1934. Новая фигура
1934. Новая фигура
Лётчик Бородин пригласил меня полетать с ним и поучиться высшему пилотажу на двухместном планёре Ш-5. С утра над Москвой моросил дождик, было грязновато.
Являюсь на Центральный аэродром в синем комбинезоне, старых башмаках, каких не жалко, и кепке. Поднимаемся на две тысячи метров за самолётом П-5. Инструктор на переднем, я на заднем сиденьи. Бородин отцепляется, и после небольшой прямой слышу:
— Переворот, следи за моими движениями.
Держусь пальцами за ручку и легонько опираюсь ногами на педаль. Бородин прижимает планёр, набирает скорость, потом плавно берёт ручку на себя. Планёр задирает нос. Затем педаль уходит в крайнее отказное положение. Ш-5 вращается вокруг своей оси и, как только лётчик даёт обратную ногу, чётко выходит из пикирования, изменив направление полёта на 180 градусов. Ловко, красиво, увлекательно!
— Повторяем переворот ещё раз! — Ещё такой же переворот, и вот мы снова летим навстречу солнцу.
— Понял? Теперь делай сам! Высота 1800 метров. Разгоняю Ш-5, беру ручку на себя и, как только горизонт скрывается за серебристым носом кабины, нажимаю левую педаль до отказа. Планёр вращается. Вижу впереди землю, надо выходить из пике и давать обратную ногу. Но не тут-то было! При резком нажиме на педаль старый башмак застревает между какими-то предательскими деталями конструкции кабины Ш-5. Ослабляю нажим на правую половину педали и дёргаю левую ногу, пытаясь вырвать её из капкана. Трах! Подошва с треском отрывается и, по «закону вредности», прочно заклинивает ножное управление в крайнем отказном положении. Между тем Ш-5 про должает вращаться, проделывая какую-то новую фигуру высшего пилотажа вроде косого перемещающегося штопора. Помощь Бородина, решившего вмешаться и надавившего своей богатырской ногой на правую по даль, превращает злополучную подошву в гармошку.
Кое-как планёр выведен в горизонтальный полёт. Бородин кричит мне что-то, по-видимому, не очень лестное, но я плохо слышу его, так как, согнувшись вдвое и нырнув головой под приборную доску, спешно выколупываю остатки башмака из замысловатых тайников Ш-5. Наконец бренные останки подошвы и башмака летят за борт. Уф! Я облегчённо разгибаю спину, ставлю левую ногу в одном носке на педаль и кричу:
— Всё в порядке!
— Начинаем снова! — отвечает Бородин.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Воскресенье, 1 ноября 2009 года Новая сумка провизии, новая карта и последний апельсин
Воскресенье, 1 ноября 2009 года Новая сумка провизии, новая карта и последний апельсин Ну вот, у меня остался последний свежий фрукт. Я только что с наслаждением понюхала свой последний апельсин. Мне будет его так не хватать! Что касается еды – я сегодня впервые вытащила
Маяковскому («Саженный рост, фигура Геркулеса…»)
Маяковскому («Саженный рост, фигура Геркулеса…») В этой жизни помереть не трудно, Сделать жизнь значительно трудней!.. В. В. Маяковский Саженный рост, фигура Геркулеса, Размашистость и митинговый зык; И вот гремишь как ржавое железо, Чудовищно коверкая язык. И простоты
1934 год
1934 год Январь, 8, lundi [286] Я не знаю, почему так редко я пишу в дневнике. Может быть, ужасная бумага этой тетради отталкивает. Может быть, что другое.Вчера и сегодня была в Гидрологическом институте. Заполняла анкету. Нужно доставить кое-какие недостающие
Глава 2 Фигура речи
Глава 2 Фигура речи Посетитель президентского блога «матушка Татиана» сообщила, как она «очень рада тому, что вот уже год, как нашей многострадальной страной руководит такой замечательный православный
Фигура в районном масштабе
Фигура в районном масштабе Я не ставил своей задачей изображать Бориса Александровича Турганова, но, к сожалению, в этом рассказе без него никак не обойтись. Поэтому позвольте хотя бы мимоходом представить вам и его. Он, как я вам уже сообщал, председатель нашего
Король эфира, или Фигура, приближенная к Президенту
Король эфира, или Фигура, приближенная к Президенту В новом сезоне Галкин и Пугачева впервые объявились на публике 15 октября, когда пришли на день рождения Николая Баскова (ему исполнилось 30 лет). Отметим, что там же объявился и недоброжелатель Примадонны Иосиф Кобзон,
Знаковая фигура
Знаковая фигура У этого артиста честное, открытое лицо, как у политрука. И мы, замученные стереотипами советского кино, должны быть уверены, что во время войны такие, как он, должны были либо совершить подвиг, либо погибнуть при совершении оного. И даже трудно поверить, что
Противоречивая фигура
Противоречивая фигура Дал бы я Тебе ее в подарочек, Да — накладно будет — самому дорога! Так Васька Буслаев, которого автор называет «хвастливым», предлагает Богу Землю, «изукрашенную» Васькой, и тотчас отказывается делать этот щедрый подарок. Но ведь здесь очевидное
Глава 20 Таинственная фигура
Глава 20 Таинственная фигура Джордж Кеннан попросил свою дочь Джоан пригласить Светлану на завтрак к себе в дом в Принстоне. Это приглашение имело пугающие перспективы, поскольку все должно было держаться в тайне и, кроме Светланы, были приглашены и другие знаменитости,
Новая жизнь, новая работа и новые друзья
Новая жизнь, новая работа и новые друзья Вот мы и стали жить в двух наших роскошных комнатах в самом центре Ростова. Но жизнь сначала была очень скудной – денег катастрофически нехватало – я получал оклад ассистента. Думаю, что уровень жизни был примерно таким же как у
«Берия для меня и сегодня фигура неясная…»
«Берия для меня и сегодня фигура неясная…» – О вашем общении с Берией ходят легенды. Сегодня вы одна из немногих, кто знал этого человека еще в 30-х годах. Столько сейчас о нем понаписано всякого разного! Каким же он был, по-вашему, на самом деле?– Берия и для меня неясная
Ю. М. СТЕКЛОВ ИСТОРИЧЕСКАЯ ФИГУРА
Ю. М. СТЕКЛОВ ИСТОРИЧЕСКАЯ ФИГУРА Историческая фигура Ленина настолько колоссальна, что даже буржуазная пресса принуждена признать его одним из величайших деятелей человечества. Оперируя теми мерками, которые находятся в их распоряжении, буржуазные газеты сравнивают
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ НЕДОСТАТОЧНО АКАДЕМИЧЕСКАЯ ФИГУРА
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ НЕДОСТАТОЧНО АКАДЕМИЧЕСКАЯ ФИГУРА Одно время меня подвергали настоящей травле. Все, в ком пробуждался писательский зуд, считали своим долгом почесать об меня свои языки, так что я стал чем-то вроде домашнего задания для всех, кто начинал литературные