другу совершено незнакомые, совершенно чужие друг другу люди, а ведь Кирилл легко мог попасть в такую историю, что не только детей вывезти оттуда не сумел бы, а и сам мог бы застрять, где-нибудь всерьез и надолго, попади на мерзавца и подлеца.

Это и были как раз те прекрасные советские люди, которые наперекор всему спасли страну. Но, к сожалению, были и Коршуновы — воры, казнокрады и мародеры, которые в это страшное время, когда другие погибали, грабили страну и увозили мешками, чувалами драгоценности из магазинов и деньги из банков. Такие в конце концов и уничтожили великую державу.

Каждое утро я не могла оторваться от репродуктора, слушая поступающие с фронта сводки. И вдруг, рано утром, когда я с ужасом слушала сообщение, что идут ожесточенные бои не то на подступах к Ростову-на-Дону, не то Ростов уже взят и немцы уже рвутся к СТАЛИНГРАДУ, раздался звонок — на пороге стоял Кирилл, а перед ним дети. Я чуть не потеряла сознание, в таком жутком напряжении находилась я до сих пор.

Солнышки мои! Я целовала, смеялась и плакала одновременно. А когда мама вошла в дом и, устало опустившись на диван, тихо произнесла «дома»… Мне казалось, что в это утро особенно ярко светит солнце.

— Что пишет Шура? — устремив на меня усталый испытующий взгляд спросила она.

Последнее письмо я только что получила и протянула его ей. При виде его почерка руки у нее задрожали, а в глазах было столько любви и материнского счастья, что я подумала: мать обмануть нельзя.

Мама моя, несмотря на все перенесенные ею невзгоды и тяжелую жизнь, была очень сильный, стойкий и мудрый человек, и все, кто ее знал, любили ее за это.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.