Покупатели

Покупатели

Андрюша жил в доме Ле Корбюзье на птичьих правах. Липшиц его недолюбливал, опасался, не понимал, как можно ни за что просидеть двадцать семь лет, и денег ему не оставил. Сразу после его смерти добрые наследники – мадам Липшиц № 2 и ее взрослые дети – решили ненужный им дом продать, а для Андрея этот дом был тем, ради чего он жил: все воспоминания его счастливого детства, мама, возвращение – все самое хорошее было в этом доме. Сюда он долгие годы мечтал вернуться из Сибири. И выселить его оказалось не так уж и просто. А кстати, совесть мадам Липшиц № 2 совсем не тревожила, хотя мать Андрюши в доме прожила сорок пять лет. Эта вторая семья портила ему нервы и жизнь. Сначала предлагали что-то убогое взамен, а потом просто, ссылаясь на то, что он не может правильно содержать их имущество, ничего не посылали на содержание дома, и даже те, назначенные Жаком сто долларов в месяц. Жаловались на материальные трудности, хотя Липшиц уже был всемирно известным скульптором, а они – богатыми людьми. Тем не менее они выманили у Андрюши, якобы для выставки, портрет его мамы и больше не вернули в счет придуманного ими долга.

Жили они в Нью-Йорке, в полном достатке, и очередной дом в Европе им был ни к чему. Они стали присылать покупателей. Андрей пытался от них скрыться; часто это получалось, но иногда его застигали врасплох. И без того у нервного Андрея появилась мания. Покупателей такой жилец, естественно, отпугивал. Иногда, когда люди ему нравились, Андрей честно рассказывал историю дома и просил дом не покупать, отказаться.

Почти все так и делали. Когда же покупатели не вызывали доверия, Андрюша справлялся иначе. Он обливал потолок и стены водой и показывал состояние дома. Это тоже имело воздействие. Однажды приходим – с потолка капает, стены сочатся.

– Андрей, что случилось? Труба лопнула где-то?

– Дорогуш, не волнуйся, это для покупателей. Тут один слишком заинтересовался, а я ему товар лицом.

Меня тоже ввергли в эту игру «Кошки-мышки». Андрей просит написать письмо мадам Липшиц. Я пишу о том, как я люблю творчество Жака, что я тоже из Литвы, что мой отец врач, знал Жака и дружил с ним в тридцатые годы, когда учился на медицинском факультете в Париже. Они часто встречались на Монпарнасе, и из этих сентиментальных соображений я хочу приобрести дом, чтобы была какая-то преемственность. Чтобы дом не попал в совершенно чужие руки. Очень прошу сообщить мне цену и еще раз подчеркиваю свое сентиментальное отношение.

Письмо очень хорошо сработало. Мадам Юла Липшиц прислала мне трогательное ответное письмо с ценой за дом в 1 000 000 франков, и что она готова подождать, пока я решусь. А я ей в ответ, что должна организовать деньги и продолжаю иметь серьезные намерения. Тем временем мы отстранили одного покупателя. Я ей казалась более серьезной кандидатурой, а уж моя кредитоспособность у нее сомнений не вызывала. Денег у меня не было даже на одну кладовку в этом доме, но ждала она меня больше года. Всех клиентов Андрею в течение почти двадцати лет удавалось отвадить, но, несмотря на старания адвокатов и давность проживания, Андрея все же в конце концов приговорили к выселению. Судебные исполнители не заставали его дома. Во Франции нельзя выселять человека в зимний период: после первого октября и до первого апреля. Исполнители тоже симпатизировали Андрею, а не этой американской буржуйке. Но город нашел ему однокомнатную квартирку, скромную, но с удобствами и отоплением, почти бесплатно, и Андрей решился. Собаки Мотьки уже не было в живых. Можно было переезжать. Мы думали, что он не переживет переезд. Он героически сопротивлялся почти двадцать лет. Андрей никого не допускал к упаковке своих вещей. Я удивилась алчности «друзей» и их безразличию. Их вдруг появилось неожиданно много. Как они изображали сострадателей, пока собирали книги, обрезали оригинальные светильники в мастерской, как старались во всем угодить и помочь, пока не вывезли ценнейший станок Липшица и другие не менее ценные предметы. Решив переехать, Андрей все раздал с необыкновенной легкостью. Я ничего не хотела брать, и только комод, он настоял, я забрала. Комод теперь стоит прямо напротив моей кровати. Отреставрировать и перевезти его было гораздо дороже, чем он стоил. Но теперь это ежедневная память. Я его очень люблю. Большой комод красного дерева, строгих прямых форм, без всяких украшательств, таким он стоял в семье всемирного известного скульптора Жака Липшица и моего друга Андрюши.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.