«Роза Кавказа» Эмилия Клингенберг

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Роза Кавказа» Эмилия Клингенберг

Есть основания полагать, что днажды – это было летом 1825 года – десятилетняя Эмилия была с матерью в гостях у генеральши Хастатовой. Там ее увидел мальчик Мишель, которого привезла в Пятигорск на лечение бабушка – родная сестра Хастатовой. Видимо, уже тогда Эмилия обладала даром волновать мужские сердца, пусть это было даже сердце десятилетнего мальчика. Несколько лет спустя юный Михаил Лермонтов напишет: «…мое сердце затрепетало, ноги подкосились. Я тогда ни об чем еще не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя и ребяческая: это была истинная любовь».

Будущий поэт стал первой, но далеко не последней жертвой будущей красавицы. Всего шесть лет спустя к ее ногам пал друг Н. В. Гоголя А. С. Данилевский, который лечился в Пятигорске летом и осенью 1831 года. Его письма с курорта полны восторженных описаний некоей юной красавицы, которую он называет «Солнцем Кавказа». Имя красавицы не названо, однако комментаторы переписки убеждены, что речь идет именно об Эмилии Клингенберг. К тому времени, проведя несколько лет в харьковском пансионе для благородных девиц, она вернулась домой и стала блистать в пятигорском обществе.

Эмилия Александровна Клингенберг

Р. Белов, 1830

Слишком юные годы отнюдь не препятствовали успеху расцветавшей красавицы. Я. Костенецкий утверждал, что Эмилия «еще во время посещения Пятигорска Пушкиным прославлена была им как звезда Кавказа». Может быть, это всего лишь легенда – уж слишком юна была девица в 1829 году (о первом визите Пушкина в 1820 году и речи нет). Но мы знаем, что некий отставной офицер Ф. И. Кабанов восторженно писал о семнадцатилетней «Емилии», которую даже сделал героиней поэмы, сочиненной во славу «Пятигорского Благородного собрания», то бишь пятигорской ресторации:

В той кадрили восхищала

Всех Емилия собой,

Она личиком прельщала,

За нее готов всяк в бой…

Да, уже тогда кавалеры были готовы сражаться за внимание юной девы. И все же, надо полагать, в столь нежном возрасте она еще была не слишком опасна для своих поклонников. Но проходит совсем немного времени, и положение меняется. Весной 1834 года случилась история, связанная с поручиком Палициным, которого пыталась опорочить своими сплетнями генеральша Мерлини. Почему? Да потому, что Палицин поссорился с неким капитаном Наумовым, которому та покровительствовала. А причиной ссоры была… да-да, совершенно верно, – Эмилия Клингенберг, любви которой добивались оба офицера. Надо полагать, этот, возможно, первый опыт разжигания вражды между поклонниками доставил ей немалое удовольствие, потому что в дальнейшем девица вела себя подобным образом довольно часто.

Наступил 1837 год, знаменательный для Пятигорска тем, что его посетил сам император Николай Павлович. В честь него был дан грандиозный бал, на котором среди четырех признанных красавиц местного общества блистала и Эмилия Клингенберг. Впрочем, оказалось, что более памятным для Пятигорска стало другое событие – приезд на лечение М. Ю. Лермонтова, отправленного на Кавказ за стихотворение «Смерть поэта». Многие лермонтоведы считают, что его встреча с Эмилией не могла не состояться. Одним из доводов здесь служит предположение, что «Роза Кавказа» стала прототипом княжны Мери в одноименной повести. Но в распоряжении исследователей нет абсолютно никаких достоверных сведений об их встречах или общении – ни в документах, ни в воспоминаниях современников или их письмах. Что же касается княжны Мери, то в ней, даже при всем желании, трудно увидеть черты Эмилии Александровны – кокетки, разбивающей сердца мужчин, сталкивающей своих поклонников и получающей от того удовольствие. Немаловажно здесь и то, что княжна – приезжая из Москвы, и в ее поведении нет ничего от местной «львицы», какой уже была Эмилия.

Имеется, кстати сказать, и вполне убедительное объяснение того, почему не состоялось знакомство Лермонтова с Эмилией Александровной летом 1837 года, которое, произойди оно, обязательно оставило бы след в биографии поэта. Известно – об этом, в частности, рассказывала дочь Эмилии, Евгения Акимовна Шан-Гирей, – что ее мать часто сопровождала своего отчима, генерала Верзилина, в поездках по Северному Кавказу. Из воспоминаний разведчика Ф. Ф. Торнау, касающихся 1838 года, мы, в частности, знаем о ее частых посещениях Ставрополя, куда генерал Верзилин приезжал, скорее всего, в штаб Кавказской линии, – отстраненный от должности атамана линейных казаков, он, видимо, хлопотал о новом назначении. Описывая ставропольские балы, Торнау вспоминал и «…посетителей Ставропольского Собрания, предававшихся восторгу, когда „с вод“ появлялась „роза кавказская“».

Не исключено, впрочем, что Эмилия сопровождала отчима не по доброй воле: зная о ее легкомыслии и «злоупотреблении кокетством», строгий генерал старался держать падчерицу под своим надзором. Предположить такое позволяет год 1839-й, когда Петр Семенович выехал в Варшаву. Взять девушку с собой в столь дальнюю поездку он, видимо, не решился. А без его опеки Эмилия, как говорится, «пустилась во все тяжкие». Следствием этого стал роман с видным столичным гостем Пятигорска.

Это был князь Владимир Барятинский, представитель блестящего аристократического и очень богатого семейства, младший брат известного в дальнейшем кавказского военачальника Александра Барятинского, впоследствии и сам ставший видной фигурой – командиром Кавалергардского полка, генерал-адъютантом. Выпущенный в 1837 году корнетом в лейб-гвардии Кирасирский полк, юный князь весной 1839 года получил полугодовой отпуск, который провел на Кавказских Минеральных Водах. Естественно, что он не мог не обратить внимания на «Розу Кавказа», и ее не мог не привлечь столь завидный кавалер.

Об их отношениях сохранилось немало свидетельств современников. В частности, декабрист В. С. Толстой писал о шумном ее романе с князем Барятинским, который довольно быстро закончился, после чего Эмилии пришлось избавиться от «плода любви». В. Инсарский, управляющий делами семейства Барятинских, подтверждает это: «…скоро сделалось мне известным, что он (Владимир) сорвал там (на Кавказе) ту знаменитую „кавказскую розу“, которая прославлена в сочинениях Лермонтова. Факт этот явился вскоре достоверным, когда, получив от князя Александра Ивановича следующий ему конец, князь Владимир немедленно поручил мне отправить на Кавказ, разумеется на другое имя, 50 тысяч рублей, назначенные этой „розе“».

Много лет спустя сводная сестра Эмилии Аграфена в беседе со священником Василием Эрастовым говорила, вспоминая события 1841 года: «…в то время Эмилия была совсем не Лермонтовым занята, а метила в орла, да в какого…» Запамятовала сестрица: не в 41-м, а двумя годами раньше «метила в орла» Эмилия. Метила явно до тех пор, пока не получила денежки, а получив, поняла, что от нее просто-напросто откупились, и пятьдесят тысяч – это все, что она может «поиметь» с князя.

Но поведения своего она не изменила, продолжала блистать на балах в Ресторации. На одном из них ее увидел приятель московского почт-директора А. Я. Булгакова П. О. Вейтбрехт, обозначивший падчерицу генерала Верзилина среди пятигорских дам «первым номером». Отметив в своем письме, что она «довольно хорошо образованная», «…получает корсеты и прочие туалетные вещи из Москвы», «стройна, хорошо танцует», Вейтбрехт сообщил приятелю о ее роковой роли в судьбе приезжающих в Пятигорск молодых столичных офицеров. Девица эта, писал он – «есть единственный камень преткновения всех гвардейских шалунов, присылаемых сюда на исправление. Они находятся в необходимости влюбиться в нее. Многие за нее сватались, многие от нее искали в отчаянии неприятельской пули и, оную встречая, умирали».

Письмо Вейтбрехта датируется 1839 годом. Но надо полагать, что играть чувствами своих многочисленных поклонников Эмилия Александровна не перестала и два года спустя, когда в соседнем с верзилинским доме поселился сосланный на Кавказ Михаил Юрьевич Лермонтов.

И некоторые современники, и многие позднейшие исследователи догадывались о недобром участии падчерицы генерала Верзилина в конфликте Лермонтова и Мартынова. Это она, естественно, отрицала. И после дуэли постаралась забыть о поэте, веря, что он навсегда ушел из ее жизни. Этому, казалось, способствовали несчастья, которые обрушились на семью Верзилиных: после тяжелой болезни скончалась мать Эмилии, Мария Ивановна, а несколько месяцев спустя умер и ее супруг генерал. «Была ли при этих обстоятельствах возможность страдать об Лермонтове…» – с явным удовлетворением констатировала позднее Эмилия Александровна.

Но жизнь вновь напомнила ей о поэте. Более того, их судьбы вновь сблизились, круто изменив жизнь и самой Эмилии Александровны, и ее сестры Надежды. Сын Екатерины Алексеевны Хастатовой, Аким Акимович, часто приезжая в Пятигорск, поддерживал добрые отношения с семьей Верзилиных и часто бывал в их доме. Однажды он привел к сестрам гостившего у него сына своей сестры Марии Акимовны Шан-Гирей. Алексей, офицер-артиллерист, к дяде приехал в отпуск. Ему интересно было увидеть дом, где незадолго до гибели бывал его троюродный брат Михаил, им любимый и почитаемый. Более всех, видимо, обрадовалась этому знакомству Надежда Верзилина: Алексей был высок и строен, красив и обаятелен, умен и начитан. И у него возникло чувство к красивой девушке. По осени сыграли свадьбу.

А некоторое время спустя – еще одну: брат Алексея, Аким Павлович Шан-Гирей, женился на Эмилии Александровне. «Роза Кавказа» охотно породнилась с поэтом, полагая, наверное, что это отведет от нее подозрения в неблаговидной роли, которую она играла летом 1841 года. И действительно, это родство многие годы защищало Эмилию Александровну от обвинений в ее адрес.

Ушла из жизни Эмилия Александровна в конце позапрошлого столетия, оставив владелицей дома свою дочь, Евгению Акимовну Шан-Гирей, которая поначалу жила в нем полновластной хозяйкой, а после революции занимала лишь одну комнату. В XX столетии ее воспринимали как живую связь времен. А после того, как троюродная племянница Лермонтова и последняя представительница рода Шан-Гиреев в 1943 году ушла из жизни, эту связь стал олицетворять сам дом, хранящий память о «верзилинской диагонали».

А теперь – о тех людях, жизни которых наиболее жестко пересекла эта «диагональ».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.