Документ и материалы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Документ и материалы

ПИСЬМО М. Н. БЕРНЕСА

Министерство культуры СССР тов. Сидорову

В конце февраля или в начале марта мне позвонили из Областной филармонии с просьбой, чтобы я выступил на юбилее Ветеринарной академии.

Ввиду того, что я не выступаю в клубах, так как не имею собственного микрофона, от концерта я отказался.

Спустя два или три дня мне опять позвонил администратор и соединил меня с полковником — работником этой академии. Он настоятельно просил меня приехать хоть на пятнадцать минут, чтобы удовлетворить желание курсантов.

Он заверил меня, что микрофон в академии есть и что все условия для выступления будут обеспечены. Я согласился.

Приехав на место выступления, выяснилось, что микрофон не работает, рояль, находящийся на сцене, совершенно расстроен и для аккомпанемента не пригоден. Академия оказалась не военной, а гражданской. Все, что было сказано по телефону, оказалось сплошной ложью.

Зал был наполнен зрителями.

Обстановка была такова, что надо было бы немедленно уехать, не выступая, но все же я выступил: прочитал стихи и спел несколько песен (выступление было бесплатное).

Удивленный и возмущенный действиями Начальника клуба, я уехал.

М. Бернес.

7. V. — 1958 г.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ[13]

«Утверждаю»

Зам. прокурора города Москвы ст. советник юстиции Солонин

22 октября 1958 года город Москва

Старший следователь Прокуратуры города Москвы мл. советник юстиции Воронцов, рассмотрев материалы уголовного дела по обвинению БЕРНЕСА М. Н.,

установил:

19 сентября 1958 года следственным отделом Управления Внутренних Дел Исполкома Моссовета возбуждено уголовное дело против гр-на Бернеса.

30 сентября 1958 г. Бернесу было предъявлено обвинение по ст. 73 ч. 1, 74 ч. II и 143 ч. II.

В предъявленном обвинении Бернес виновным себя не признал (л. д. 56–57).

Следствием, проведенным по делу, установлено следующее:

11 сентября 1958 г. примерно в 14 час. 20 минут обвиняемый Бернес следовал на принадлежащей ему автомашине «Волга» черно-белого цвета № 330 888 по Чистопрудному бульвару от Кировских ворот, как видно из показаний свидетеля Аксенова — сотрудника ОРУДа — стоявшего в то время около трамвайной остановки «Чистопрудный бульвар», Бернес, следуя на своей машине, нарушил правила уличного движения, не остановив машину около трамвайной остановки в момент нахождения на ней трамвая при наличии знака «Остановка транспорта во время посадки и высадки обязательна». Свидетель Аксенов подал сигнал свистком, но машина не остановилась и проехала в направлении Покровских ворот.

В связи с тем, как показывает свидетель Аксенов, что лицо водителя было красным, он решил, что водитель пьян, и стал преследовать машину.

На попутной машине Аксенов доехал до перекрестка Старосадского пер. и ул. Б. Хмельницкого и подошел к остановившейся у перекрестка машине Бернеса.

Однако у следствия вызывают сомнения показания свидетеля Аксенова в части нарушения машиной, управляемой Бернесом, правил уличного движения около трамвайной остановки.

Так, свидетель Аксенов в своем показании категорически утверждает, что машина, которая нарушила правила уличного движения, была зеленого либо голубого цвета, также он утверждает, что рядом с водителем находился пассажир — женщина.

На следствии установлено, что машина, принадлежащая Бернесу, имеет цвет черно-белый, очень контрастный, и трудно предположить, чтобы сотрудник ОРУДа мог перепутать этот цвет.

Следствием также установлен и допрошен в качестве свидетеля пассажир, находившийся в машине, — Ларин{71}, кот. показал, что именно он в это время находился в качестве пассажира в машине Бернеса [и тот] подвозил его до Покровских ворот.

Как обвиняемый Бернес, так и свидетель Ларин утверждают, что нарушения правил уличного движения в районе трамвайной остановки не было.

Таким образом, не исключена возможность, что какая-то другая автомашина «Волга» совершила нарушение правил уличного движения, и свидетель Аксенов у Старосадского переулка, добросовестно заблуждаясь, задержал не ту машину, которая совершила нарушение правил уличного движения.

Это обстоятельство находит свое подтверждение и в показаниях свидетеля Аксенова, который признал, что преследуя автомашину «Волга», он в районе Покровских ворот терял из виду преследуемую им машину, в частности, он не видел, как из автомашины выходил пассажир, по его показаниям женщина, а фактически — свидетель Ларин.

В этом случае, в какой-то мере становится понятным дальнейшее поведение обвиняемого Бернеса. Он показал:

«Ко мне подошел сотрудник милиции и в грубой форме потребовал документы. Я объяснил ему, что никаких нарушений не делал, но он не хотел слушать и, кроме того, стал стучать железом[14] по машине. Она была только выкрашена. Меня это взорвало. Сейчас я понимаю, что поступил нехорошо, но тогда я разволновался».

Не предъявив документы работнику милиции и не подчинившись ему, обвиняемый Бернес поехал вперед по ул. Б. Хмельницкого.

Возле здания ЦК ВЛКСМ в машину Бернеса села свидетель Извицкая, которая проходила мимо, увидела машину и окликнула Бернеса.

В проезде Серова при выезде на пл. Дзержинского у перекрестка работник милиции Аксенов вторично догнал машину обвиняемого Бернеса. О дальнейших событиях обвиняемый Бернес показал:

«Работник милиции продолжал разговаривать со мной в грубой форме и сказал, что я пьян, в ответ я сказал, что он пьян, и чтобы прекратить его оскорбления и не понимая, почему он меня преследует, т. к. я не совершал какого-либо нарушения, я предложил поехать ему со мною в Управление милиции на Петровку, 38.

Я попросил его сесть в машину и поехать, но он стал издеваться надо мной. Считая, что он ведет себя неправильно, я решил ехать на Петровку, 38, где, как я считал, разберутся во всем. Когда я сказал, что поеду на Петровку, работник милиции встал на подножку автомашины и стал держаться за крышу и дверцу машины. Мы поехали. Проехали пл. Дзержинского, вниз по Театральному проезду, свернули на Неглинную ул., затем по Рахмановскому пер. на Петровку и доехали до перекрестка около мебельного магазина. Ехал я очень тихо и спокойно, неоднократно говорил Аксенову, чтобы он сел в машину, но он не хотел. Когда машина остановилась, Аксенов соскочил и вышел вперед. На его свистки собралась толпа и подошел офицер милиции, которому я отдал свои документы. Я попросил, чтобы меня и Аксенова направили на экспертизу, чтобы определить, кто из нас пьян, но офицер не согласился с этим».

По этому же поводу свидетель Аксенов показал:

«Вторично я решил остановить машину, вытащив ключи, поэтому я подошел к машине справа и открыл дверцу, где сидела пассажирка. Я полез за ключами и хотел их взять, но водитель не дал взять ключи и включил скорость, машина тронулась, а я остался на машине, стоя на подножке и держась руками за дверцу и за кузов. Водитель мне ничего не говорил, я же требовал, чтобы он остановил машину, но водитель вел машину вперед. Несколько раз он резко тормозил, как видно, хотел, чтобы я упал с машины. Так мы доехали до мебельного магазина на Петровке, где я соскочил с машины, вскоре подошел офицер милиции и получил документы от Бернеса».

Свидетель Извицкая в своем показании объяснила, что работник милиции вел себя очень грубо и что когда Бернес предложил ему сесть в машину и поехать в Управление милиции, не согласился с этим. Также она показала, что Бернес вел машину тихо и спокойно, без резкого торможения.

Показания свидетеля Аксенова о том, что обвиняемый Бернес подвергал его жизнь опасности, опровергается также показаниями свидетеля Алипова — работника милиции, стоявшего на посту в районе пл. Дзержинского. Он показал, что когда машина, управляемая Бернесом, проходила мимо него, он, увидев стоявшего на подножке Аксенова, дал свисток. Аксенов посмотрел на него, но ничего не сказал и не дал знак, чтобы ему помогли остановить машину Бернеса. Кроме того, Аксенов имел полную возможность сесть в автомашину, чего он не сделал.

Показания свидетеля Аксенова о том, что обвиняемый Бернес около мебельного магазина наезжал на него автомашиной, в результате чего у него имеются ссадины на ногах, не заслуживают доверия, т. к. медицинская экспертиза, установившая отдельные ссадины на голени свидетеля Аксенова, проводилась только 19 сентября 1958 г., а происшествие было 11 сентября 1958 г., поэтому нет оснований для категорического утверждения, что ссадины произошли в результате наезда автомашины, управляемой Бернесом.

Следовательно, показания свидетеля Аксенова, явившиеся основанием Аксенова для возбуждения настоящего уголовного дела, не являются бесспорными и достоверными и в значительной части опровергаются показаниями свидетелей Ларина, Извицкой и другими приведенными выше материалами следствия.

Таким образом, произведенным расследованием в действиях гр-на Бернеса не установлены признаки состава преступления, предусмотренного ст. ст. 74 ч. II, 73. ч. 1 и 143 ч. II УК РСФСР.

Однако, как установлено следствием, со стороны Бернеса имело место недостойное поведение, за что он привлечен к строгой партийной ответственности и привлекается к дисциплинарной ответственности.

В связи с изложенным, руководствуясь ст. 4 и 5 УПК РСФСР

ПОСТАНОВИЛ:

1. Уголовное преследование против Бернеса М. Н. дальнейшим производством прекратить.

2. Избранную в отношении Бернеса М. Н.: подписку о невыезде — отменить.

3. Предложить автоинспекции гор. Москвы обсудить вопрос о лишении водительских прав Бернеса М. Н. на определенный срок.

Старший следователь

Прокуратуры города Москвы ВОРОНЦОВ

«Согласен»

Начальник следственной части Прокуратуры г. Москвы — мл. советник юстиции БОРОВСКИЙ

25/X

Копия верна. Ст. следователь МГП ВОРОНЦОВ

ЗВЕЗДА НА «ВОЛГЕ» Фельетон

Пятилетний Вовка, крепко держась за мамину руку, возвращался из детского сада домой. Когда они переходили улицу, Вовка громко декламировал стихи, которые недавно выучил:

Свет зеленый впереди.

Не зевай, переходи!

И он с силой тянул маму за собой: — Пошли скорее!

А на следующем перекрестке Вовка остановился как вкопанный и говорил:

Загорелся красный свет.

Стой, прохожий, ходу нет!

И вдруг откуда-то вынырнула «Волга» и, несмотря на запрет, быстро пронеслась по улице. Люди шарахались от нее в стороны, машины резко тормозили.

— Наверное, этот дядя не учил стихотворения про три чудесных света, — сказал Вовка.

А дядя, сидевший за рулем «Волги», и в самом деле не только не учил этих стихов, но и никогда, видимо, не заглядывал в правила уличного движения. На полном ходу он прорвался сквозь толпу людей, перепугал прохожих, выходивших из трамвая.

Дальнейшие события развертывались как в захватывающем детективном романе. Инспектор ОРУД старшина Борис Аксенов вышел навстречу машине и жезлом приказал нарушителю остановиться. «Волга» ЭЗ 08–88 объехала инспектора и прибавила скорость. Старшина дал свисток, другой, третий. Он сел в первую проходившую машину и помчался в погоню. На улице Богдана Хмельницкого нарушитель остановился, чтобы высадить из машины свою спутницу. Здесь-то его и настиг старшина. Но владелец «Волги» с силой захлопнул дверцу и нажал на газ. Старшина успел схватиться за ручку. Десять метров тащила «Волга» за собой инспектора, а потом, освободившись от него, снова пустилась наутек.

В проезде Серова водитель остановился. Но не для того, чтобы подождать работника ОРУД, а посадить в машину уже поджидавшую его там новую попутчицу. Едва она уселась рядом с водителем, как «Волга» тотчас же рванулась вперед.

Но инспектору и в этот раз удалось догнать автохулигана. Открыв дверцу, Борис Аксенов вскочил на подножку и попытался вынуть ключ зажигания. Но водитель оттолкнул его и прибавил скорость. Разогнав машину, он несколько раз и без видимой надобности нажимал на тормоза, явно намереваясь сбросить инспектора на мостовую. Между тем машина промчалась по площади Дзержинского, выехала на Неглинную… Трудно сказать, чем бы это могло кончиться, если бы на Петровке путь «Волге» не преградил стоящий транспорт. Старшина стал впереди машины, предлагая водителю выйти из кабины.

— Прочь с дороги, а не то задавлю, — крикнул хозяин автомобиля.

И тотчас же свою угрозу подкрепил действием: ударил Аксенова передним буфером…

На место происшествия спешили прохожие, возмущенные диким поступком владельца машины.

— Мама, да ведь этого дяденьку показывали по телевизору, — воскликнул уже знакомый нам Вовка, появившийся с мамой на том самом перекрестке, куда только что припетляла «Волга».

— Не болтай глупости, — назидательно сказала мама, — хулиганов по телевизору не показывают.

— Нет, показывали, — упрямо протянул Вовка, — он еще пел песню про старого друга, с которым они оба виноваты.

— Да это как пить дать, — вздохнула какая-то древняя старуха, — завсегда так. Напьются с дружками, а потом безобразничают. Оба и виноваты.

Между тем инспектор с помощью прохожих вынул, наконец, из кабины упиравшегося водителя.

— Почему вы нарушили мою прогулку, — возмущенно заявил нарушитель порядка. — Я Марк Наумович!..

— Ну и что же? — сказал инспектор, отбирая права, и спокойно добавил: — Придете объясняться в 13-е отделение ОРУД, гражданин Бернес.

Собравшиеся возмутились еще больше. Послышались негодующие выкрики:

— Зазнался!

— Совсем совесть потерял!

Кинозвезда смекнул, что дело может кончиться плохо. Он помчался в ОРУД, принес извинение инспектору Аксенову и пожелал, чтобы на этом инцидент был исчерпан. Но, вопреки ожиданиям Марка Наумовича, водительских прав ему не вернули. Больше того, работники ОРУД решили впредь не допускать Бернеса к рулю: слишком наглым, возмутительным, даже преступным было его поведение на улице.

— Ах, так! Моего извинения вам мало! — снова перешел к угрозам кинозвезда. — Вам же самим будет хуже. Я пойду к начальнику ГАИ, к самому министру…

Кинозвезда бушевал. Он требовал к себе уважительного отношения, как к звезде первой величины. Марк Наумович претендовал на снисходительность в силу его особых заслуг перед советской кинематографией. Кроме того, он ссылался на свою пылкую любовь к автомобилизму. К кому же, как не к нему, владевшему уже шестью различными машинами, работники ОРУД и ГАИ должны питать особо нежные чувства?..

Но нам думается, что для кино- и иных «звезд» ни на московских, ни на ленинградских, ни на одесских перекрестках нет нужды изобретать какие-то особые, персональные светофоры. И совершать прогулки за рулем машины, подвергая опасности жизнь прохожих, не уважая наших порядков, непозволительно никому, даже Марку Наумовичу Бернесу.

А. СУКОНЦЕВ, И. ШАТУНОВСКИЙ

«КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»

17 сентября 1958 г.

В МОСКОВСКУЮ ГОРОДСКУЮ ПРОКУРАТУРУ

Узнав о том, что ведется следствие по делу Заслуженного артиста РСФСР М. Н. Бернеса, считаем необходимым обратиться с настоящим письмом.

Моральный облик М. Н. Бернеса во многом противоречит облику, нарисованному в фельетоне «Звезда на „Волге“».

Талантливый киноартист М. Бернес создал ряд замечательных образов в фильмах: «Человек с ружьем», «Истребители», «Два бойца», «Великий перелом», «Тарас Шевченко» и др.

Исполняемые им с эстрады песни оптимистичны, наполнены гражданским советским содержанием. Эти песни общеизвестны: «Если бы парни всей земли», «Эскадрилья „Нормандия-Неман“», «Вечерняя ленинградская», «Песня о Бухаресте», «Песня о Праге», «Это вам, романтики», «Любимый город», «Спят курганы темные», «Тучи над городом встали».

Образы, созданные М. Бернесом в искусстве, ни в коей мере не противоречат его поведению в быту. Он известен как скромный, честный человек. Недавно потеряв жену, с которой прожил двадцать пять лет, он один заботливо воспитывает пятилетнюю дочку. В последние годы он серьезно болен, но, тем не менее, много и упорно работает.

Не вдаваясь в существо инцидента, произошедшего с М. Н. Бернесом, мы считаем его не характерным для этого актера-коммуниста.

К. ВАНШЕНКИН, поэт, член Правления СП СССР Е. ВИНОКУРОВ, поэт, член Бюро Секции поэтов МО СП СССР

9 октября 1958 г.

В ПРОКУРАТУРУ г. МОСКВЫ

Уважаемые товарищи!

Нам стало известно, что в прокуратуру г. Москвы поступило дело, возбужденное против артиста М. Бернеса в связи с опубликованным в газете «Комсомольская правда» фельетоном «Звезда на „Волге“».

Мы, группа литераторов, членов Союза писателей СССР, знаем М. Бернеса на протяжении многих лет. Он нам известен как талантливый многогранный артист, серьезно и взыскательно относящийся к своему делу.

Мы не знаем случая, чтобы М. Бернес допустил в работе или быту какой-нибудь неэтичный поступок, нарушил нормы советской морали или правила социалистического общежития. М. Бернес — уважаемый в коллективе коммунист, хороший и чуткий товарищ, скромный человек, который своим трудом и поведением служит примером для артистической молодежи.

Мы сочли нужным написать вам об этом и очень просим вас учесть все вышеизложенное при разборе дела М. Бернеса.

Писатели: А. Арбузов, В. Бахнов, А. Галич, Я. Костюковский, Л. Ленч, С. Островой, Я. Хелемский, М. Червинский, А. Штейн.

10 октября 1958 г.

В МОСКОВСКУЮ ГОРОДСКУЮ ПРОКУРАТУРУ

Уважаемые товарищи!

Обращаюсь к вам с настоящим письмом в связи с делом Заслуженного артиста РСФСР М. Н. Бернеса.

Меня глубоко удивили факты, изложенные в фельетоне «Звезда на „Волге“»: мое представление об артисте Бернесе было совершенно противоположным. Не могу допустить, чтобы человек, обладающий большим актерским и человеческим обаянием, сердечностью и талантом, оказался вдруг злостным хулиганом. Я уверен, что происшествие, легшее в основу фельетона, явилось досадным недоразумением.

Дорогие товарищи! Надеюсь, что вы детально и объективно разберетесь в обстоятельствах дела и отметете то наносное и преувеличенное, что, как мне кажется, имело место в этой истории.

С уважением — С. МАРШАК

10 октября 1958 г.

В ПРОКУРАТУРУ г. МОСКВЫ

Я знаю Заслуженного артиста РСФСР М. Н. Бернеса не только как талантливого киноактера и пропагандиста советской массовой песни, но и как советского человека и гражданина.

М. Н. Бернес отличается честностью, принципиальностью и прямотой. Он лишен какого бы то ни было зазнайства. Я не раз был свидетелем его выступлений перед студенческой и рабочей аудиториями, выступлений бесплатных и всегда проходивших с настоящим успехом.

Я и мои товарищи писатели с огорчением узнали о случившемся с М. Бернесом автомобильном недоразумении. Не могу поверить, что все обстояло именно так, как это изложено в фельетоне т. т. Суконцева и Шатуновского.

От души надеюсь, что объективный разбор обстоятельств дела восстановит доброе имя хорошего советского артиста М. Н. Бернеса.

Ю. В. ТРИФОНОВ, писатель, лауреат Сталинской премии б/д (нач. октября 1958)

МВД РСФСР ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КЛУБ УПРАВЛЕНИЯ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ИСПОЛКОМА МОССОВЕТА

Неглинная, 13 13 октября 1958 г.

№ 2/154

В МОСКОВСКУЮ ГОРОДСКУЮ ПРОКУРАТУРУ

Центральный клуб УВД Исполкома Моссовета сообщает, что действительно Засл. артист РСФСР М. Н. Бернес неоднократно в порядке шефства выступал на вечерах работников УВД Исполкома Моссовета.

Зам. Начальника Центрального клуба УВД Исполкома Моссовета подполковник В. Чифанов[15] /ВИНОГРАДОВ/

Министерство культуры СССР

Управление по производству фильмов МОСКОВСКАЯ ОРДЕНА ЛЕНИНА КИНОСТУДИЯ «МОСФИЛЬМ»

ХАРАКТЕРИСТИКА на Заслуженного артиста РСФСР, лауреата Сталинской премии БЕРНЕСА Марка Наумовича.

Тов. БЕРНЕС Марк Наумович работает в системе кинематографа с 1934 года. За время работы в кино т. Бернес М. Н. сыграл более 25-ти ведущих ролей.

Обладая большим талантом и мастерством, он создал жизненно-правдивые и надолго запоминающиеся образы и внес большой вклад в советское киноискусство.

Кроме большой творческой работы, т. Бернес М. Н. принимал активное участие в общественной жизни. В разное время он являлся председателем Местного комитета, зам. секретаря парторганизации студии, членом Парткома «Мосфильма», председателем Товарищеского Суда, и в настоящее время является членом Художественного совета студии.

За участие в шефско-концертной деятельности имеет ряд благодарностей.

За выдающиеся успехи в развитии советской кинематографии награжден орденами «Знак Почета», «Красной Звезды», Почетной грамотой Верховного Совета Уз ССР. За участие в фильме «Ночной патруль» приказом министра МВД СССР т. Бернесу М. Н. объявлена благодарность и он награжден именными часами.

Тов. Бернес М. Н. дисциплинирован, не имел взысканий, выдержан.

На партийном собрании киностудии обсуждался фельетон «Звезда на „Волге“». За недостойное поведение т. Бернесу вынесен строгий выговор с занесением в личное дело.

Характеристика дана для представления в Московскую Городскую Прокуратуру.

Директор киностудии «Мосфильм» Л. АНТОНОВ

Секретарь Парткома В. АГЕЕВ

Председатель Фабкома Н. БУРОВ

Министерство культуры СССР

Главное управление по производству фильмов МОСКОВСКАЯ КИНОСТУДИЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ФИЛЬМОВ им. М. ГОРЬКОГО

№ 68 7 октября 1958 г.

В Прокуратуру гор. Москвы

ХАРАКТЕРИСТИКА

Марк Наумович Бернес связан с киностудией имени М. Горького на протяжении более пятнадцати лет. Образы, созданные артистом М. Н. Бернесом в фильмах: «Большая жизнь», «Они были первыми», «Море студеное», «Степное солнце», «Ночной патруль» отмечены большим мастерством.

Артиста М. Бернеса отличает очень добросовестное отношение к работе над фильмом. Высокая профессиональная и творческая дисциплина актера всегда способствовала успешной работе съемочных групп, где был занят М. Бернес.

За все годы деятельности М. Бернеса на нашей студии не было ни одного случая проявления им фактов недисциплинированности и разболтанности. Коллектив нашей студии знает М. Бернеса как человека морально выдержанного и непьющего.

За создание образа Огонька в фильме «Ночной патруль» артист М. Бернес приказом Министра Внутренних дел СССР получил благодарность и награжден именными часами.

Директор студии им. М. Горького БРИТИКОВ

Секретарь Партбюро ЦАРЕВСКИЙ

Председатель Фабкома ЛЕОНТЬЕВ

ПРОКУРОР г. Москвы

гр. Бернесу М. Н.

Москва, Садово-Сухаревская,

19/23 кв. 140

29 октября 1958 г.

Новокузнецкая ул., 27

На Ваше заявление по поводу формулировки постановления о прекращении уголовного преследования против Вас сообщаю, что в постановлении допущена неточность. Фразу о привлечении Вас к дисциплинарной ответственности следует понимать в том смысле, что Вы привлекаетесь к административной ответственности по линии Госавтоинспекции, о чем сказано в постановляющей части постановления.

Начальник Следственной части Прокуратуры города Москвы мл. советник юстиции БОРОВСКИЙ.

Казалось бы, на этом вся история пришла к своему завершению. Бернес наказывался только как автолюбитель, хотя было несправедливо и это! По большому счету, единственная вина, которую он мог чувствовать за собой, была его раздраженная реакция на поведение милиционера, на что он был спровоцирован преднамеренно. Поскольку совесть его была чиста, а инцидент после получения документов об итогах расследования казался исчерпанным, Бернес, судя по всему, не собирался приносить публичные извинения. Но не тут-то было. Запущенный «сверху» механизм этого дела требовал покаяния. Не прошло и месяца, как грянула новая гроза и уже вторично через рупор высшего печатного органа ЦК партии. 18 ноября 1958 года Бернес и его друзья читали в газете «Советская культура» следующий текст:

В коллегии Министерства культуры СССР

ДЕРЖАТЬ В ЧИСТОТЕ ЗВАНИЕ АРТИСТА

На днях состоялось заседание коллегии Министерства культуры СССР, обсудившее вопрос о недостойном поведении киноактера М. Бернеса, который в последнее время допускал поступки, не совместимые с высоким званием советского артиста.

Еще в марте 1958 года газета «Советская культура» опубликовала письмо группы работников завода «Динамо» им. С. М. Кирова под названием «Зрителей надо уважать», в котором сообщалось о недостойном поведении М. Бернеса на концерте в доме культуры этого завода.

17 сентября 1958 года газета «Комсомольская правда» в фельетоне А. Суконцева и И. Шатуновского «Звезда на „Волге“» сообщила о новых «похождениях» М. Бернеса. Грубо нарушив правила уличного движения за рулем своей автомашины, он оказал сопротивление инспектору ОРУД и пытался скрыться, но был задержан, а затем вел себя недопустимо, угрожая представителю ОРУД и спекулируя своими «особыми заслугами» перед советской кинематографией.

В погоне за «длинным рублем» при попустительстве концертных организаций М. Бернес стал чрезмерно увлекаться эстрадными выступлениями, не заботясь о качестве репертуара и художественном уровне исполнения. В 1958 году он выступил в 127 концертах.

Поступки М. Бернеса, граничащие с хулиганством, низкое качество его концертного исполнения и крайняя ограниченность репертуара вызвали законное и справедливое осуждение общественности — только в редакцию «Комсомольской правды» поступило свыше 300 писем по этому поводу.

Партийная организация Студии киноактера, рассматривавшая вопрос о недостойном поведении М. Бернеса, наложила на него строгое взыскание.

Коллегия Министерства культуры СССР в своем постановлении осудила поведение М. Бернеса, компрометирующее его как советского актера и гражданина, и предупредила, что при повторении подобных случаев министерством будет поставлен вопрос перед Президиумом Верховного Совета РСФСР о лишении его почетного звания заслуженного артиста РСФСР.

Коллегия отметила неправильное отношение М. Бернеса к критике в печати, выразившееся в том, что он до сих пор не выступил в газетах «Советская культура» и «Комсомольская правда» с оценкой своих поступков.

Кроме того, коллегия обратилась с просьбой к Оргкомитету Союза работников кинематографии СССР — принимать необходимые меры в случаях неэтичного поведения киноартистов, создавая обстановку нетерпимости к аморальным поступкам, порочащим высокое звание советских художников, а также обратила внимание киностудии «Мосфильм» на необходимость улучшения идейно-воспитательной работы среди творческого состава Студии киноактера.

Итак, М. Н. Бернесу недвусмысленно пригрозили продолжением расправы вплоть до лишения звания. Гордого народного любимца хотели поставить по стойке «смирно». Бернес не стал (да и мог ли в той обстановке?) отказываться соблюсти неукоснительное правило, установленное «системой». На следующий же день — 19 ноября 1958 года он предельно лаконично и сдержанно написал требуемое от него письмо (при этом прежде всего касаясь главных для него вопросов — творческих!).

В редакцию газеты «Комсомольская правда»

тов. АДЖУБЕЮ А. И.

Уважаемый товарищ Редактор!

Обращаюсь к Вам с просьбой напечатать на страницах Вашей газеты следующее письмо:

17 сентября в газетах «Правда» и «Комсомольская правда» появились статьи, в кот[оры]-х подвергается критике мой песенный репертуар и мое общественное поведение.

Я много пережил и передумал за эти месяцы.

Очень горько узнать, что в твоем творчестве не все было хорошо и правильно. Скажу прямо, мне давно следовало бы критически отнестись к моему исполнительскому творчеству. Как исполнитель я был обязан пересмотреть весь цикл исполняемых мною песен, в котором, наряду с хорошими песнями, прозвучали и песни невысокого уровня. Я должен был вместе с поэтом и композитором создать новые вещи, созвучные времени. Я этого не сделал и в этом моя ошибка.

Что касается моего общественного поведения, то возможно, что и были какие-то моменты, которые могли бы служить основанием для критики.

Фельетон есть фельетон — и в нем не обойдешься без стрел, весьма заостренных, но мне — как объекту этих стрел — известные литературные излишества т. т. Шатуновского и Суконцева принесли бесполезные обиды. Я был бы забывшимся человеком, потерявшим чувство реального, если бы безоговорочно не принял ничего.

Но не в этом дело. Главное состоит в том, что наш зритель взыскателен и строг. Он чутко реагирует на все легковесное и не прощает актеру, который на него работает, ни малейшего проявления нескромности.

Поэтому я хочу заверить читателей Вашей газеты, моих зрителей-слушателей, которым я посвятил всю свою жизнь, и мнение которых мне дороже всего, что ошибки будут исправлены и как в лучших своих работах, я все свои силы и способности отдам моему любимому делу.

М. Бернес, Заслуженный артист РСФСР

19. XI. 1958. г. Москва.

На этом письме с подписью М. Н. Бернеса начертана резолюция А. И. Аджубея: «т. Шатуновскому. Аджубей»{72}. Как видим, письмо было передано для ознакомления… одному из авторов пресловутого фельетона, построенного на сплошной лжи, которую Бернес деликатно называет «известными литературными излишествами». Просьба Бернеса не была удовлетворена — его письмо и не думали публиковать. Пришлось просить приема у Аджубея и повторять просьбу уже более твердо. Получив все заключения следственных органов, подтверждавшие его полную невиновность, он, естественно, хотел настоять на своем: восстановить свою общественную репутацию именно через ту газету, откуда, как он знал, прозвучал сигнал к его шельмованию. Потому что именно в молодежной «Комсомолке», с расчетом на большую доступность фельетонного жанра, его репутация была попрана, к тому же по затаенным личным мотивам.

В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»

Уважаемый товарищ Редактор!

Обращаюсь к Вам с просьбой напечатать на страницах Вашей газеты следующее письмо:

17 сентября в «Комсомольской правде» был опубликован фельетон «Звезда на „Волге“», в котором подвергалось критике мое общественное поведение. Я много пережил и передумал за эти месяцы. Я не могу принять безоговорочно все то, что написано обо мне в фельетоне. Как показала тщательная официальная проверка материалов, по которым написан фельетон, авторы его допустили известные литературные излишества.

Но не в этом дело. Я был бы зазнавшимся человеком, потерявшим чувство реального, если бы ничего не признал. Значит, в моем поведении было что-то неверно, коль скоро я дал повод для написания фельетона. Моя вина заключается в том, что на грубость и оскорбления со стороны работника ОРУДа я позволил себе ответить тем же. Считаю это своей досадной ошибкой.

Тридцать лет тому назад я начал свою самостоятельную жизнь с расклейки театральных афиш. И всем, что было мною затем сделано, я обязан своему народу, у которого я учился непрерывному творческому труду. Я всегда старался сохранить честь и достоинство советского артиста и никогда не претендовал на особое к себе отношение.

Поэтому я хочу заверить читателей «Комсомольской правды», моих зрителей-слушателей, которым я посвятил всю свою жизнь и мнение которых для меня дороже всего, что подобные ошибки повторяться не будут, что все свои силы и способности я отдам моему любимому делу.

М. Бернес. Заслуженный артист РСФСР, Лауреат Сталинской премии

8 декабря 1958 г.

Когда Бернес понял, что, защищая «честь мундира», редакция «Комсомольской правды» не будет публиковать его письма, он был вынужден писать в более высокие инстанции.

ЗАМЕСТИТЕЛЮ МИНИСТРА КУЛЬТУРЫ СССР тов. СУРИНУ В. Н.

Копия: Оргкомитету Союза работников Кинематографии СССР

от Бернеса М. Н.

В связи с обсуждением моего вопроса на Коллегии Министерства культуры СССР считаю нужным сообщить следующее:

1. Случай, происшедший на концерте в клубе завода «Динамо», подробно обсуждался на заседании Секции художественной кинематографии Союза работников кинематографии СССР, и в моем поведении ничего неправильного или предосудительного найдено не было.

2. Фельетон «Звезда на „Волге“», опубликованный в газете «Комсомольская правда», в основном не соответствует действительности, правила уличного движения я не нарушил. Работник милиции задержал меня по ошибке. Работника милиции за собой я не тащил (этого, кстати, не показал даже сам он). Машиной я т. Аксенова не ударил и никакими обращениями к начальнику ГАИ и Министру я никому не угрожал. Я не претендовал на снисходительность за особые заслуги перед советской кинематографией.

Шестью различными автомашинами я владел неодновременно, а на протяжении двадцати лет. Двусмысленный намек насчет моих спутниц, которых якобы я сажал и высаживал, опровергается хотя бы тем, что одна из моих «спутниц» была мужчиной (т. Ларин), а вторая спутница — мой товарищ по работе, которая, заметив случайно меня в машине, просила подвезти ее.

Все сказанное выше подтверждается Постановлением прокуратуры г. Москвы, текст которого прилагаю.

Единственная моя вина заключается в том, что я был не сдержан в объяснениях с работником милиции. Правда, это было вызвано грубостью и оскорблением в мой адрес, но последнее не является для меня оправданием. Свое поведение я считаю ошибочным и осуждаю себя.

3. Что касается относящегося ко мне абзаца в статье композитора Свиридова, опубликованной в «Правде», считаю нужным отметить следующее:

Песню из фильма «Два бойца» — «Шаланды, полные кефали» и из кинофильма «Ночной патруль» я с эстрады не пел. Я исполнял песни: «Тучи над городом встали» — автор текста и музыки Арманд, «Вечерняя Ленинградская» — Соловьев-Седой, Чуркин, «Темную ночь» — композитор Богословский, песню «О Праге» — чешский композитор Мацуорек, песню «О Бухаресте» — композитор Табачников, песню «Нормандия-Неман» — композитор Фрадкин, автор текста Долматовский, «Москвичи» — автор текста Винокуров, композитор Эшпай, «Если бы парни всей земли» — автор текста Долматовский, композитор Соловьев-Седой, песню о молодых целинниках «Романтики» — музыка Мокроусова, текст Хелемского, и песню «Я люблю тебя, жизнь» — слова Ваншенкина, музыка Колмановского. Большинство из них написано для меня, по моей инициативе и по моим темам.

Все эти песни я считаю хорошими, патриотическими, достойными того, чтобы их пропагандировать с эстрады. Сообщая все эти обстоятельства, я хочу сказать: я работал в искусстве 30 лет, всегда и всюду во всей своей работе, как актер кино и театра, я свято соблюдал честь советского искусства и никогда, нигде не получал упрека в недисциплинированности и недостойном поведении.

М. Бернес

Приводимая копия письма не имеет даты, но, судя по всему, ответом на него было молчание, что еще раз подтверждает неприязнь к любимому народом певцу со стороны чиновничьего аппарата. Итак, провокация, названная Юрием Трифоновым «автомобильным недоразумением», имела место 11 сентября 1958 года. 17 сентября — двойной залп по Бернесу газет ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ. Уже через день, 19 сентября, было возбуждено уголовное дело не очень ловким «исполнителем» этого высочайшего заказа милиционером Аксеновым. После молчания Министерства культуры 3 марта 1959 года Бернес пишет последнее нижеприводимое письмо, на этот раз уже самому министру культуры. Легко подсчитать, что вся эта история длилась почти полгода.

ПИСЬМО МИНИСТРУ КУЛЬТУРЫ СССР Е. А. ФУРЦЕВОЙ{73}

Уважаемая Екатерина Алексеевна, тяжелые обстоятельства заставляют меня обратиться к Вам. Я коммунист, актер, десятки лет работавший активно и отдавший всего себя советскому искусству, вот уже около полугода нахожусь в положении человека, общественно изолированного, зачумленного — иначе не скажешь. Вот почему я и решаюсь обратиться в ЦК КПСС, к Вам за помощью.

17 сентября 1958 года одновременно в «Правде» и «Комсомольской правде» были подвергнуты уничтожающему разгрому: весь мой песенный репертуар, качество его исполнения и мое общественное поведение. Фельетоном в «Комсомольской правде» я был выставлен перед общественностью как лицо уголовное. В статье композитора Свиридова в «Правде» я был обвинен в возрождении воровской романтики, представлен как образец пошлости и даже сравнен с белоэмигрантом Лещенко{74}.

Более двух десятков лет тому назад в фильме «Человек с ружьем» я сыграл роль комсомольца первых лет революции и спел ставшую широко известной песню: «Тучи над городом встали…». С тех пор в кино стали использовать мое умение по ходу роли исполнять по-своему патриотическую песню. Так, с экрана пошли в народ напетые мною песни: «Любимый город», «Темная ночь» и другие.

Я создавал образы современников — молодых рабочих, летчиков, солдат, интеллигентов, а в последнее время — образы коммунистов старшего поколения (фильмы: «Школа мужества» и «Они были первыми»).

Как артист кино, я стал выступать и на эстраде, считая свои выступления не столько «вокальными», сколько пропагандистскими. Я пел песни о борьбе за мир («Эскадрилья „Нормандия“», «Если бы парни всей земли»), о целине («Романтики»), о героической комсомольской юности («Москвичи» и «Вечерняя ленинградская») и много других жизнеутверждающих песен. Песни эти были созданы нашими лучшими поэтами и композиторами по мною предложенным темам и по моей инициативе. Так у меня возникла творческая дружба с Мокроусовым, Долматовским, Соловьевым-Седым, Ваншенкиным, Винокуровым, Эшпаем, Хелемским и другими.

Трезво оценивая свои исполнительские возможности, я, естественно, никогда не претендовал на звание певца-вокалиста. Больше того: ни один из слушателей и зрителей, идя на мое выступление, не ждал от меня «чистого вокала». Этого требует от меня лишь небольшая группа музыкальных теоретиков. Тем не менее, я берусь утверждать, что жанр, в котором я работал (в данном случае я говорю не только о себе), — этот жанр обладает большой силой проникновения, доходчивости и любим народом.

16 лет тому назад в фильме «Два бойца» я сыграл роль солдата, которому режиссер вложил в уста песенку «Шаланды». Недавно в фильме «Ночной патруль», по ходу роли, мне довелось исполнить песню о Родине, вложенную в уста вора, раскаявшегося и вернувшегося на Родину. Эти две песни и явились основанием для объявления меня пошляком, возродившим воровскую романтику. Был очернен и весь мой остальной репертуар, в том числе и созданная по моей теме песня «Если бы парни всей земли», за которую сейчас композитор Соловьев-Седой представлен голосованием на соискание Ленинской премии.

По материалам фельетона «Комсомольской правды» я был привлечен к уголовной ответственности. Следствие, проведенное прокуратурой, установило, что факты, легшие в основу фельетона, не соответствуют действительности. Однако опровержение в «Комсомольской правде» не было напечатано.

Мое «Дело» обсуждалось на Коллегии Министерства культуры СССР. Меня обвиняли в том, что я своими песнями нанес вред советскому народу, обозвали хулиганом. Кроме того, я был обвинен в стяжательстве, хотя документы свидетельствовали о том, что мой среднемесячный заработок строго соответствовал ставкам для артистов моей категории, т. е. не превышал 3000 рублей в месяц. Не ограничившись жесткой проработкой на Коллегии, угрозами, оскорблениями, грубыми окриками — Министерство культуры опубликовало третью статью о «преступнике Бернесе» — на этот раз в газете «Советская культура».

И вот я — коммунист, за тридцать три года актерской деятельности не имевший ни одного взыскания, выполнявший выборные партийные и общественные работы, неоднократно награждавшийся Правительством, к пятидесяти годам тяжело больной, — отвергнут повсеместно, незаслуженно предан бойкоту. Я живу не свойственной мне жизнью человека, не участвующего в такое время в общественной и творческой жизни страны.

Многие люди склонны объяснять мои несчастья последнего времени тем обстоятельством, что 16-го апреля 1958 года, выступая в Лужниках на концерте, посвященном XIII съезду Комсомола, я проявил неуважение к тринадцати тысячам комсомольцев, не ответив песнями на их бурные аплодисменты. На самом деле, я был строго предупрежден заранее, что кроме двух утвержденных в программе песен я петь ничего не имею права. Кроме того, когда необходимость спеть третью песню была очевидна, и я на этом настаивал, ответственные за концерт товарищи еще раз предупредили меня, что… «за изменение программы правительственного концерта…» я понесу строгое наказание.

В дни работы XXI съезда КПСС в Москве проходили вечера артистов кино. Я получил приглашение от художественного руководителя ВГКО Н. А. Казанцевой выступить на одном из таких вечеров. С понятной радостью я принял это приглашение. Однако на другой день мне из ВГКО сообщили, что мое выступление снято по распоряжению т. Вартаньяна, так как есть, как он выразился, «негласное указание» Министра культуры СССР, запрещающее занимать меня в концертах. Можно предположить, что такое «негласное указание» дано на радио, телевидение, грамзапись и даже в кинематограф, где я числюсь в штате.

Уважаемая Екатерина Алексеевна!

Все это и многое другое сократило мою жизнь на несколько лет. Как всякий человек, я имею недостатки, быть может, совершал ошибки. Мне необходимо понять истинные причины моего творческого и морального уничтожения. Находиться в таком состоянии невыносимо тяжело.

Я честно рассказал Вам обо всем, что может вместить короткое письмо. Моя просьба состоит в том, чтобы мне была дана возможность трудиться в меру моих сил на пользу родному искусству. Я очень Вас прошу найти для себя возможность поговорить со мной.

С уважением

М. Бернес

3 марта 1959 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.