НА СТРАЖЕ КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НА СТРАЖЕ КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ

Итак, нам предстояло заняться «обеспечением государственной безопасности». До сих пор мы как-то не вникали в это понятие, и наименования чекистских чинов (по-советски – званий – сержант госбезопасности, лейтенант госбезопасности и т. п.) – эти наименования звучали, ну, как если бы к армейскому чину добавлялось: «сыска» или «палачества». Лейтенант сыска, майор палачества – это звучало бы грубовато, а «госбезопасности» – куда ни шло! Теперь, перед выборами, понятие государственной безопасности было раскрыто: каждое наше движение может стать необдуманным и небезопасным, надо обеспечить безопасность пролетарского государства,- наша профессия (сыска и палачества) – совершеннейше необходимая функция в государстве.

До дня выборов оставались одни сутки. Наша группа была вверена руководству сержанта госбезопасности Герасименко. Надо было полагать, что орденоносный Яневич был куда-то переброшен. Что ему солоно пришлось за усердие, этого мы, конечно, ни минуты не думали. Наш новый шеф повел нас на участок, где мы репетировали не так давно, и занялся распределением между нами ролей. Я и его предупредил, что мне не следует показываться знакомым в роли подозрительно бездельничающего чекиста в штатском. Я остался состоять при особе Герасименко.

Все мы (и Герасименко тоже) были в штатском, но нам выдали пистолеты, причем нас предварительно проинструктировали, как прятать их за пояском брюк. Мы натренировались в этом искусстве достаточно хорошо, и никто не сказал бы, что мы вооружены. Невинные с виду, как овечки, мы могли мгновенно выхватить пистолеты и оскалиться по-волчьи.

С некоторым любопытством воспринимали мы мягкое, вежливое отношение к нам Герасименко. Он порою соглашался с курсантами, не проявляя безапелляционности начальствующего лица. Конечно, он был предупрежден о сухом бунте курсантов и имел указания не растравлять наших свежих ран.

По прошествии часа прибыли курсанты школы милиции, вооруженные винтовками и наганами. Затем появились чины милиции, и всего набралось представителей милиции, считая по-военному, примерно со взвод. Милиция была в своей форме – и работники, и курсанты.

Оперуполномоченный руководил дислокацией внешних и внутренних постов. Охрана была идеальной даже на невозможный случай, т. е. если бы действительно могла возникнуть какая-нибудь опасность. Ни одного поста обнаружить никто бы не смог. Мало того, были приняты меры к тому, чтобы население поговаривало: «Советская власть – наша, ей бояться нечего…» Это пускалось через партпрофорганизации, подхватывалось «активом» партдядей и парттетей…

К вечеру все посты были заняты. Герасименко выделил даже резервную группу из милиции, сосредоточив эту группу в соседнем помещении. Жители были оттуда переселены в другие дома – временно, пока идут выборы.

Когда все было готово, Герасименко инструктировал курсантов.

– Если кто-нибудь подойдет к окну помещения избирательного пункта или будет толкаться тут, задержать и сдать в резервную группу. Точно так же поступать с теми, кто будет толпиться, группироваться возле пункта. О каждом случае немедленно доносить мне.

После того он дал указания и насчет боевой тревоги, что подвинтило курсантов, хотя никто не представлял себе, чтобы до этого дошло. Всю ночь мы репетировали с одним десятиминутным перерывом – на перекурку. Наступило утро. Вдруг – стук в дверь. Оперуполномоченный, доведший себя за ночь до полусумасшествия, подскочил к двери с пистолетом в руке и с видом отчаянного героя быстро ее распахнул. На пороге оторопело застыл напуганный наганом председатель избирательной комиссии. Оперуполномоченный, пряча свой конфуз, бормотал:

– Мы… (Не он, видите ли, а все мы!) …Мы думали, что враги народа…

– А чего бы они стали стучать в дверь? – необдуманно спросил председатель и сразу испугался: лицо чекиста исказилось злобой.

Мы тоже заметили это и подумали: «Влип наш пред!»

Начали прибывать члены избирательной комиссии. Когда они сошлись в полном составе, Герасименко проинструктировал их: как надо наблюдать за избирателем, когда он подходит к столу, как не позволять ему ни на секунду отводить глаза от наблюдающего взгляда и даже… как распознавать врага. То и дело Герасименко окидывал взглядом председателя, и во взгляде этом не было ничего доброго. Закончил он так:

– Для вас это будет трудновато, но мы – здесь. Я и мой заместитель, – Герасименко неожиданно указал на меня,- мы будем все время находиться тут.

Я был рад уже тому, что в составе комиссии не было никого из моих знакомых. Я больше всего боялся, чтобы о моей «деятельности» не узнал Григорий Федорович Корнеев – он, ведший меня сквозь огонь, воды и медные трубы большевизма, был все-таки моей совестью: я шагнул за предел допустимого. Пусть это не было по моей вине, но это – было, стало.