ИНФОРМАЦИОННЫЕ ИСТОЧНИКИ, КОТОРЫЕ МОГЛИ ИСПОЛЬЗОВАТЬСЯ НЕПОСРЕДСТВЕННО ЧЛЕНАМИ МОЕЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ГРУППЫ В ЯПОНИИ

ИНФОРМАЦИОННЫЕ ИСТОЧНИКИ, КОТОРЫЕ МОГЛИ ИСПОЛЬЗОВАТЬСЯ НЕПОСРЕДСТВЕННО ЧЛЕНАМИ МОЕЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ГРУППЫ В ЯПОНИИ

Общие замечания

Перед тем как подробно изложить этот вопрос, я хочу пояснить некоторые общие моменты. Я не знаю полностью всех источников информации, которые могли использовать члены группы. Я знаю только те из них, которые были особенно важными, и те, которые пригодились в работе. Я знаю только общий характер источников и не располагаю данными о конкретных людях и их именах. То, что я недостаточно знал об информационных источниках своей группы, объясняется не отсутствием интереса к деятельности и усилиям своих сотрудников и не тем, что я ленился. Характер нашей работы был таков, что большая часть с трудом созданных источников информации быстро «пересыхала», и я не считал источник действительно ценным и пригодным, если он не был проверен в течение длительного времени. Поэтому, если канал информации моих сотрудников не проходил подобной проверки, я считал эти сведения не очень ценными. Моим принципом было не придавать важного значения именам людей, от которых исходила информация. Я делал это умышленно, для того, чтобы на вопрос об этих людях я не мог бы ничего ответить и тем самым доставить им неприятности. Это одно из традиционных правил нелегальной деятельности.

а) Источник иинформации Одзаки

Самым важным источником информации Одзаки была группа лиц, вращавшихся около принца Коноэ, своего рода «мозговой центр», в который входили Кадзами[47], Сайондзи[48], Инукаи[49], Гото[50] и сам Одзаки. Возможно, там были и другие люди, но я помню только те имена, которые иногда слышал. Когда Одзаки или я сам упоминали этих людей, мы обычно называли их «группа Коноэ». В сообщениях в Москву я называл их «круги, близкие к Коноэ». Я полагаю, что большая часть информации Одзаки по вопросам внутренней и внешней политики, если только ее источником не являлись личные обширные знания и глубокие выводы самого Одзаки, несомненно, поступала через эту группу. Информация, исходившая от группы Коноэ, касалась внутриполитического курса кабинета Коноэ, разнообразных сил, оказывающих влияние на формирование внутренней и внешней политики, а также различных планов, находящихся в стадии подготовки. Иногда Одзаки представлял экономическую информацию и, в очень редких случаях, общеполитическую и военную. Он продолжал получать сведения от этой группы и в то время, когда Коноэ уже не был премьер-министром, но не так часто, и их содержание не всегда было достоверным. Я не могу сказать, кто из членов этой группы давал больше всего информации. Определить это было очень сложно. Возможно, это был Кадзами, с которым Одзаки был в наиболее близких отношениях, а может быть, это был Инукаи. Я хочу подчеркнуть, что это только мои смутные предположения, так как с Одзаки не было специального разговора на эту тему. Так или иначе, с этими двумя людьми Одзаки был наиболее близок. Однако иногда казалось, что их близости наступал конец. Одзаки был очень независимый человек, и не всегда он был в гармонии с ними. По этой причине то различия во взглядах на что-либо, то испорченное настроение оказывали влияние на их отношения.

Одзаки иногда встречался непосредственно с принцем Коноэ, но наедине или нет, не знаю. Информация, получаемая им в результате этих встреч, не представляла собой конкретные политические доклады, а отражала лишь мнения и соображения по общеполитическим вопросам, а иногда даже настроение принца Коноэ. Такая информация, хотя и не отличалась конкретностью, была чрезвычайно важной, так как давала более глубокое понимание политики японского правительства, чем целые горы подробных фактов. У меня в памяти осталось, в частности, очень важное сообщение Одзаки о его встрече с принцем Коноэ в 1941 году. Она ясно показала, как стремился принц Коноэ разрешить японо-китайскую проблему и избежать столкновений на дипломатическом фронте. Эта встреча лучше вереницы политических документов отобразила политику третьего кабинета Коноэ по отношению к СССР, Великобритании и США. Однако такие личные встречи между Одзаки и принцем Коноэ происходили очень редко.

Южно -Маньчжурская железнодорожная компания

В связи с работой в этой компании Одзаки мог получать массу информации политического и экономического характера, часть которой можно было использовать для нашей деятельности. Иногда в руки попадали политические и экономические документы, а иногда – чисто военные материалы. Однако военной информации было мало и, по-моему, только очень небольшая ее часть поступала ко мне из этого источника.

Я особо подчеркиваю, что никогда не запрашивал о подобных источниках информации ничего, кроме самых общих обычных сведений. В большинстве случаев для меня было вполне достаточно иметь мнение Одзаки о том, что та или иная информация ценная или средняя, или не представляет интереса. Думаю, что Одзаки ежемесячно готовил доклады экономического и политического характера для этой компании. Кажется, его донесения для меня по экономике и политике готовились на основе информации, которую он получал через компанию, или были частью его докладов для компании.

Очень были кстати поездки, которые совершал Одзаки в интересах компании. Мне доставляло много неудобств его отсутствие, но и от его поездок мы получали очень многое. Он имел связи со многими необходимыми людьми и обладал замечательной наблюдательностью, поэтому всегда возвращался с очень ценной информацией для нашей работы. По поручению Южно-Маньчжурской железной дороги он ездил один раз в Маньчжурию и несколько раз в Китай, и в каждом случае я особо просил его обращать внимание на те или иные политические или военные проблемы, связанные с нашей деятельностью.

Источники военной информации Одзаки

Я думаю, что максимум одно или два сообщения Одзаки содержали общие военные и политические сведения, полученные от действующих офицеров японской армии. По-моему, офицеров интересовало мнение Одзаки как специалиста по Китаю. Конечно, Одзаки тоже пытался получить от них информацию, но как бы там ни было, постоянных источников военной информации у Одзаки не имелось.

Связи Одзаки с газетами

Как широко известный ранее газетчик, Одзаки имел много знакомых среди японских журналистов. Полагаю, что большинство из них были его коллегами, когда он работал в газете «Асахи симбун». От общения с ними он получал много информации, главным образом политического характера. Впрочем, в двух – четырех случаях прошла политическая информация, связанная с военными вопросами. Думается, что у него были связи и с Информационным бюро кабинета министров, а до этого – и с Информационным департаментом министерства иностранных дел. Полученные из этих источников сведения содержали, главным образом, данные о текущих политических событиях, информация же по вопросам фундаментальной политики была очень редкой.

О самом Одзаки

Одзаки получил прекрасное образование. Обширные знания и твердость взглядов сделали его одним из тех редких людей, которые сами были источником информации. Беседы и дискуссии с ним были очень содержательными. Я часто отправлял в Москву как весьма ценную информацию его многие суждения по тем или иным вопросам будущего развития ситуации. В тех случаях, когда я сталкивался со сложнейшими, специфическими, чисто японскими проблемами и у меня не было полной уверенности в их понимании, я полагался на его мнение. В двух или трех случаях я советовался с ним, окончательно принимая важные решения, касающиеся сути моей работы. Таким образом, Одзаки был исключительной личностью и сам по себе должен рассматриваться как прямой источник информации. Я очень многим обязан ему.

В интересах работы моей разведывательной группы Одзаки использовал двух или трех помощников. Один из них – Мидзуно, которого я знал раньше в Китае. С ним я встречался один раз в ресторане, и, насколько я помню, темой нашей беседы тогда было сельское хозяйство. Помощником Одзаки можно считать также и Каваи, хотя, как я уже говорил раньше, более правильно считать его иждивенцем Одзаки. Наконец, нужно упомянуть одного «специалиста»[51]. Он был старым другом Одзаки, и его вовлекли в нашу работу вскоре после моего прибытия в Японию. Он, однако, оказался далеко не тем человеком, на которого мы рассчитывали. Мы сначала рассматривали его как военного специалиста, но он, к удивлению, оказался экспертом по деньгам. Некоторые связи с подобными помощниками Одзаки имел и Мияги.

б) Источники информации Мияги

Самой старой связью Мияги был его давний друг, личный секретарь генерала Угаки[52], с которым он постоянно встречался[53]. Большая часть информации от этого секретаря касалась внутренней политики, главным образом изменений в японских политических кругах. Кроме того, иногда поступали сведения о японо-советских отношениях и японской политике в Китае, но, разумеется, преобладала информация о проблемах кабинета Угаки. После того как Угаки занял пост министра иностранных дел в кабинете Коноэ, этот источник смог предоставлять разнообразную обширную информацию. Одновременно он сообщил о сильной оппозиции попыткам Угаки сформировать свой кабинет. Когда Угаки был министром иностранных дел, им была передана нам подробная информация о напряженности в отношениях между Угаки и Коноэ по вопросам китайской политики и проблемам создания «сферы процветания Азии».

Мияги имел также давние связи с одним жителем Хоккайдо[54], который передавал подробную информацию о Хоккайдо и порой о Сахалине. Информация была главным образом по военным вопросам, таким, как масштабы мобилизации в оборонительном районе Хоккайдо, обстановка полного спокойствия в этом районе, переброска отдельных частей на Сахалин, строительство аэродромов на Хоккайдо и Сахалине и т. д. Иногда тот же источник сообщал экономическую информацию о трудностях с материальным снабжением северных территорий, а также сведения о запрещении поездок туда по военным и политическим причинам.

По словам Мияги, этот человек был его старым другом, который многие годы придерживался левых убеждений. Однако, насколько и слышал, он уже давно отошел от политической деятельности и сейчас, похоже, всецело поглощен бизнесом, по крайней мере, я так понял. Кажется, он занимался на Хоккайдо рыболовным бизнесом.

Кроме того, Мияги говорил, что у него имеются также давние связи с несколькими газетчиками, с одним или двумя из которых он был особенно близок. Один из них был человеком с откровенно правыми экстремистскими взглядами[55]. Информация о японских крайне правых организациях поступала к Мияги, главным образом, от него, так же как, похоже, и сведения о внутренней напряженности и экономических трудностях в стране. Еще один репортер[56], кажется, имел какие-то связи с военными кругами. Неизвестно, был ли он профессиональным газетчиком или работал на временной основе. Он тоже имел правые политические взгляды.

Среди тех, кто снабжал Мияги чисто военной информацией, я довольно хорошо знал Косиро. Кроме того, Мияги время от времени упоминал имена людей, которые только что оставили военную службу или были призваны на нее, но у меня создалось впечатление, что они не были в числе постоянных или регулярных источников информации. Думаю, что они были случайными знакомыми, а не настоящими приятелями.

По-моему, реальным его сотрудником был только Косиро. Когда Косиро вернулся из Маньчжурии, Мияги установил с ним близкие отношения. Решив, что и мне следует познакомиться с ним поближе, я встречался с ним один или два раза в ресторане. Кажется, что информация о мобилизации в Токийской и Уцуномийской дивизиях поступила от Косиро. От него также получены два или три сообщения о формировании смешанных частей на базе личного состава Токийской и Уцуномийской дивизий. Косиро предоставлял Мияги также разнообразные сведения об условиях жизни и деятельности войск на границе с Сибирью. Думается, что от него также были получены фрагментарные данные о новых артиллерийских системах и танках японской армии.

Мияги собирал военную информацию больше в оживленных местах Токио, в ресторанах и барах. В связи с этим он вынужден был часто посещать различные подобные заведения. Он часто жаловался, что ему приходится много выпивать в барах ради получения даже небольшой информации.

Мияги часто ездил в Осаку, но я не знаю, с кем он был там связан. Он говорил только, что посещал там двух или трех знакомых. Иногда он добирался и до Кобе, чтобы разузнать что-либо о ходе или отмене мобилизации размещенных там дивизий. В последнее время Мияги, кажется, часто встречался со своим старым другом, вернувшимся из Америки[57]. По моему впечатлению, Мияги использовал его не в качестве источника информации, а в качестве переводчика и помощника в повседневных делах. Мияги несколько раз говорил мне об Акияме и всегда твердо подчеркивал, что он заслуживает доверия, если я проявлял беспокойство о его дружбе с этим возвратившимся из Америки знакомым.

Кроме того, у Мияги было много случайных знакомых, от которых он время от времени также получал сведения, но нельзя считать кого-либо из них достоверным или регулярным источником информации. Поскольку Мияги переводил информацию Одзаки и раз за разом передавал мне донесения Одзаки, в последние годы я очень тесно сошелся с ним.

Я уже и ранее отмечал, что Мияги поддерживал контакты с помощниками Одзаки – Каваи, Мидзуно, так называемым «специалистом». Поэтому и этих людей иной раз нужно рассматривать в качестве источников информации Мияги. Как и с Одзаки, с Мияги у меня были близкие личные отношения.

в) Источники информации Вукелича

У Вукелича было две задачи. Одна касалась технической стороны нашей деятельности, другая заключалась в сборе информации.

Самым важным источником его сведений было информационное агентство «Домэй». По работе он бывал там каждый день и поэтому мог легко заполучить разнообразную информацию, как опубликованную, так и неопубликованную. Кроме того, он мог узнавать скрытые политические нюансы непосредственно в агентстве «Домэй» и его отделах. Информация, получаемая оттуда, была чисто политической, а некоторая просто отражала политическую атмосферу. Поэтому в принципе важной информации оттуда не поступало, но она была значимой и интересной как дополнение к огромному количеству сведений, полученных моей группой по другим каналам. Это впечатление особенно укрепилось после докладов Вукелича об атмосфере в агентстве в связи со Второй мировой войной и настроениях, связанных с развязыванием войны Германии с СССР. Агентство «Домэй» совершенно не было прогерманским, и такая позиция отражала чувства большинства японцев.

Вукелич часто мог получать сведения, которые были широко известны в «Домэй», но из-за цензуры обычно не публиковались. Благодаря этому мы могли изучать политическую обстановку в Японии и знать позицию правительства. Он также общался с французами из отделения агентства «ГАВАС» и получал от них различные отрывочные сведения. Благодаря этому он мог узнавать позицию своих друзей-французов после падения Франции по отношению к Германии и политику Японии по отношению к Индокитаю и Южным странам. Однако это были скорее материалы, отражающие общую атмосферу событий, чем достоверная информация.

Отделение агентства «ГАВАС» имело контакты с французским посольством, и Вукелич при случае лично бывал там, в связи с чем нас очень интересовали текущие сведения и капитальная информация, которые он там добывал. Вукелич также несколько раз встречался с военным атташе французского посольства, однако информация, полученная по этому каналу, не была особо важной.

В качестве корреспондента информационного агентства «ГАВАС» Вукелич, с разрешения японских военных властей, смог совершить поездку на Халхин-Гол, и нечего говорить, что благодаря этому случаю он собрал информацию для нас.

В последнее время он получал много информации от иностранных, особенно американских, журналистов, среди которой были очень интересные сведения, связанные большей частью с дипломатической политикой. Например, из представленной им информации наиболее важной была речь посла США Грю в 1941 году. В последнее время он, пожалуй, еще более сблизился с американскими журналистами.

г) Источники информации Гюнтера Штейна

Штейн был в Токио с 1936-го до начала 1938 года. Он симпатизировал нам, но никогда не был настоящим членом моей группы. Однако практически он активно сотрудничал с нами.

Штейн был близко знаком с послом Дирксеном, которого знал еще с Москвы. Посол считал его умным человеком и значительной персоной. Кроме того, для нашей работы ценным было то, что у него как представителя британской газеты были связи с послом Великобритании. В Британском посольстве он имел особенно тесные отношения с известным сэром Сэнсомом[58]. Он мог добывать в посольстве информацию, связанную, главным образом, с общей дипломатической политикой. Иногда у него бывала возможность лично побеседовать с послом и военно-морским атташе посольства. Штейн был очень дружен со всеми иностранными журналистами, особенно с английскими и американскими, от которых получал различную интересную информацию. В последнее время он имел тесные связи с информационным агентством «Домэй», в связи с чем через это агентство, как и Вукелич, мог добывать сведения об общей политической атмосфере и различных скрытых политических действиях. К тому же он сам был ценным источником информации, так как очень скрупулезно изучал экономическую ситуацию в Японии и писал прекрасные книги об этом. Благодаря его исследованиям прояснились многие факты экономической жизни, до тех пор не вполне понятные. В сферу его личных профессиональных интересов входили внешняя торговля и финансы Японии.

Мои собственные источники информации

Общие замечания

О германском посольстве, которое было моим важнейшим источником информации, я подробно расскажу в другом разделе.

Думается, я могу утверждать, что по сравнению с источниками информации, которые были у меня в германском посольстве, и с источниками, которые имелись у членов моей разведывательной группы, другие мои информационные каналы носили второстепенный характер. Информация, поступавшая из моих источников, кроме двух вышеуказанных, была только относительно значимой. Получить информацию по этим каналам я стремился лишь только в первое время после прибытия в Японию. После 1938 или 1939 года эти источники не играли никакой роли в моей разведывательной деятельности, и я полностью оставил их и к ним не обращался. Причиной «пересыхания» источников, из которых я ранее получал сведения, были постоянно ужесточавшиеся в связи с японо-китайскими событиями антишпионские законы в Японии. После начала этих событий перечисленные ниже информаторы из-за страха перед законом переставали передавать какие бы то ни было сведения. Объем информации, которой они располагали, также резко сократился.

Наконец, я хочу заявить еще об одном: я убежден, что никто из людей, общавшихся со мной, имена которых появятся ниже, ничего не знали ни о моей подлинной миссии, ни о характере моей работы. Все они считали, что я только известный журнал и ст.

Немецкие предприниматели и инженеры

Впервые приехав в Японию, я слышал много различных высказываний бизнесменов и инженеров об общей экономической ситуации. Однако дело не в том, что все они без исключения рассматривали только общеэкономические вопросы, а в том, что представленная ими информация ограничивалась узким кругом вопросов, которыми они занимались, притом в весьма общем виде. Кроме того, опасаясь, что о содержании наших бесед от меня смогут узнать конкуренты, они уверяли, что не знают каких-либо подробностей. Вообще-то говоря, я предпочитал беседовать с инженерами, которые были не так робки, как предприниматели, и, по крайней мере, знали свою специальность. После 1938 года я уже не имел дела с бизнесменами и инженерами. Работая в германском посольстве, я переключился на изучение еще более, чем раньше, конкретных экономических и особенно военных проблем. Используя собранные в посольстве соответствующие материалы, я готовил донесения и для военного атташе, и для себя. Поэтому для получения информации я больше не полагался на предпринимателей и инженеров.

Главным образом я поддерживал дружеские отношения с инженером Мюллером из Германской машиностроительной компании, а кроме того, у меня были тесные связи с их конкурентом, компанией «Гуден Хоффман», и использовал также г-на Кальбаума, представителя одной химико-фармацевтической компании. Думается, что эти люди покинули Японию перед тем, как разразилась война в Европе. Во всяком случае, я не встречал их в течение долгого времени. От первых двоих я узнал о положении в черной металлургии Японии, от последнего – некоторые данные о японской химической промышленности. Кроме того, я узнал, что Япония закупила в Германии несколько лицензий на производство синтетического горючего, но выяснить подробности мне не удалось. Позже, однако, я обнаружил их в документах германского посольства. Я часто встречался также с инженером, ответственным за сборочные работы в фирме «Хейнкель». Он имел дела с компанией «Ниппон хикоки когё» и прибыл в Японию вместе с упоминавшимся мною ранее Хаагом. Я несколько раз получал от них сведения общего характера о производстве германских авиадвигателей в Нагое. После 1938 года я больше ни с кем из этих инженеров-сборщиков не встречался. Однако позднее в досье аппарата военно-воздушного атташе германского посольства я обнаружил более подробную информацию о производстве этих двигателей японской авиакомпанией и закупке германских самолетов.

Когда несколько германских самолетов совершили прямой перелет из Германии в Японию, я, естественно, расспросил пилотов об обстоятельствах полета и об их планах в Японии. С одним из пилотов, бароном фон Габленцем, я совершил полет из Японии в Маньчжурию и обратно на самолете «Юнкерс», на котором он прилетел в Японию из Германии. Впрочем, переговоры о закупке крупных самолетов «Фокке-Вульф» и «Юнкерс» позже закончились безрезультатно. Я узнал об этом из досье германского посольства. От уже упоминавшегося Мюллера я два или три раза слышал о строительстве завода «Варц» в Маньчжурии одной германской компанией тяжелого машиностроения. Однако, как я уже говорил, с 1938 года поступление подобной информации стало постепенно сокращаться и в начале 1939 года полностью прекратилось. В результате подготавливаемые мною доклады для военного атташе Матуки[59] стали готовиться только на основе материалов, которые я мог получить в германском посольстве.

Немецких предпринимателей и инженеров я по большей части встречал в германском клубе и на приемах в посольстве. Как корреспондента немецкой газеты меня иногда приглашали в Германскую торговую палату в Токио. Само собой разумеется, что как журналист я обязан был изучать общие проблемы, вставшие перед германскими коммерсантами в Японии, и, естественно, в ходе моих бесед с предпринимателями и инженерами во время таких встреч в центре внимания оказывались экономические вопросы. В личном плане я был связан с крайне ограниченным числом предпринимателей, и это не имело никакого отношения к моей разведывательной деятельности. Я встречался с ними в семейном кругу, и при этом присутствовали также женщины и другие гости.

В моих записках, посвященных личным друзьям, часто упоминаются имена Мор и Кауфман. Это были предприниматели, с которыми я очень сблизился. Я с обоими подружился и в семейном отношении и поэтому всегда испытывал удовольствие, бывая у них дома. Их семьи общались с семьями сотрудников германского посольства, однако это обстоятельство не только не было связано с моей разведывательной деятельностью, но скорее наоборот. Это были знакомства в обществе, которые я завел отчасти для усиления маскировки, чтобы моя деятельность в Токио выглядела более легальной, отчасти потому, что у меня с ними сложились личные хорошие отношения. Когда я ездил в Китай, а особенно в Шанхай, я непременно посещал там германские дипломатические учреждения. Я подружился с германским посланником Фишером и мог с ним, разумеется, беседовать на различные политические темы. Я получил много подробной информации о японской политике в отношении Китая и германских интересах в Китае, при этом в виде оригинальных документов. Но помимо этого, у Фишера и меня были общие интересы в области истории Китая и древнего китайского искусства.

Я поддерживал дружеские отношения с немецкими предпринимателями в Китае. Приезжая в Шанхай, я всегда встречался с двумя-тремя из них, чтобы побеседовать об экономической ситуации и состоянии германской торговли. Встречался я также с доктором Войдтом, которого рекомендовал Клаузен. Он приезжал в Токио примерно два раза в год, поэтому мы с ним встречались и здесь. Большинство немецких предпринимателей из Китая, приезжая в Токио, заходили ко мне. Войдт не был членом моей разведывательной группы, но как правительственный чиновник знал очень много в различных областях, поэтому я с удовольствием поддерживал с ним контакты. Безусловно, какую-то часть услышанных от него сведений я использовал в своей разведывательной деятельности. В своих радиосообщениях в Москву я называл его и других немецких торговцев из Китая «коммерсантами». Последний раз мы встречались с Войдтом около года назад. Он и лично мне очень нравился, и был одним из немногих людей, к которым я питал дружеские чувства. Большинство немецких предпринимателей в Китае мне не очень нравились и были для меня неприятны.

Нацистская партия в Токио

Вступив в нацистскую партию по причинам, изложенным в другом разделе, я часто имел контакты с партячейкой, ее членами и получал от них различную отрывочную политическую информацию о Германии. Например, я узнал о широкомасштабных приготовлениях Германии к войне и росте антисоветских настроений внутри нацистской партии после начала мировой войны, хотя и был заключен с СССР дружественный пакт. С этого момента я был убежден в том, что, несмотря на заключение пакта, рано или поздно отношения между двумя странами обязательно будут разорваны. Позиции членов нацистской партии относительно Японии разделялись. Одна часть не особенно приветствовала тесные отношения между Германией и Японией, они полагали, что Германия не получит никаких экономических выгод от такого партнерства, а некоторые из них открыто призывали к союзу с Китаем. Даже близкий к министру иностранных дел Риббентропу Штамер, о котором я уже упоминал ранее, после того как были прерваны переговоры 1939 года о японо-германском союзе, стал придерживаться такого же мнения. В последнее время и в нацистской партии уверенность в победе заметно уменьшилась и возникло определенное чувство тревоги за будущее, если война затянется надолго. Кажется, в начале 1938 года, незадолго до удаления маршала Тухачевского, среди нацистов в Токио шли разговоры о том, как бы скрытно организовать сейчас в СССР внутренний распад. В связи с этим упоминались имена Тухачевского и военного атташе в Лондоне Путны. Эта мысль широко распространилась среди членов нацистской партии и ее особенно пропагандировали нацисты, только что вернувшиеся из Германии. Я также слышал от них, что Союз контрреволюционеров в Германии имел связь с Путной, а тот – с Тухачевским.

Голландская колония в Токио

Хотя мои связи с голландской колонией в Токио оборвались в начале 1939 года, ее тоже следует считать моим источником информации. Я посылал корреспонденции в газету «Амстердам Хандельсблатт», поэтому, естественно, имел контакты с голландскими дипломатическими и деловыми кругами. Из этих источников ко мне поступала информация о масштабах сопротивления голландской стороны японской экономической экспансии в Голландскую Восточную Индию. Кроме того, я получал много сведений о голландских, британских, а позднее и американских объединенных усилиях против экономической агрессии Японии в голландских владениях. Из голландских банковских кругов я мог получать отдельные материалы, касающиеся японо-голландской торговли, а также определенную информацию о внешней торговле, состоянии финансов и об общей экономической ситуации в Японии. Однако с 1938 года, когда в результате европейской политики Германии ухудшились ее отношения с Англией и Францией, а также до некоторой степени и с Голландией, поступление сведений из этих источников прекратилось. В это время голландцы уже окончательно отвернулись от немцев и сблизились с англичанами и американцами.

Немецкие журналисты в Японии

Между немецкими журналистами в Японии и мной, естественно, существовала тесная профессиональная связь. Я часто встречался с Виссэ и Каровом из DNB[60], Шульцем из «Дойче Альгемайне цайтунг», Магнусом из Германского агентства экономических новостей и Зермайером из «Трансоушен пресс». Однако никто из них не имел ни малейшего представления о том, кем я на самом деле был и чем занимался. Разумеется, мы как журналисты обменивались мнениями о различных событиях и политической ситуации, дискутировали о различных проблемах и по журналистской привычке энергично поносили все, связанное с политикой. Среди других журналистов я считался очень хорошо информированным. Они не могли сообщить мне каких-либо стоящих новостей или сведений, а скорее, наоборот, стремились получить новости от меня. Однако, я хочу подчеркнуть, что никогда не сообщал никому из журналистов информацию, полученную от сотрудничавших со мной японцев, и секретные сведения, добытые в германском посольстве. За этим я строго и тщательно следил.

Я пользовался уважением среди других корреспондентов не только как известный немецкий журналист, но и как добрый товарищ, всегда готовый в случае необходимости протянуть руку помощи. Например, когда Виссэ уехал на родину в отпуск, я вместо него работал в DNB, или, если происходило что-либо, о чем надо было во что бы то ни стало телеграфировать, а другие журналисты не знали, я ему сообщал об этом. Мы встречались не только в офисе, но и обедали вместе и дома бывали друг у друга. С другой стороны, они, узнав, что я не хочу идти в агентство «Домэй» или в Информационное бюро японского правительства, тут же брали на себя заботу об этом. Меня считали немного беспокойным, роскошествующим журналистом. Конечно, они не знали, что помимо работы в газете я должен был выполнять еще очень многое. По этим причинам у меня были дружеские отношения с немецкими спецслужбами.

Иностранные корреспонденты

Все другие иностранные журналисты были настроены антигермански и считали меня нацистским репортером, поэтому я был отдален от них. Наши отношения никогда не выходили за рамки обычных деловых связей, а в 1939 году вообще прекратились. До 1938 года у меня было несколько профессиональных контактов с представителем агентства «Рейтер» Коксом и американцами Морином и Томпсоном, но по мере постепенного роста напряженности политической ситуации в Европе, и в довершение всего из-за смерти Кокса и высылки Морина и Томпсона из Японии, мои личные связи с иностранными корреспондентами практически сошли на нет. Сейчас в Токио нет почти ни одного иностранного корреспондента, которого бы я знал лично. Я всегда избегал Редмана, потому что он был мне неприятен. Я ничего не знаю о шпионской деятельности, которую приписывают Коксу. Я считал его беспечным и простодушным человеком. Вообще-то говоря, у меня не было интереса к иностранным корреспондентам. Поскольку Гюнтер Штейн и Вукелич уже имели возможность получать от них информацию, лично мне заниматься этим делом не было необходимости.

Агентство новостей « Домэй» и японские журналисты

По тем же причинам с агентством «Домэй» я поддерживал отношения только первое время после прибытия в Японию, да к тому же они ограничивались всего лишь разовыми контактами. В последующем у меня полностью пропал интерес к агентству, поэтому даже такие отношения прекратились и я полагался, главным образом, на информацию, предоставляемую Штейном и Вукеличем, а также на сплетни со всего мира, которые собирал Виссэ. Он был насмешником и страшно любил всякие слухи. Но говорю это не в плохом смысле, а просто в шутку.

С японцами, кроме тех, кто входил в мою разведывательную группу, в течение последних нескольких лет я старался по возможности не встречаться. До этого вместе с другими немецкими журналистами я общался с коллегами из «Асахи», «Нити-Нити» и «Домэй». В последние годы я приглашал на ланч Мурату, Кума-саки и Мори из «Джапан Адвертайзер», но и это в каких-нибудь особых случаях и обычно вместе с другими немцами. Я приглашал их в рамках своих служебных обязанностей, имея при этом цель не создавать впечатления, что я окончательно оборвал связи с японцами. У меня и в мыслях не было тайных разведывательных целей, так как я хорошо знал, что не смогу получить от них интересной информации, и даже после того, как Мурата перешел в сферу бизнеса, я в отношении него занимал такую же позицию. До этого он по крайней мере давал мне кое-какую информацию о Накано и «Тохокай»[61], но потом все его интересы свелись только к деньгам и выгоде.

Военное министерство

Мои отношения с пресс-группой военного министерства и с армейскими офицерами, с которыми меня знакомили генерал-майор Отт и полковник Матуки, не отличались от описанных выше. Можно сказать, что в последние годы у меня почти не было связей с такими людьми.

Через Отта и Матуки я познакомился с генералом Осимой и неоднократно встречался с ним. А после заключения японо-германского союза я даже брал у него интервью для моей газеты. Кроме того, в то время я познакомился с тогдашним полковником Манаки, майорами Ямагата и Сайго, с теперешним генерал-майором Муто и с другими офицерами, имена которых я позабыл. Из пресс-группы военного министерства я встречался с тогдашним полковником Сайто, и он часто приглашал меня вместе с другими немецкими журналистами. Я также несколько раз приглашал его как член группы немецких корреспондентов. У меня почти не было дел с его преемником Акиямой, но я встречался несколько раз с полковником Уцуномия и даже посещал его раз или два в Шанхае. В последний раз мы встречались с ним весной 1941 года.

Помимо перечисленных людей, я один раз брал интервью у посла Сиратори (до того как он заболел) и беседовал с ним так долго, как это было только возможно. Я также часто встречался с Накано – политиком и партийным лидером. Кроме того, мне несколько раз довелось встречаться на приемах с адмиралом Кобаяси. Нынешний министр иностранных дел Того очень давно однажды согласился на мою просьбу дать интервью, а затем мы раз или два виделись на приемах в посольстве.

По обыкновению министры иностранных дел при назначении на должность проводят пресс-конференции для иностранных корреспондентов, где и я присутствовал несколько раз. Но это не выходило за рамки обычных формальных пресс-конференций. Последняя, на которой я был, проводилась по возвращении министра иностранных дел Мацуоки из поездки в Германию и СССР.