Часть одиннадцатая (1908–1920 гг.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть одиннадцатая

(1908–1920 гг.)

С берегов Чёрного моря

Справочная книга «Вся Пермь» за 1910 год сообщает нам, что начальник службы пути Пермской железной дороги, статский советник и кавалер ордена Св. Анны 2-ой степени А. Ф. Колмогоров проживал с женой в 111 квартале города в здании отделения дороги (собственный дом члена Совета пермского отделения попечительства о слепых К. Н. Либермана!)[722], недалеко от губернаторского особняка. А в пяти кварталах, рядом со Степным рынком и городским садом, в доме 59 по Вознесенской улице, обосновался с семьёй и его единственный сын Григорий.

2 марта 1909 года Высочайшим приказом по гражданскому ведомству Александр Филимонович после 27 лет службы был утверждён штатным по Министерству путей сообщения инженером V класса с последующим производством (18 апреля) в действительные статские советники.

«Генеральский» чин обязывал к безусловному принятию любого нового назначения в угоду высшим интересам империи и оно, как показало дальнейшее развитие событий, оказалось выше физических сил 55-летнего коренного сибиряка.

20 ноября 1911 года А. Ф. Колмогоров прибыл в Асхабад (Ашхабад) и 1 декабря приказом по министерству вступил в должность… начальника Средне-Азиатской железной дороги[723], протянувшейся на 2362 версты от Красноводска до Кушки и Андижана среди бескрайних пустынь Каракум и Кызылкума:

…Зноем палимое, бездождьем мучимое,

С пыльными бурями, ветрами жгучими,

Жёлтое, мёртвое, Богом забытое —

Море зыбучих песков…

И. О.[724]

Едва осмотрев город и сделав визиты начальствующим лицам Закаспийской области, Александр Филимонович простился с предшественником — инженером И. Н. Борисовым, отозванным в Петербург, — и тут же выехал знакомиться с доставшимся ему обширным хозяйством новой для него дороги.

Предваряя свой скорый отъезд из Перми и обеспокоенный лёгочным заболеванием сына, он убедил Григория перебраться с семьёй на постоянное место жительства в бурно развивающийся с 1903 года на Черноморском побережье Кавказа курорт «Сочи» (Кавказская Ривьера). Тем более что с 1904 года там проживала с двумя малолетними дочерьми на собственной даче сводная сестра Гриши и владелица нескольких участков — овдовевшая Мария Массен.

29 сентября 1911 года Черноморско-Кубанским управлением земледелия и госимуществ в Екатеринодаре с потомственным почётным гражданином Г. А. Колмогоровым был заключён контракт[725] на земельные участки № 13/1 и 13/2 общей площадью в 1 десятину 1368 кв. саженей, уступленные ему сестрой Марией. Арендная плата дачного «надела» в пригороде Сочи на Хлудовской стороне[726] (в Катково-Леонтьевском урочище[727], примыкавшем к Мусин-Пушкинской балке) была определена в 18 рублей 84 копейки в год[728].

По всей видимости, уже летом 1912 года семья Григория Колмогорова с пятью детьми[729] переехала из Перми в собственный дом на новом месте жительства. Их ближайшими соседями оказались: статский советник князь П. Д. Долгоруков, дворянин М. Н. Жебунев, М. В. Массен, инженер А. П. Тихомиров, гофмейстер Двора, действительный статский советник П. М. Рюмин, действительный тайный советник и сенатор И. Л. Горемыкин.

Из писем Григория Колмогорова к брату Борису Адамовичу о жизни в Сочи:

12 ноября 1912 года.

…Сегодня получил от тебя винтовку. Большое спасибо, что не забыл мою просьбу. По внешнему виду она мне очень понравилась — сработана чистенько. Особенно хороши нарезы. Будь добр вышли мне теперь 100 готовых патронов, прибор для их снаряжения и 300 капсюлей. В случае невыполнимости напиши, я обращусь в один из московских оружейных магазинов.

В марте здесь вылезут из берлог медведи, и думаю пошататься за ними в окрестностях Амуко. Приезжай на июнь, сдёрнем охоту на серн. Да и вообще был бы сердечно рад тебя видеть. Здоровье моё значительно улучшилось. Кашляю совсем редко, несмотря на сырость и проливные дожди почти всю зиму[730].

В 8 утра везу детей в город учиться, закупаю провизию, возвращаюсь домой и работаю то в саду, то под навесом, смотря по погоде. Копаю землю, сажаю фруктовые деревья, чиню изгородь, плотничаю или столярничаю. Иногда превращаюсь в стекольщика, шорника, слесаря. При доме построил избу для рабочих, навес для экипажей и садового инвентаря. Строю сушилку, почти готова. Скоро еду в Одессу заказывать паровой котёл, купить батареи отопления, решета и прочее.

Вероятно, в августе появится «французский» чернослив моей фабрикации. На этом деле многие в Сочи хорошо зарабатывают, но по качеству наша продукция уступает заграничной. Главная причина — неравномерность и слишком высокая температура сушильных печей, отапливаемых дровами. Хочу ставить паровые шкафы. Но предварительно ягоды необходимо провяливать в сушилках особой конструкции. Так или иначе, но я доберусь до секрета приготовления настоящего деликатеса.

Литературу забросил, но два фельетона всё-таки «тиснул» в местной газетке. Маруся, жена и всё наше потомство здоровы и невредимы, иногда в дождливую погоду хандрят. Саня учится очень хорошо, почти кругом по 5. Вечерами помогаю детям готовить уроки и освобождаюсь лишь в 8–9 часов. Читаю газеты, бренчу на гитаре и в 11 ложусь спать, чтобы с утра приняться за то, что делал сегодня. Может это скучно и однообразно, но физическая работа на чистом воздухе и простота жизни дают то нравственное удовлетворение и душевное спокойствие, которые трудно найти при других условиях. Крепко целую тебя, твой брат Гриша[731].

31 октября 1913 года.

…В день твоего отъезда[732] Маруся сказала, что пароход должен быть в 10 вечера. В половине десятого я был на пристани, но тебя уже не застал, хотя почта была ещё на берегу. На следующий день наступила хорошая погода, и мы шутили, что ты увёз дождь к себе в Вильно. Живём по-прежнему, скучать некогда.

На прошлой неделе ездил в Солох-аул. Первый день охотился с собаками левее перевала на Вторую роту[733], под скалами. «Араб» вышел на медведя, я два раза бросался наперерез зверю. Хотел перехватить его в зарослях лавровишни в упор из штуцера, но оба раза опоздал. Выбился из сил и ночью вернулся в Солох.

Следующий день вчетвером (я, Кондрат, Карп и ещё один крестьянин) охотились на Кичмане, вернее на Тух-ауле, но чабаны, пасущие коз, разогнали всю дичь. К ночи разбрелись в разные стороны. Сел в караул у «купалища» и, когда начало смеркаться, подошёл кабан…

Убил с одной пули в сердце, в звере оказалось пудов шесть мяса. Вдвоём с Карпом едва выволокли его на берег Головинки, а дальше уже везли на лошади до Солоха. Кондрат стрелял два раза по кабану — мимо. Карп — два раза по серне, тоже мимо.

Ночевал у Егора Михайловича. У печи загорелся пол и мы едва не задохнулись от угара. Два дня болела голова, тошнило и трясло, как в лихорадке. Теперь поправился.

Дорогой Боря, у меня нет свидетельств на винтовку «Телль» и на штуцер. Если полиция привяжется, я скажу им, что это твои ружья, оставленные мне на хранение? Подтверди в случае запроса, а то и упомяни в письме, что оставил их мне до своего приезда в Сочи. Маня и ребятишки тебе кланяются. Крепко целую, желаю всего лучшего. Твой брат Гриша[734].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.