Академия связи

Академия связи

Академия связи располагалась тогда на шоссе Энтузиастов, в доме 109 А, неподалеку от завода «Компрессор». Как окончившего школу с отличием, меня приняли в академию без экзаменов, дали бесплатное место в общежитии и стипендию – 150 рублей. Этих денег хватало на скромное, порой полуголодное, но в целом безбедное существование.

Л.Г. Иванов

Академия связи в то время носила имя В.Н. Подбельского. Несколько слов об этом революционере, прожившем до обидного мало, – всего 32 года. Думается, Леонид Иванов не случайно выбрал именно этот вуз. Дело в том, что Подбельский (1887–1920) был его земляком по учебе в Тамбове, хотя родился в Якутской губернии в семье ссыльных революционеров. В 1900 году в тринадцать лет он поступил в Тамбовскую гимназию, где скоро подключился к подпольной работе, а с 1905 года стал членом РСДРП. В 1906 году, опасаясь ареста, уехал во Францию, но через год по заданию ЦК партии нелегально вернулся в Россию. Получив запрет на проживание в Тамбовской губернии, поселился в Саратове. В октябре 1917 года он становится одним из руководителей вооруженного восстания в Москве. Последние годы жизни с 1918 по 1920-й возглавлял Народный комиссариат почт и телеграфов РСФСР.

История этого вуза такова. В феврале 1921 года на базе электротехникума народной связи был образован Электротехнический институт народной связи им. В.Н. Подбельского, а с весны 1931 года институт стал называться Инженерно-технической академией связи (ИТАС) им. В.Н. Подбельского. Кстати, она была создана по инициативе маршала М.Н. Тухачевского. Сегодня академия называется

Московский технический университет связи и информатики (МТУСИ). Это был сугубо гражданский вуз, не надо путать с Военной академией связи им. С.М. Буденного. Стипендии в 150 рублей вполне хватало на житье и пропитание, если учесть, что обед из трех блюд тогда в столовой стоил чуть больше рубля.

Студент Леонид Иванов был поражен щедростью государства и дал себе слово оправдать доверие родителей и школьных учителей, прилежно учиться. Он даже раздражал некоторых преподавателей академии глубиной своих расспросов в стремлении «докопаться до истины», «познать суть вещей», «найти искомые данные». Особенно интересны тогда были занятия с телеграфом, радиотелеграфом, телефоном. Точной и изящной казалась сигнальная связь: ракеты и флажки, фонари и сирены. Все это было, выражаясь современным языком, было для него ноу-хау – инновационным, завораживающе новым.

– Воспринимали ли вы тридцать седьмой, «ежовский год», – годом репрессий? Чем он вам запомнился? – поинтересовался автор.

– Мы его особо не ощущали. А запомнился он подготовкой к участию в ноябрьском Параде 1937 года на Красной площади, где мне выпал нелегкий жребий правофлангового из-за высокого роста. Я был выше других сокурсников.

– Чем же эта подготовка характеризовалась?

– Учились ходить «качественно», строевым шагом. А когда проходили мимо Мавзолея, правофланговый смотрел прямо, а мне хотелось все скосить вправо – разглядеть стоявших на трибуне Мавзолея первых лиц государства – наших вождей. Они для нас были небожителями. Приезжал к нам – участникам парада – с инспекцией легендарный герой Гражданской войны Семен Михайлович Буденный. Он, помню, остался доволен строевой подготовкой, одобрил наши мероприятия, запросто разговаривал с нами, много шутил. Он не держал собеседника на расстоянии, а приближал его расспросами к себе.

– Ну а все же, как удалось вам разглядеть кого-то из вождей?

– Как ни странно, удалось без поворота головы. При подходе к Мавзолею я боковым зрением разглядел на трибуне Сталина и Молотова.

– А прошли-то как?

– Нам сказали – успешно…

– А как вы попали в органы госбезопасности?

– Это случилось в 1939 году. Учился я хорошо – вообще учеба давалась легко. Память была хорошей, как у каждого молодого человека. Поведение было тоже отличное. Много читал художественной и специальной литературы – благо библиотека в академии была приличная. Приглянулся начальству… И вдруг меня пригласил к себе в кабинет на беседу неизвестный чиновник. Оказался он оперативным работником НКВД, обслуживавшим нашу академию. Разговор касался разных жизненных тем, в том числе и политических. В конце беседы опешил меня. Неожиданно стал предлагать работу в органах госбезопасности. Я поначалу отнекивался, напирая на повышенный интерес к физике и желание получить диплом с высшим образованием.

– Какие же доводы у него были?

– Простые: ты комсомолец и должен понимать обстоятельства в стране и на международной арене. Банда Ежова разгромлена, у руля НКВД верный ученик и соратник Сталина – Лаврентий Павлович Берия. Он наведет порядок. Страна ждет перемен. Люди истосковались по порядку. Служба в органах госбезопасности сегодня крайне востребована, а потому патриотична…

* * *

Надо отметить, что на дачу согласия пойти работать в органы госбезопасности повлияло секретное постановление ЦК ВКП(б) за подписью И. Сталина, отдельные положения из которого чекист привел Леониду Георгиевичу. В нем, в частности, говорилось, что в стране проходили незаконные массовые аресты. Арестовывали подчас невинных людей, применяя незаконные методы следствия. Предлагалось незаконно задержанных и осужденных освободить, а виновных в репрессиях оперативных работников привлечь к ответственности, строго наказать, дабы другим неповадно было заниматься подобным. Кроме того, ставилась задача – «перетряхнуть и освежить кадры», пополнить их молодыми сотрудниками за счет студентов и слушателей соответственно гражданских и военных вузов страны.

Обратимся к статистике. При Ежове, если в период 1937–1938 годов за контрреволюционные преступления (ст. 58 УК РСФСР) были арестованы и осуждены 1 372 392 человека, то за 1939 год – только 63 889, то есть в 21,5 раза меньше. Конечно, эти цифры открылись в архивах недавно, и их не могли знать тогда ни кандидат на работу в чекистские органы, ни сам оперативный работник. После дачи согласия Леонид Георгиевич попрощался с академией…

– И куда вас направили на учебу? – поинтересовался автор.

– На Москву была разнарядка – направить в школы НКВД на обучение сто человек. В числе других попал и я. Из студента в цивильной одежонке я превратился в слушателя школы в военной форме: сапоги-хромачи, гимнастерка с накладными карманами, ремень и портупея, на рукаве чекистская эмблема – щит и меч. Тогда две военные профессии были привлекательны – летчики и чекисты. Мне, молодому человеку, как и многим моим сверстникам, такая форма нравилась. Многие ходили в ней и за пределами школы. В январе 1940 года я в ней приезжал к родителям в Инжавино. Осталась даже фотография того периода.

– Девчата, небось, засматривались на высокого, ладно скроенного красавца?

– Без ложной скромности отвечу утвердительно.

– А где располагалась школа?

– В Сиротском переулке. Здание было добротное, теплое, светлое, в нем царил образцовый порядок. Стипендия теперь у меня была вместо 150 – 450 рублей!

– Как эту сумму можно сопоставить со средней зарплатой по стране?

– Она была выше…

– Леонид Георгиевич, какое звание вы получили после окончания школы?

– Как единственному окончившему школу с отличием приказом наркома Лаврентия Берии мне было присвоено звание на ступень выше, чем остальным. Я получил три кубика в петлицу, а не два, став младшим лейтенантом госбезопасности, что соответствовало званию старшего лейтенанта в войсках Красной армии… Как лучшему выпускнику школы младшему лейтенанту госбезопасности предложили работу в управлении НКВД по городу Москве и Московской области. Но нужно было знать личность Леонида Иванова, чтоб предлагать ему столичную должность. Долг, честь и время требовали другого подхода к началу службы, иного поступка, чтобы окунуться в настоящую боевую работу. И он дал согласие выехать в места, где проходила освободительная миссия Красной армии, – на территориях Западной Украины, Белоруссии и Молдавии. Он вместе с войсками прибыл в Северную Буковину, ставшую теперь территорией Украинской ССР…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.