ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Надежда Самойловна поселилась с Витюшкой в соседнем районе, в глухой лесной деревушке Токаревке, где ее никто не знал. Жила она у дальней родственницы — одинокой старушки, мирно коротавшей свой век на краю деревни в маленьком двухоконном домике.

Пришли в деревню и другие беженцы, поэтому на появление Надежды Самойловны никто не обратил внимания. В каждой семье была своя печаль, свои заботы.

В первые же дни оккупации района отряд мотоциклистов побывал в Токаревке, убедился, что это захолустная деревня, вдали от больших дорог и что остались в деревне одни только женщины да старики.

Оккупанты скоро уехали, назначив старосту. Но староста на другой же день сбежал, не желая служить врагу. Больше гитлеровцы в деревне не появлялись. Но зато потекли в Токаревку разные невеселые вести из соседних деревень: кого оккупанты расстреляли, кого повесили, где сожгли колхозные дома и общественные постройки.

Тяжело было Надежде Самойловне жить в глухой лесной деревушке. Волновали тревожные думы о Шурике, о муже. Томила неизвестность: что же теперь происходит в родных местах? Приходилось следить и за младшим сыном.

Оказавшись в незнакомом захолустном краю, где все выглядело невзрачно и уныло, помрачнел и затих Витюшка. Исчезла у него обычная живость, и только воодушевляла мысль, что отец или брат придут за ними и заберут к себе в партизанский отряд. Забившись под крышу на сеновале, Витюшка обозревал незнакомые болотистые места, мокнущие под осенним дождем, и вспоминал, как раньше они играли с Шурой и с другими ребятами на берегу Вырки. Где-то теперь его друзья-тимуровцы? Что скажут ребята, когда он вернется в город? Таким ли должен быть командир тимуровского отряда, чтобы сложа руки сидеть где-то в захолустной деревне, которую и немцы-то обходят стороной?

Первое время он сторонился местных ребят. Казались они ему нерасторопными, вялыми, непригодными к военным делам. Все они чего-то боятся, выжидают.

— У меня брат воюет! — гордо сообщил он им при первой встрече. — Жду, с самолета его сбросят вместе с десантной частью — за мной придет.

Но это не произвело на местных ребят никакого впечатления.

Говорить, что брат находится в партизанском отряде, мать строго-настрого запретила.

В другой раз он сообщил ребятам, что собирается уйти к своим, за линию фронта, или — он еще окончательно не решил — в партизаны.

— Надоело здесь… — Витюшка пренебрежительно сплевывал в сторону.

— А стрелять из винтовки ты умеешь? — строго допрашивал его коренастый круглолицый паренек, ходивший на зависть всей деревне в длинной, до пяток, старой шинели и в военной фуражке с полуоторванным козырьком.

И хотя Витюшка ответил, что умеет стрелять, этот паренек решительно обрезал:

— У нас не такие ловкачи, как ты, дома остались. Раз по годам не вышли — военкомат возвращал обратно.

Парнишка в шинели — его звали Сергунька — оказался нетрусливым, решительным человеком. Он признался, что тоже не прочь уйти к партизанам. Но вот только как разыскать их?

Вдвоем они пошли на разведку километров за восемь лесом, в ту сторону, где проходило шоссе и где, по разговорам беженцев, в селениях стояли на постое оккупанты.

Они дошли до телеграфных столбов у шоссе. Провисшая проволока гудела и звенела, очевидно, текла по ней человеческая речь.

— Переговариваются, паразиты! — Сергунька поглядел на проволоку и сердито сплюнул.

— Переговариваются, — мрачно нахмурив брови, подтвердил Витюшка.

Они долго сидели в кустах и наблюдали за движением на шоссе. Солдаты-связисты, надев на ноги зубастые кошки, быстро лазили по столбам, налаживая связь.

Возвращаясь обратно домой, ребята размышляли: а что, если порвать провода? Клещи-кусачки они достали. Кроме того, у Витюшки была финка.

Несколько раз они ходили на шоссе. Но лазить по столбам оказалось не так-то легко, да и проволока плохо поддавалась кусачкам. Гораздо проще оказалось рвать провиспхие провода большим рогатым суком. Зацепившись за провод, ребята начинали с силой тянуть, пока провод не обрывался. Отбежав в кусты, оглядывались, нет ли вблизи людей, и снова принимались за работу.

Возвращаясь домой, они рассуждали, скоро ли немцы узнают про порчу проводов и отразится ли это на фронтовых делах.

— Отразится, — уверенно говорил Сергунька. Витюшка тоже не сомневался. Но его одолевали и другие мысли: говорить ли матери о своих делах или подождать до подходящего случая? Тем более что нрав у нее за последнее время стал суровый.

Он чувствовал, что мать начинает догадываться о причине его отлучек из дому.

Мать действительно видела: Витюшка что-то замышляет, но ничего ему не говорила, пока ее не предупредила соседка:

— Ты посматривай за сынком. Задумали они с моим Сергеем к партизанам уйти.

Надежда Самойловна обещала посматривать. И однажды, когда он особенно долго пропадал, а потом вернулся в разорванном пальто, без шапки, устроила ему допрос. Витюшка молчал, но вынутые из кармана кусачки разоблачили его.

Мать узнала, что Витюшка и Сергунька чуть не попали в руки оккупантов. Ребят спасли только быстрые ноги и трусость фашистов, побоявшихся углубляться в лес.

— А если бы тебя схватили? — допрашивала мать. Глаза у нее были большие, тоскливые, голос звучал глухо.

— Шуру тоже могут схватить, — уклончиво отвечал Витя, насупившись.

Сердце матери болезненно сжималось.

Разговоров о деятельности партизан в окрестных местах ходило много. Рассказывали, что взрывают они вражеские склады, нападают на обозы. Но был ли это тот отряд, в котором находился Шура, или другой — Надежда Самойловна не знала.

Вскоре она убедилась, что говорят именно об этом отряде.

В деревню зашел проведать свою семью знакомый Надежды Самойловны, старичок сторож из МТС, зять у которого тоже находился в партизанском отряде. Он сказал, что Шура один из лучших разведчиков отряда, который действует поблизости. Ловчее, чем Шура, никто из партизан не умеет добыть необходимые сведения, достать у врага оружие, боеприпасы. Командир хочет представить его к правительственной награде — ордену.

Надежда Самойловна на короткое время успокоилась.

Но через несколько дней по деревне поползли тревожные слухи, что партизанский отряд разбит, что многих партизан немцы уничтожили — кого повесили, кого расстреляли.

Вскоре тот же самый знакомый старичок снова заглянул в Токаревку и сообщил, что мужа Надежды Самойловны фашисты взяли вместе со старшим сыном в Песковатском и увели в город.

Витюшка заметил, как почернело при этом известии лицо матери. Он тоже забеспокоился.

Утром, взяв с собой ломоть хлеба, завернул его в платок, оставил записку на столе, что идет выручать отца и брата, и исчез. Мать догнала его уже за околицей. Уговорила вернуться, обещала, что вместе пойдут в Песковатское и если это возможно, то останутся в партизанском отряде.