В деревне

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В деревне

Надпись в Токалы Килисе называет в качестве дарителей церкви неких Константина и его сына Льва. Их фамилии не сообщаются, но, судя по всему, они были богатыми людьми с изысканным вкусом и владели поместьями неподалеку. Возможно, они как-то связаны с одной из переплетенных между собой узами брака анатолийских семей: по фамилии Фока, например, или Малеин.

Наследственная аристократия формировалась в Византии медленно. Вплоть до IX века имена благородных семей на страницах истории не появлялись. Ключом к успеху здесь оказывалось скорее образование, чем право рождения, благодаря чему продвинуться по социальной лестнице было не слишком сложно. Тем не менее ко времени написания фресок Токалы аристократические семейства прочно укоренились в Анатолии. Их имения расширялись за счет участков свободных крестьян, кроме того, они стремительно захватывали ничейные земли. Как упоминает один из арабских хронистов, владения семьи Малеинов простирались на значительное расстояние (в пересчете на современные меры длины – более чем на сотню миль). Хотя в данном случае нельзя говорить о феодализме в западном смысле слова (даже самый знатный византийский дворянин по-прежнему, пусть даже чисто теоретически, оставался императорским чиновником, которого можно было в любой момент понизить в должности или отправить в отставку, а то и в ссылку), аристократия представляла очевидную угрозу авторитету правящих императоров, которые многократно издавали указы, якобы направленные на защиту бедняков (то есть свободных крестьян), а в реальности имевшие своей целью обуздать власть и стяжательство крупных землевладельцев. Вместе с тем нельзя отрицать ни таланты анатолийцев, ни ту славу, которую они принесли Византии. На протяжении двух столетий буквально несколько семейств породило множество людей выдающейся энергии и отваги. Взять хотя бы род Фока, поколение за поколением дававший стране великих полководцев. Возлагая на себя в 963 году императорскую корону, Никифор II Фока вполне мог считать ее заслуженной наградой за завоевание Крита, Кипра, Киликии и Алеппо. За ними последовали Тарс и Антиохия, а племянник и преемник Никифора Иоанн Цимисхий привел свои армии почти под стены Иерусалима.

Эпос о Дигенисе Акрите дает полное представление о героических идеалах анатолийских аристократов и их подлинных наследников – императоров династии Комнинов. Дигенис был солдатом, охотником и удачливым любовником. Даже наружность его была необычной: «Белокурые вьющиеся волосы, большие глаза, лицо белое и румяное, очень черные брови, грудь широкая и белая, как мрамор. Он носил красную тунику с золотыми завязками и тесьмой, выложенной жемчугом; на вороте, украшенном янтарем, было несколько крупных жемчужин; пуговицы из чистого золота так и сверкали; полусапожки были отделаны позолотой, а шпоры – драгоценными камнями. Он ездил верхом на высокой кобыле, белой, как голубица, и в гриву ее была вплетена бирюза, и еще золотые бубенчики с драгоценными камнями, издававшие чудесный звон. Круп кобылы был покрыт попоной из розового и зеленого шелка, прикрывавшей седло и защищавшей его от пыли; седло и уздечка – расшиты золотом и украшены эмалью и жемчугом. Искусный наездник, Акрит заставлял гарцевать свою лошадь. В правой руке он держал зеленое копье арабской работы, покрытое золотыми буквами. Лицо его было прелестно, обращение приветливо, а фигура изящна и ладно скроена. Среди окружавших его наездников юноша этот сиял подобно Солнцу».

Еще в отрочестве Дигенис охотился на диких зверей, но вскоре стал бороться исключительно с чудовищами и разбойниками, в том числе и арабскими. Он везде успевал: умыкнул из благородной семьи Дуков свою будущую жену, приходившуюся ему двоюродной сестрой; любил пленную арабку и воинственную амазонку, которую победил в поединке.

Это несколько напоминает авантюрно-плутовской роман, однако в эпосе фигурируют и вполне реальные исторические персонажи: например, Никифор Фока, который приезжает навестить героя и выслушивает его банальные рассуждения об обязанностях императора. В конце концов Дигенис поселился во дворце на берегу Евфрата вместе с любимой женой Евдокией (остававшейся верной мужу, несмотря на все его измены). Там они жили идиллически: Евдокия услаждала слух супруга пением и танцевала для него на шелковом ковре, а он аккомпанировал ей на лютне. В возрасте тридцати трех лет Дигенис умер.

Эпос содержит подробное описание дворца Дигениса, занимательное во многих отношениях, в том числе и потому, что это одно из немногих в византийской литературе описаний жизни анатолийских богачей. В окружении садов, полных певчих птиц, возвышается трехэтажный каменный дворец с крестообразным залом, чьи своды мерцают золотом. С этим залом соседствуют две трапезные, а посреди образованного ими двора стоит церковь, посвященная прославленному воину-святому. Упоминаются также величавые колонны, полы, устланные галечной мозаикой (древнее анатолийское искусство, восходящее ко временам фригийцев) или покрытые ониксом, так тщательно отполированным, что он напоминает лед. Особое внимание уделено настенным мозаикам дворца. Они отображают поразительную эклектику византийского светского искусства: разрушение Самсоном храма, победа Давида над Голиафом и казни египетские соседствуют здесь с подвигами Ахилла, Агамемнона, Одиссея и Александра.

В Каппадокии находилось несколько таких поместий, однако ни одно из них не было обнаружено при раскопках. Роберт Брайон в «Византийских достижениях» утверждает, что они должны были напоминать замки мавританской Испании. Однако, на наш взгляд, они, скорее всего, были похожи на укрепленные дворцы, до сих пор сохранившиеся в западном пограничье сирийской пустыни. Вряд ли эти поместья достигали баснословного блеска находившегося на берегу Евфрата дворца Дигениса, хотя и были достаточно привлекательными для того, чтобы вызвать зависть и подозрения у императора, как это случилось с несчастным Евстафием Малеином.

По окончании короткой сирийской кампании 996 года император Василий II был гостем этого знатного дворянина в его каппадокийской усадьбе. Желая подтвердить свою преданность императору, находившуюся, очевидно, под сомнением, Евстафий устроил грандиозное пиршество, однако явно недооценил своего гостя. Василий был поражен, но вовсе не так, как того хотел Евстафий. Обозрев великолепие дворца, численность вооруженных слуг и размеры угодий, суровый и беспощадный император пришел к выводу, что образ жизни хозяина слишком уж напоминает царский. У Василия, первые тринадцать лет своего правления занятого борьбой с восстаниями, которыми руководили представители родов Фока и Склир, было достаточно причин ненавидеть анатолийцев. Поэтому, вернувшись в столицу, он немедленно издал указ с громким названием: «Новое установление благочестивого императора Василия-младшего, которым он осуждает тех богатых, что скопили свое богатство за счет бедных». Ужас охватил анатолийских аристократов, особенно у поименно упомянутых в документе: теперь ни одно семейство не имело законных прав на землю, даже если и владело ею более столетия.

Евстафий лишился всей собственности и остаток жизни провел фактически пленником в Константинополе, да и семейство Фока также рассталось с изрядной частью своего имущества – и впредь никогда больше эти семьи не играли заметной роли в истории. Ослабление военной аристократии усилило личную власть Василия, но нельзя сказать, что в исторической перспективе эти меры пошли государству на пользу. Пока Василий был жив, уязвимые места не давали о себе знать: он удерживал империю железной рукой и сам был почти таким же великим полководцем, как Никифор Фока, но после его смерти в 1025 году началась настоящая чехарда придворных и чиновников, которые не унаследовали от него ничего, кроме стремления всеми способами уменьшать силу и боевые качества анатолийской аристократии. Все это настолько ослабило военную мощь империи, что в 1071 году привело к чудовищному поражению при Манцикерте. В последовавшее за этой трагедией десятилетие империя, казалось, была на шаг от гибели. Все переменилось в 1081 году, когда на престол взошел Алексей Комнин. Комнины были семейством воинов из Кастамона, что в северной Анатолии, и на протяжении столетия управляли империей как большим семейным поместьем, однако утрата ими власти (отчасти из-за семейных усобиц) возобновила процесс распада. Если центральное правительство не могло ладить с анатолийской аристократией, то империя в целом не могла без нее существовать. Примечательно, что память о подвигах этих людей сохранилась в каппадокийском фольклоре вплоть до наших дней. Еще одно напоминание о их былой славе можно встретить неподалеку от деревушки Чавушин.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.