Были сборы недолги…
Были сборы недолги…
В обязательную программу обучения в институте входило прохождение военных сборов. Они проводились в конце учебного года, на закрытом полигоне под Нахабино, в Подмосковье. Помимо строевой подготовки нас обучали маскировочному искусству и умению возводить понтонные переправы. Перед окончанием института давались звания офицеров запаса, от лейтенанта до старшего лейтенанта.
Заведовал военной кафедрой отставной полковник Зверев. Фамилия совершенно не соответствовала его интеллектуальному и добродушному облику. Он был глуховат и немного заикался. Поэтому мы, отвечая, орали изо всех сил, чтобы он услышал.
На сборах нам выдавали старое, заношенное обмундирование. Вид у нас был соответствующий: мы чем-то напоминали «оловянных солдатиков». Часами, до седьмого пота, лейтенант с восточной внешностью проводил с нами строевые занятия:
– Шахом маршь! Резь, двэ!
Мы ему хором кричали:
– Моя твоя не понимай!
Он растерянно и зло огрызался:
– Молчать в строю!
В унисон раздались насмешливые крики:
– Мочись в струю!..
Вскоре его сменил молодой лейтенант с чистым русским произношением. С ним строевые занятия были сведены до разумного уровня. Несколько раз в неделю приезжал заведующий военной кафедрой. Он проводил смотр нашей готовности пополнить, в недалеком будущем, ряды доблестных офицеров запаса.
Мы выстраивались на большом плацу. Он поднимался на возвышение в виде грубо сколоченной трибуны. В его сторону неслось громогласное приветствие:
– Здравия желаем, товарищ полковник!
Часть неисправимых шутников по-своему интерпретировала приветствие:
– Жрать желаем, товарищ полковник!
Несмотря на глухоту, он улавливал некоторую несуразность приветствия и заставлял нас по нескольку раз повторять его.
В порядке добровольной очереди мы должны были показать свое умение подавать четкие военные команды. Наиболее оригинальных персонажей этой экзекуции представляли три самые колоритные фигуры нашей команды – Минькин, Карповский и Ломаченко.
За первым утвердилась устойчивая кличка «бравый солдат» Минькин. Озорной, косноязычный «мужичок с ноготок», он чем-то напоминал популярного в те годы Швейка.
Карповский (сокращенно – Карп) вполне соответствовал прозвищу. Он задумчиво горбился, как «Мыслитель» скульптора Родена. Сквозь большие очки глядели грустные глаза иудейских предков. Очень любил ковыряться в носу, словно извлекая из ноздрей мудрые мысли и архитектурные идеи.
Ломаченко, по кличке Лом, был полной противоположностью. Он чем-то внешне напоминал одноименного персонажа из мультфильма «Приключения капитана Врунгеля». Двухметровый детина зычным голосом оглушал всех вокруг. Гориллообразные, переполненные динамикой руки усиливали ощущение его неуемной энергии. Рядом с ним бравый солдат Минькин и Карп казались африканскими пигмеями белой расы.
Раз за разом на полковничьем смотре мы дружно выталкивали своим командиром Минькина. Он бодро выходил вперед, изображая свирепое выражение на загорелой физиономии. Картавым голосом, в котором буква «р» звучала как дребезжащая «г», командовал:
– Гавняйсь! – Тональностью ниже добавлял, с лукавой улыбкой: – Игоды!
Полковник напряженно вслушивался в его команду и огорченным голосом комментировал:
– Не слышу четкого и боевого задора в голосе будущего офицера!
Минькин весело отвечал:
– Вы пгавы. Как ни стагаюсь, все гавно лучше не получается. Газгешите стать в стгой!
Полковник безнадежным взмахом руки отпускал Минькина и упавшим голосом говорил:
– К сожалению, мой друг, вам не суждено стать настоящим офицером.
Минькин, под общий хохот, изображал на лице трагическую гримасу:
– Товагищ полковник, это самое большое огогчение в моей жизни!
На смену Минькину выходил вперед Ломаченко. Он бодрой поступью, чеканя шаг, отдавал честь полковнику. Затем круто поворачивался ко всем и громовым голосом начинал командовать. Полковник с довольной улыбкой отмечал:
– У вас блестящая перспектива, если в будущем надумаете стать офицером.
Лом с лукавой улыбкой отвечал:
– С детских пеленок мечтаю об этом, товарищ полковник!
Не улавливая нотки иронии в голосе Лома, полковник ставил его всем нам в пример:
– Я готов рекомендовать вас к поступлению в академию.
Лом, нарочито скромно потупив взор, отвечал:
– Буду безмерно счастлив, товарищ полковник!
Забавно выглядел и Карп в роли командира. Согнувшись в три погибели, он нерешительно выходил вперед. Протирал очки и обязательно несколько раз запускал указательный палец правой руки поочередно в каждую ноздрю. Команды подавал монотонно-тоскливым голосом. Было ощущение, что в это время он витал где-то в заоблачной выси.
Полковник морщился и отмечал:
– К сожалению, вы не сможете военную службу сделать былью.
Карп кивал и тяжело вздыхал:
– Это приносит мне невыносимые страдания…
Остальной командный смотр, включая меня, проходил по усредненному баллу, без ярких проявлений способностей к военному делу.
Более живо и интересно проходили занятия по маскировке и инженерному монтажу понтонных переправ.
После окончания института судьба разбросала нас по всей необъятной стране. Большинство осели в ненасытной на архитекторов Москве. Карп и Лом стали маститыми чиновниками в экспертном Управлении при главном архитекторе Москвы. Бравый солдат Минькин посвятил себя высшему архитектурному творчеству. Он участвовал в возрождении Царицына – Сталинграда – Волгограда.
На протяжении последующих десятилетий, при встречах и дружеских объятиях в Союзе архитекторов, на конгрессах и конференциях, мы с ностальгией вспоминали также и эпизоды прохождения военных сборов в подмосковном Нахабино.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.