Александр и Лиля Митта Ариела – какой мы ее помним

Александр и Лиля Митта Ариела – какой мы ее помним

Мы с женой вспоминаем Ариелу, это естественно: 50 лет знакомства и дружбы. Но как-то обратили внимание на то, что по утрам за чаем то и дело вспоминаем то один, то другой эпизод, связанный с ней… И еще один… и еще…

Конечно, эти воспоминания – не полная картина и не психологический портрет. То, что застряло в памяти.

Она была боец. И всю жизнь впрямую стояла против врага – смерти, которая ей была указана врачами. Но время шло, она жила и сказала: я победила.

Враг был внутри – больное сердце, с которым люди долго не живут.

Она прожила в три раза дольше самых оптимистических предсказаний врачей.

Конечно, ее хорошо лечили и в Москве, низкий поклон профессору Абраму Львовичу Сыркину. Без него болезнь схватила бы ее намертво гораздо раньше. И врачам, которых она находила в Париже и в Лондоне. Они вытаскивали ее из предсмертных состояний, пока могли.

Но, я думаю, главное, что помогало, – это ее жизненная сила, которая каждый день противостояла ухмылке смерти, дышавшей ей в лицо всю жизнь.

Я помню ее иногда с голубым неземным лицом и синими ногтями на руках. Она говорила: плохая ночь была. Рассказывай.

И требовала каких-то впечатлений о спектаклях, выставках, фильмах…

У нее было ясное и жесткое противостояние болезни – не увядать, проявлять самый активный интерес к жизни, в рамках возможностей.

Она любила искусство во многих проявлениях: театр, живопись, музыка, дизайн.

У нее не могло быть детей. Ее два брата стали ее детьми. И бесконечное количество шелудивых уличных собак, которых она откармливала, отмывала, пристраивала в добрые руки… И еще… Да много чего… Например, она была азартным зрителем всех московских премьер.

Ну и заслуга! – скажете вы. Но много ли вы видели зрителей, которые бы посещали театр в коляске с кислородным баллоном? Это была часть ее интуитивной жизненной стратегии: «Ничто не сможет убить активный интерес к жизни. Усохнет интерес – ослабнет сопротивление». Когда болезнь обострялась и она не могла выйти из дома, она звонила и мучила расспросами, пока досконально не понимала, что там было на премьере на самом деле. По сути и в деталях. В конце я кричал:

– Ариела, от тебя родить можно! Отстань! – но по-другому она тогда не узнала бы то, что хотела знать.

Но разделим все на части, чтобы разобраться, что же она сделала реального и конкретного? Что оставила после себя?

Подруги. Это была, как, впрочем, и все у Ариелы, самая важная часть ее жизни. Я-то знаю только ее московских подруг, и то не всех. А были еще парижские подруги. В Москве были:

Ольга Яковлева – в свое время звезда театра, любимая актриса Анатолия Эфроса.

Алла Демидова – больше, чем звезда Таганки. Ее разнообразные достоинства заняли бы даже в кратком перечислении страницу.

Лена Щапова – о ней отдельный разговор.

Лиля Майорова – Митта.

Светлана Игнатенко.

Тут, как говорят, фишка в том, что каждая была объектом и предметом особых непрекращающихся забот, и самой любимой подругой.

Наверное, Алла Демидова была все-таки любимее других.

Последние годы Ариела не ездила на «Кинотавр», но требовала тщательный отчет о всех подробностях. Иногда для меня смешных, но для нее важных.

– Кто был королевой на «Кинотавре»?

Я бы провалился с ответом, но у женщин свой взгляд. Жена отвечала:

– Алла Демидова.

Ариела расцветала:

– Да! Да! Она королева! Она всегда королева! Она не может не быть королевой!

Но это не были досужие восторги, потому что Алла была одета по-парижски, скажем, не без влияния Ариелы.

Мода. Долгие годы, даже не годы, а десятилетия, когда страна была закрыта, а «модой» называлось то, что производил Москвошвей, она баулами везла из Парижа наряды. Всегда самые последние, модные, яркие, именно те, которые украшали женщину. За десятилетия до того, как в Москве стали отличать одного дизайнера от другого, Ариела сама была как передвижная выставка тенденций и мод Парижа.

Ариела со своей возможностью жить в Москве и Париже, за полвека от наших дней, показала одна из первых, как мода не просто украшает женщину, а придает ей уверенность, раскрепощает, умней может и не делает, но стимул жить и добиваться чего-то в этой жизни дает.

Для Ариелы, я думаю, каждая радость подруги была как витамин жизненной силы. «Я радую кого-то, я радуюсь этому сама – значит – живу».

Лена Щапова . Сейчас, когда Лена чуть не 20 лет Лена Брамс, и сын вырос выше отца, и по слухам унаследовал сильный характер отца, не плохо бы вспомнить, что это Ариела женила их. Ну, женила – громко сказано. С частью этих красавиц, особенно той, которая могла бы стать женой и матерью ребенка, Ариела знакомила брата. Но если не была убеждена в семейной перспективе, барышня как-то уходила в тень, чтобы дать место следующей.

В Лену она была просто влюблена. Жена помнит, как она ворвалась к нам с криком и дрожью:

– Лена больна! Она ослабла! Ей срочно нужен куриный бульон!

– Хорошо. У меня в морозилке есть курица. Она оттает, я ее сварю.

Ариела буквально тряслась. Это не художественный образ, так она выглядела.

– Нет! Вари немедленно! Пусть оттаивает в кипятке!

И куриный бульон варили немедленно. И Ариела несла его горячим к Лене: мы жили в соседних подъездах в доме художников.

Лена оказалась идеальным выбором. Красивая до умопомрачения. Тогда не было в ходу понятия «сексуальная». Но будь ей сегодня 20 лет, она стала бы иконой моды. И крепкий характер – настоящая подруга мужу. Пусть эта семейная пара станет еще одним маленьким успехом Ариелы.

Однако пора переходить к собакам – другой неистребимой страсти Ариелы. К шелудивым уличным псам.

В Париже в белом особняке постройки гениального французского архитектора Ле Корбюзье, прежде служившем мастерской скульптора Жака Липшиц, жил его пасынок Андрей. Друг семьи, 27 лет перед тем отмотавший в сибирских концлагерях.

Это конструктивистское здание, произведение аскетичного минимализма, Ариела превратила в собачник, пристанище шелудивых, покрытых болячками уличных псов Парижа. Она их приводила и вместе с Андреем откармливала, залечивала раны и укусы от уличных драк. И пристраивала в хорошие руки. В Париже это возможно.

Ну, в Москве ты не найдешь таких гуманных доброхотов, которые бы взяли в дом уличного пса. Но парочка каких-то облезлых псов, как правило, жила в ее доме. И одного пса она везла в Париж, затратив на это немереное количество усилий по сборам справок и разрешений. В Париже у нее всегда жили две собаки. И Ариела все время требовала, чтобы гости восхищались их умом, деликатностью и чем-то еще, что приходило ей в голову.

В Пицунде, летнем курорте, доме творчества кинематографистов, ее мании было больше простора. И она все время привозила с пляжа то одного, то другого пса. Платила дежурным, откармливала: все-таки проживет подольше.

Психологи или психиатры скажут, в чем тут дело. Может, это нормальное для человека качество – сострадание к больным и слабым? Или что-то другое?

Она, конечно, понимала, что то, что всем окружающим дано в бесплатное и безвозмездное пользование – здоровая жизнь, ей надо отвоевывать у самого беспощадного противника. Может, это мотивировало ее? А может, мы настолько очерствели, что простое милосердие удивляет нас и несвойственно нам.

Братья. Тут можно сказать коротко. Братья были ее детьми. А она была их ребенком. И я знаю мало семей, где бы люди так сильно любили друг друга. При том, что надо поискать трех человек, которые бы так сильно отличались друг от друга. В одной семье, в одной жизненной связке.

Бен – абсолютный предприниматель. С бешеной энергией и непрерывным стремлением что-то в короне переиначивать, изменять, улучшать, создавать. Хрестоматийный пример человека, сделавшего себя без какой-либо помощи и поддержки.

Я помню его первые шаги в Москве, где он сделал первые деньги. Там было, как говорят на телевидении, «все сразу». И привычные для Москвы обманы, и угрозы, и предательство ближайших сотрудников. Я видел, как он стремительно разворачивал ситуацию с предательски отнятым бизнесом, когда молодой парень, доверенное лицо, только что торжествовал победу над лохом-англичанином. А наутро плакал, как наказанный ребенок, потому что он вмиг потерял все. Я видел его бешеные нагоняи нерадивым сотрудникам. Казалось, после такого лопнут сосуды в голове. Нет – живой, здоровый. В голове полно идей.

Чем ему помогла Ариела? Об этом отдельно. Хотя я знаю только тот маленький сегмент, в который был вовлечен своим фильмом, где продюсером был Бен.

Другой брат, Соломон – врач, специалист по микрохирургии уха. Мягкий, нежный. Его агрессивный максимум – это тихий вежливый вопрос.

Мне довелось недолго жить в его доме, когда шел монтаж и перезапись фильма «Затерянный в Сибири». Врачи в Лондоне начинают рабочий день в 7.00. Но Соломон вставал рано утром так, чтобы поставить перед спящей Ариелой стакан свежеотжатого морковного сока. Это только пример. Но сколько братьев могут сказать о себе подобное?

Братья любили Ариелу, и Ариела любила их. Причем эта любовь была важной, активной и продуктивной частью их жизни. Они все время что-то делали друг для друга.

Пример: Ариела сделала дизайн в отеле брата «Ле Меридьен» в Вильнюсе.

В отеле нет унифицированного гостиничного дизайна. Каждый номер чем-то отличается. Окна украшены не просто шторами, а порталами с декоративными драпировками. Я в этом не специалист, просто привел пример дизайнерских способностей Ариелы. И как пример того, что в семье она была не только объектом заботы и любви, но и помогала брату по делу.

У меня лично с Ариелой связана работа над фильмом «Затерянный в Сибири». Дело было в конце восьмидесятых. Я считал, что должен снять фильм, посвященный семье: своим дядьям, расстрелянным в 30-е годы, их женам и моим теткам, мотавшим в лагерях долгие сроки, кто 5, кто 8, а моя мать все 10 лет.

Придумал историю. Написал вместе с Валерием Фридом и Юрой Коротковым хороший сценарий.

Но тогдашний директор «Мосфильма» ни в какую не хотел запускать фильм про сталинские концлагеря. Тогда Ариела привела в картину брата.

До какой степени Бен не понимал, во что влезает, даже представить себе нельзя. Коротко: в кинобизнесе вообще ничего не понимал. Это, наверное, и есть творческая основа предпринимательского дела – понять суть нового дела в общих чертах и положиться на интуицию. А интуиция опиралась на то, что Ариела плохого человека для вложения денег не предложит.

Кино по принципу доходов – это спекулятивный бизнес. Про успехи трубят повсюду. А кто провалился, умирает тихо, хотя их в сотни, тысячи раз больше. И Бену полагалось провалиться, пополнив многотысячную армию аутсайдеров. Другие варианты не угадывались.

Я сам тоже впервые вступил в капиталистический мир. За предшествовавшие четверть века советской работы твердо усвоил, что в картине есть один главный человек – режиссер.

Деньги – это было что-то, к чему я никогда не имел никакого отношения. И о продюсерах из советской пропаганды о неведомом мире чистогана и его злодеях знал только, что они самое зловредное, что есть в кино.

Однако времена резко и бесповоротно изменились. Пришлось идти в объятия злодею. И он мое! Мое!! Мое!!! кино стал рассматривать как продукт, в изготовление которого он вкладывает свои личные деньги.

Что меня поразило сразу, что траты эти были по советским понятиям немереные, риск при этом запредельный. И мы добивались самого высокого рыночного качества. Это принесло результаты.

БАФТА – английский союз работников кино присвоил нам награду «Лучший английский фильм года на неанглийском языке». И что гораздо важнее – Каннский фестиваль отобрал фильм в один из главных конкурсов.

То, на что обычные продюсеры тратят полжизни, Бену привалило сразу. Причем по второму российскому фильму Карена Шахназарова «Цареубийца», где продюсером был тоже Бен, успех был такой же – участие в главном конкурсе Канн.

Речь здесь не о нашем фильме. Доживу до круглого юбилея Бена и опишу подробно необыкновенную историю создания этой картины. Пока только отметим, что не было бы Ариелы – и фильма бы не было. Она только толкнула эту телегу, а дальше мы с Беном впряглись и покатили ее.

Однако в кино все гладко только на рекламной картинке.

Для Ариелы нашлась работенка уже после завершения фильма. Картина катилась от фестиваля к фестивалю, пиком ее успехов стала номинация на «Золотой глобус» в Лос-Анджелесе. «Голден глоб» – это вторая после «Оскара» награда по мировому рейтингу успехов. И я тут же получил предложение снять фильм в Польше для небольшой американской компании, которой покровительствовал сам Стивен Спилберг.

А в России съемочная группа должна была подготовить фильм, завершенный в Лондоне к российскому прокату. Казалось бы, какие проблемы? Проблемы объявились. Директор фильма заверил всех, что фильм к прокату готов, полетел в США с семьей на две недели, показать детям Диснейленд, и свалил с концами.

А когда стали разбираться, оказалось, что в бумагах полный хаос и воровство. Ариеле пришлось принять участие и в этом малоприятном деле.

Она как доверенное лицо продюсера курировала эту работу. Упоминаю об этом, чтобы не сложилось впечатление, что Ариела занималась только гламурными делами: наряды для подруг, дизайн и все такое.

Нет. Она была земной человек. Занималась многим. И повсюду оставляла людей, которые вспоминали ее с благодарностью.

Ну как не написать о том, что ее квартира на улице Коньяк-Жей была гостеприимным домом для всех друзей, когда мы и подумать не могли снять номер в парижском отеле.

Что же осталось от Ариелы конкретного? В какой плотный весомый шар можно скатать ее дела? Тут я все смешал: подруги, братья, собаки, фильмы…

Это не полный портрет, скорее эмоциональный набросок. Не подвожу вас ни к какой оценке. И сам не выставляю ее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.