Обыск

Обыск

Когда мы вошли в квартиру домоуправа, мы увидели толстую обрюзгшую бабу с тупым лицом. Здесь же стоял ее муж Коршунов с огромным кровоподтеком под глазом.

— Это кто же тебя так разукрасил? — спросил начальник розыска.

— Водка, — угрюмо ответил Коршунов.

Попав первый раз в жизни в такую ситуацию, я все время думала: «Ну на кой черт я здесь торчу?» На все, что мне показывали, я смотрела небрежно, потеряв всякую надежду что-нибудь найти. Какой вор, думала я, будет держать ворованные вещи у себя в доме. Как вдруг последние два чемодана, вытащенные из-под кровати, которые Коршунов отказался открывать, заявив, что у него нет ключей и что эти чемоданы принадлежат не ему, а его сыну, оказались набиты вещами Кирилла: костюм, рубашки, белье. На некоторых рубашках, сшитых мамой, она не успела даже пуговицы пришить. А в кухне оказались мои кастрюли и даже пустой бидон из-под меда, который прислал нам перед войной наш дедушка со своей пасеки из Мариуполя. Когда мы уехали, он был полон.

На вопрос, откуда у него оказались эти вещи, Коршунов, заявил, что все это добро он получил от дворника.

Пришлось идти к дворнику. И когда мы вошли в восьмой корпус в квартиру дворника, я застыла от изумления: она была убрана по-праздничному всеми вещами из нашей квартиры. В углу стояла даже елка, украшенная елочными игрушками моих детей. Здесь, в этой квартире, оказались не только наши вещи, но также и вещи наших соседей.

Все, что мы нашли, это были в основном постели детей, подушки, матрасы, одеяла, всякая хозяйственная утварь и кое-что из белья. Все самые-самые ценные, в том числе и теплые, вещи, в которые я мечтала переодеться, управдом Коршунов со своей бандой вывез куда-то и мы так ничего и не нашли. Но даже привезти только наши, найденные у дворника вещи, потребовалась подвода.

В результате арестованным оказался не управляющий домами Коршунов, которому все отдавали при эвакуации ключи от квартир на хранение, а один из его сообщников — многодетный дворник с женой. Я знала, что суд в таких случаях был жесток, особенно к «стрелочникам». А дворник и был тем самым стрелочником, которого Коршунов втянул в авантюру грабежей.

И этот же самый бандит-домоуправ предупредил дворника через его жену, чтобы он никого из этой шайки воров не выдавал, так как в противном случае, заявил он, военный трибунал будет судить их всех как организованную банду мародеров и по закону военного времени приговорит всех к расстрелу. Перепуганный до смерти дворник взял всю вину на себя. Суды в это время проходили с молниеносной быстротой.

Несмотря на наши протесты и требования привлечь к ответственности самого главного виновника этого преступления — Коршунова, так как при эвакуации мы все обязаны были сдавать ключи ему и часть вещей мы нашли также у него, ни он и никто другой из его сообщников не были вызваны в суд даже в качестве свидетелей.

Судил военный трибунал: дворник получил 8 лет, а его жена 6 лет тюремного заключения, как соучастница. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», — закончил судья.

Я думаю, что только в эту минуту дворник и его жена поняли, какую ошибку они совершили, взяв всю вину на себя.

— Такой суровый приговор, — заявил судья, — вынесен военным трибуналом, потому что девяносто процентов Москвы разграблено за последние несколько месяцев.

Для дворников, я считала, это был суровый приговор, но таких, как Коршунов, мне казалось, надо было расстреливать прямо на месте, не отходя, как говорится, от кассы. Его и всю его компанию позже и расстреляли, но за какие-то уже другие «дела».

Дворника увели. А его жене мне пришлось с трудом добиваться отсрочки приведения приговора в исполнение под предлогом необходимости подготовить детей для передачи в детские приюты. Я понимала, что этот приговор обрекал на гибель семь человек детей, и решила сделать все, чтобы помочь этой женщине спасти детей.