Тело мастера не боится

Тело мастера не боится

Фотохудожник Серж Головач: «Когда я предложил влюбленным обнажиться полностью, они испытали смятение»

Серж любит тех, кого снимает. Не оторвать взгляда от лица Джигарханяна: покоряет улыбка волшебника сквозь серебряные усы, полная блаженства. Взгляд полуоткрытых глаз отрешенно погружен внутрь, где дышит и блаженствует душа. Мрачноватый Шакуров с лицом философа, познавшего разлад с миром. Печальный Абдулов, словно читающий свою судьбу. Должно пройти время, чтобы мы смогли на этом последнем психологическом портрете Александра Гавриловича прочесть послание из вечности.

От Сержа исходит некая живительная энергия: невысокий, подвижный, даже какой-то молниеносный. Накануне нашей встречи он снимал Киркорова, выполняя задание своего журнала.

— Сережа, когда вы с ним впервые увиделись?

— С Филиппом познакомились в 2003 году: меня пригласили в телевизионную программу «Разум и чувства». Одним из ее рецензентов был Киркоров. Программа прошла в эфире. При встречах мы здоровались. А в прошлом году Филипп посетил мою выставку «сНАБИзм». А вчера меня пригласил женский журнал, чтобы я сделал несколько красивых портретов Киркорова. Съемки проходили в гламурном клубе «Сохо» — там красивые диваны, интерьеры, люстры… Филипп был контактен, много философствовал, говорил о том, что он сейчас находится в том возрасте, в каком была Алла, когда они познакомились. Повзрослев, оглядываясь на прошлое, Филипп обнаружил в себе иную точку зрения на их отношения.

— Вы делали панорамные портреты?

— Разные: и крупным планом лицо, и фигуру по пояс. Журнал, мой работодатель, заказал мне цветную съемку. Снимал я на цифровой аппарат. Филипп сразу увидел, что у нас получается, и убедился — все сделано профессионально. Мой принцип подчеркивать только достоинства.

— Сделали ли вы снимки в рост?

— У Филиппа огромный рост. Необходимо найти точку зрения, чтобы человек не выглядел Гулливером. Я этого достиг. Певец пришел на съемку загримированный, стильно одетый — все модно и дорого.

— Мизансцены придумывали вы?

— Мы в клуб приехали заранее, чтобы выбрать место съемок. Зашли и на кухню. Нас поразило декорирование блюд. На одной тарелке в окружении россыпи соли лежал раскаленный докрасна камень: гость сам положит ломтики мяса или рыбы на эту огненнодышащую диковину. Очень красивая придумка.

— Серж, а если знатный человек на съемках капризничает, вы терпите и мудро воплощаете задуманное?

— Я терпеливый, коммуникабельный. Но ведь у всех совершенно разные настроения. Не забыть съемку Сергея Александровича Соловьева, мной очень уважаемого кинорежиссера. Снимал я сюжет для одного мужского журнала. Приехали мы к нему в студию на Малой Бронной. Он чуть-чуть задержался. Вошел взволнованный, а на его голову сотрудницы сразу обрушили неприятную новость: за какие-то титры ему предписали платить дополнительно две тысячи евро, в то время как начальная цена равнялась двумстам. Соловьев пришел в ярость: «Почему? За что? Какую-то ять там нарисовали…» Мы подумали с ужасом, что наша съемка не состоится. Но, слава Богу, контакт все-таки возник.

Сергей Александрович увидел в моих руках панорамный пленочный аппарат. Замечательный режиссер тут же переключился, вспомнив, как в 90-м году летел в Токио, и японские таможенники конфисковали его русский аппарат «Горизонт». Он так и не знает, зачем им это было нужно. Соловьев заинтересовался моей пленочной камерой. И процесс пошел: мы стали снимать. Великий кинорежиссер, управляющий на съемочных площадках толпами людей, тут увлекся и был вполне мной «управляем».

Я объяснил, что хочу снимать его в лифтовой шахте. А дом был старый, где огромный двигатель находился не вверху, а внизу. Рядом с мотором и множеством тросов он оказался впервые. Наш кадр редкостный, вышел на славу, словно в руках у кинорежиссера «миров приводные ремни».

— Вы побывали гостем на недавнем Берлинском международном кинофестивале. Кто платил?

— Пригласившая меня секция документального кино Берлинского фестиваля оплатила мои перелеты и проживание в гостинице. Там показывали снятый в прошлом году документальный фильм «Восток — Запад». У меня в фильме всего семь с половиной минут. Роль небольшая — я снимал тогда панорамные снимки московской команды регби. Это понравилось и даже удивило иностранцев: оказывается, в России есть и красивые регбисты, и хорошие художники.

— А как вы были одеты в кадре?

— Регби снимали в реке, и все мы были в плавках.

— Вы накачали свои мышцы?

— Не особенно. Я нормальный пропорционально сложенный парень, отслуживший свой срок в армии, сначала в Орле, а потом возле Грузии, в полку связи. В те времена и студентов брали. Я из их числа. Институт закончил после армии.

— На каком языке общались с иностранцами?

— Со сцены — с переводчиком. А в быту — на английском.

По мнению специалистов, Головач раньше других русских фотомастеров воспел красоту мужского обнаженного тела. В 2002 году фотогалерист Оливье Серри в своей «ArtMenParis» рядом с работами французов, американцев выставил русских, в том числе и Сержа. В экспозиции — исключительно мужской портрет.

— Серри отобрал 13 моих фотографий, снятых еще в Хабаровске.

— Что же увлекло французского галериста в этих снимках?

— На Западе почему-то думают, что в России проживают одни крестьяне. Французы действительно удивились красоте наших мужчин. Я хотел показать именно красоту неизвестных мужчин, не моделей, не спортсменов. Их безупречные формы и природную пластику.

В 2006 году Оливье Серри устроил в Париже персональную выставку «Русские» Сержа Головача. Интерес к ней был огромен. На вернисаж пожаловали официальные лица, дипломаты, художники, легендарные свободомыслящие русские художники, десятки лет живущие в Париже.

— Я рада, что наши живописцы-классики Оскар Рабин и Валентина Кропивницкая пришли посмотреть на ваши работы: значит, они здоровы и еще выходят в свет.

— Они с огромным пониманием отнеслись к моим работам. Блестящие профессионалы и замечательные люди! Мне очень дорого их внимание. Они поблагодарили меня, что я привез своих «Русских» в Париж. К сожалению, не смог приехать на вернисаж из Нормандии близкий мне по духу художник Вильям Бруй. С ним я познакомился на его первой выставке в Москве. Мастерство этого художника уникально.

— Серж, в Москве, в галерее «Fine Art», вы поразили зрителей своим фотороманом одного дня, снятым под знаком «+» ВИЧ-инфекции. До сих пор перед глазами встают безупречно сложенные мужчины — тридцатитрехлетний Лео и его близкий друг двадцатитрехлетний Франсуа. Много дум и сомнений вызывает их любовь на краю возможной трагедии. Расскажите о них.

— Проект «+» символизирует любовь, ношу, бремя. Два молодых человека любят друг друга. Лео — носитель ВИЧ-инфекции. Это еще не СПИД, а вирусоносительство. Много лет он несет в себе этот опасный знак. Но держит себя в блестящей физической форме, принимает постоянную помощь врачей.

— Но в какой опасности находится танцовщик Франсуа! Что думают про эту связь их родные?

— Речь, конечно же, идет прежде всего о безопасном сексе. Они всеми средствами предохраняются. Мать и сестра Лео знают все подробности. Обе семьи полны добрых чувств к этой паре. Доказано, что этот вирус не передается ни через поцелуй, ни через рукопожатие, ни через еду и укус комара. Только через кровь. Защищенный секс дает надежду на гарантию.

— Ваши светописные кадры вызывают волну сочувствия к этим парням — так натренированы, пластичны и красивы их тела!

— Лео, любимец фотохудожников, старше и, конечно, достиг большего: он модель Пьера и Жиля. Это именно на их снимках, однажды представленных в московской галерее, я впервые увидел Лео. Он поразил меня своим совершенством, и я мечтал поработать с Лео и Франсуа, сделать свои снимки.

— Захотели соперничать?

— Ни в коем случае! Пьер и Жиль делают цветные картинки. Я — черно-белые. Они делают кадры вертикальные, я — панорамные. Это разный визуальный язык. Осознанно не вношу в снимки детали китча и гламура. Я реалист. Показываю конкретную ситуацию, реальную жизнь. Но, естественно, ее режиссирую, продумываю.

— Французские парни позволили вам снимать их обнаженными?

— При самых интимных встречах я не присутствовал.

— Но как важны касания!

— Еще бы! Их прикосновения, поцелуи есть на моих кадрах. Но не каждый может себе позволить целоваться в присутствии камер. На свадьбах молодожены при гостях целуются.

— Целуются Он и Она — это нормально. А любовь двух мужчин — нарушение нормы.

— В Париже, да и вообще во Франции, к этому привыкли. Там и на улице мужчины не стесняются целоваться. И женщины целуются, не замечая окружения.

— Как реагировали Лео и Франсуа, увидев на выставке свои изображения?

— Были в восторге. У Пьера и Жиля они никогда не снимались обнаженными — только по пояс. Когда я предложил им обнажиться полностью, они испытали некое смятение. Я объяснил, что это не будет грубо-эротично. Я их развел в разные стороны. В моих кадрах обнажение имеет драматургическое оправдание: важно показать открытость человека, его незащищенность.

— У ваших персонажей есть внутреннее родство, и художник вправе найти в этом свою идею красоты. Почему вы снимали сюжет в Нормандии?

— Там живет семья Лео.

— У вас была редкая возможность увидеть и отразить первозданный простор Нормандии. Он до сих пор как при Вильгельме Завоевателе. Вблизи Ла-Манша чувствуешь себя первобытным человеком. Сколько же пленок вы тогда сняли?

— В России проявил 16. Мы работали целый день. Куратор моей парижской выставки Сергей Дедюлин содействовал нашей дружбе с Лео и Франсуа. Устраивал наши встречи, помогал переводами. Это все бесценно! Раньше Дедюлин жил в Петербурге, теперь — в Париже. У меня, к сожалению, не было денег, чтобы полететь в Париж на эту свою выставку. Огромное спасибо жене французского посла — она перевезла мои фотографии в Париж. Там они очень востребованы!

— Любопытно, получает ли что-то от выставок автор?

— В каких-то галереях берут плату за вход. И что-то могут заплатить мастеру. Галерея «Fine Art» в Москве открыта бесплатно. Ни галерея, ни я на этом не зарабатываем. И в Париже на эту выставку вход был бесплатный. Это же не выставка-продажа, а социальный проект. Замечательно, что вы и «МК» поддерживаете социальную важность проекта под знаком «+» ВИЧ-инфекции. А вот на моей выставке «Русские» один французский искусствовед купил мою фотографию за 1200 евро. Мой фотогалерист отчислил мне 600 евро. Представляете, сколько зарабатывает искусствовед там, если запросто платит за фотографию такие деньги! К слову, фотографии продаются очень и очень редко.

— Сергей, о вас талантливо пишут искусствоведы, особенно Александр Шумов, ныне швейцарец. Он называет вас ярким художником. Признайтесь, вы все-таки учились живописи?

— Да, я закончил Биробиджанскую художественную школу: рисовал, лепил, изучал композицию, историю мировой культуры. Дальний Восток многое в меня заложил. Но для серьезного занятия живописью нужна студия и много чего еще. А вот фотография стала моим инструментом, который позволяет мне выразить свои мысли.

— А как получилось, что ваши фотографии были отмечены солидной премией в Японии?

— Просто не стеснялся участвовать в разных конкурсах. Отправил в Токио две работы на конкурс, сначала маленькие. Они были отобраны, и меня проинформировали. Я отпечатал большие и отправил в жюри конкурса.

— Как выглядит эта ваша премия?

— Хрустальный шар с гравировкой. В ней моя фамилия.

— Вы дальневосточник. Бывали в Поднебесной?

— Двадцать раз! С загранпаспортом садишься в автобус и без визы едешь в Китай. Мой любимейший город — Харбин. В 93-м я побывал в русском соборе Святой Софии. Но уже в 2002-м внутри храма, как в музее, под иконами висели таблички с иероглифами. И ни одной подписи на русском или хотя бы на английском. Вход в храм платный. Как меняются времена!

Родился Головач в Биробиджане — столице Еврейской автономной области. Он не еврей, там вообще на 60 тысяч жителей всего 996 евреев. Просто родители Сергея, по образованию инженеры, после института были направлены в этот небольшой город.

— В 69-м мои родители встретились, а в 70-м я появился на свет. Мама уже умерла. Папа живет в родном Хабаровске. Я выпускник Дальневосточной академии госслужбы.

— Когда увлеклись фотографией?

— На мой 13-й день рождения родители подарили мне элементарную «Смену». Я стал с азартом снимать людей. Люблю людей.

— А была ли девочка которую вы любили больше всех людей?

— В 15 лет на меня накатила влюбленность. Девочка тоже мне симпатизировала. И нам казалось, что мы совершаем что-то ужасное: целовались. Но потрясающие влюбленности нахлынули на меня в студенческие дни. Мы ходили в таежные походы, шастали по берегам рек. Представьте одну из величайших рек — Амур!

— Была я на берегу Амура, в Благовещенске. Полный восторг. Любопытно, почему вы стали Сержем? Вам нравится французское звучание вашего имени? Или вы специально укоротили Сергей, отбросив последний слог, совпадающий с громокипящим клубом?

— Уточню. Я обдумывал, куда мне уехать из Хабаровска. Проще — в Москву. Я же мечтал о Париже. Но для этого шага слишком много надо, больше всего — денег, которых у художника никогда нет. Зато есть охота что-то изменить в себе или хотя бы в имени — придать ему европейскую звучность и краткость. Так поступают японские художники на определенном этапе творчества. Марка Шагала по рождению звали Мойша. И короткий «Серж» как-то лег на мою возбужденную сущность. Корни у меня русские. Предполагаю, есть еще и гуранская ветвь во мне. Гураны — это славянские племена, породненные с маньчжурским населением. Видите: у моих глаз разрез чуть-чуть скошен по-тунгусски.

— Теперь из-за дороговизны вы не можете поехать к отцу в Хабаровск?

— Слава Богу, летаю ежегодно и не за свой счет: меня систематически приглашают судить разные конкурсы. Конкурс дизайнеров «Золотое лекало», «Мисс Дальний Восток».

— Пора бы и самому обзавестись семьей.

— Да я давно женат! Моя жена Виктория — моя муза. У нас двое детей: сын Вики от первого брака Данила и наша дочка Сонечка. Семья живет в Витебске. Два раза в месяц езжу к ним — от Москвы всего 500 верст. Сонечка родилась в Хабаровске, я присутствовал на родах. Фотографировал ее появление на свет.

— Ну какой хороший папочка Сержик!

— Пережил жуткий шок, наблюдая за страданиями Вики. 27 февраля Сонечке исполнилось 7 лет. Я купил куколку по имени Хлоя и съездил в Витебск ее поздравить. От куклы она пришла в восторг. Даниле уже 13. В Витебске большая трехкомнатная квартира. Мы ее купили. За эти деньги в Москве даже комнату в коммуналке не купить. Вика тоже профессиональный фотограф, работает на телевидении, снимает видео.

— Александр Шумов, наверное, из своего швейцарского далека перепутал вас с русским медведем: он называет вас «вальяжным и сибаритствующим». В его отличном знании русского не сомневаюсь; возможно, он чисто провокационно пристегнул к вам, «вальяжный», — то есть массивный, крепкий, толстый, чванливый. Просто ужас какой-то!

— Это не я, не я!

— А уж «сибаритствующий» — какая-то игра в несуществующие понятия. Кто такой нынче сибарит? Да живущий в роскоши и праздности бездельник. Подходит это к непоседе Головачу? Вы барственность можете себе позволить?

— Остаюсь гедонистом. Люблю жизнь.

— Для соответствия вы должны высшим благом считать наслаждение. А гедониста легко вывести из себя?

— Трудно. Но все-таки такое случается. Правда, я мудр и достаточно уравновешен.

— Заводной?

— Да, кипящий, бурлящий, лезущий в драку.

— Вы называете жену музой. На что она вас вдохновила?

— Однажды совершенно профессионально предложила: «Попробуй снимать голых мужиков».

— И какое впечатление на нее произвели ваши мужские «ню»?

— Они ей понравились, да и я сам пришел от них в восторг. Но в Хабаровске что мне было делать с этими потрясающими обнаженными античными фигурами? И я решил искать свой путь в столицах. Сейчас 7 моих фотографий есть в Государственном Русском музее; 30 — в Московском доме фотографии. У Зураба Церетели в Музее современного искусства — 13. Нынче все умеют фотографировать. Но искусство фотографии — это еще и психология, ты должен быть психологом, чтоб человек раскрылся.

— О вас говорят, что вы постигли тайну дизайна клубных одежд. А сами имеете вещи fashion-дизайн?

— Одеваюсь стильно, но не сторонник дорогих брендов. Не ношу. Предпочитаю дизайнерскую одежду русских, французских или немецких мастеров. Но чтобы это было не по бешеным ценам, достаточно демократично и скромно по деньгам. Но по стилю, может быть, даже вычурным. Люблю одеваться ярко. Вы заметили, я пришел к вам в белой шапке с искусственным белым дизайнерским зайчиком. Она стоит всего 800 рублей.

— Это очень дорого. Правда, шапочка подчеркивает ваше озорство. Скажите, господин художник, имеете ли вы возможность издать альбом своих фотографий?

— Сам я не могу найти деньги на его издание. К тому же в нашем обществе не выработана культура потребления фотографий и фотоальбомов. На Западе альбомы издаются многотысячными тиражами и раскупаются.

2008 г .

Данный текст является ознакомительным фрагментом.