XV. «МАМОНОВ И АЛЕКСЕЙ». СОЗДАНИЕ ВТОРОГО СОСТАВА

XV. «МАМОНОВ И АЛЕКСЕЙ». СОЗДАНИЕ ВТОРОГО СОСТАВА

С начала 90-х годов в истории братьев Мамоновых наступил сложный, неоднозначный период. В течение первых четырех лет нишу уничтоженной марки «Звуков Му» так или иначе занимал проект «Мамонов и Алексей». Наиболее революционным здесь был визуальный ряд: Петр Николаевич стремился к радикальному преображению сценического пространства и насыщению его всевозможными техническими эффектами. «Мамонову было тесно и скучно в рамках рок-н-ролла да и музыки вообще, – вспоминала позднее его жена Ольга. – Каждая его песня была музыкальным спектаклем, и постепенно его концертная программа стала мутировать в театрализованное шоу».

По замыслу Петра Николаевича, сцену с белым кабинетом в центре требовалось разгородить огромными полотнами белой ткани, и по этой сцене, как живые, должны были прыгать стулья. А тем временем вокруг распадался Советский Союз, в стране с прилавков исчезал хлеб… Здесь Оля Мамонова проявила форменный героизм: она по блату добыла простынную ткань, собственноручно сшила из нее декорации, а в ситуации со стульями поистине превзошла себя. На помойке она отыскала пустые трубы (под размер ножек стульев), а затем в эти трубы вставлялись пружины, вынесенные с авиационного завода. И стулья запрыгали, шоу удалось.

Сложнее обстояли дела с музыкальной составляющей проекта. Поначалу вместе с Петром Николаевичем и Лёликом на концертах выступал возрожденный из пепла Михаил Жуков, который на первых порах привлекал к делу двух своих учеников-перкуссионистов: вместе они наигрывали интереснейшие разветвленно-стрекочущие ритмические рисунки поверх записанной братьями на фонограмму ритм-секции. Все звучало очень изысканно, одухотворенно и неконкретно. Потом ученики отвалились, и терпеливый Жуков остался рядом с пионерами ансамбля один. Потом отпал и он, вновь показавшись отцам-основателям слишком джазовым. В метафизическом воздухе проекта пахло смертоносной самосозерцательностью. Петр Николаевич понял, что без живой «рокерской» ритм-секции не обойтись.

Появилась она в 1992 году. На бас-гитару был приглашен один из самых блестящих мастеров четырех струн России, древний приятель Мамонова с Липницким еще по тусовкам 70-х Евгений Казанцев (экс-«Карнавал», «Рецитал», «Рок-ателье», «СВ» идр.). Строго говоря, Мамонов звал его в группу еще двумя годами ранее, но поначалу Женя не хотел «подсиживать» старого друга Сашу. Пил и курил новый басист много, оттого и весил тогда всего 36 кг … На барабанах поначалу нарисовался ударник-виртуоз из раннего «Альянса» Юрий «Хэн» Кистенев. Репетиции на этом этапе проходили в подвале близ московской станции метро «Студенческая», альтруистично предоставленном группе симпатизирующим ее творчеству книгоиздателем Виталием Савенковым. Роль звукооператора продолжал выполнять заметно возмужавший Антон Марчук.

«В 1991 году у Мамонова появилась своя студия, в ней стоял аппарат, подаренный Брайаном Ино, – вспоминал в интервью журналу «Шоу-Мастер» Олег Коврига, героически взявший на себя в ту пору административные функции по проекту. – Нашелся спонсор – Виталий Савенков, у которого было издательство „Ренессанс“ (кстати, он первым издал книгу „Москва–Петушки“). Очень хороший человек… Так возникло „Отделение Мамонов“. И я включился в работу студии. Была идея создать что-то вроде Tabla Motown. Такая негритянская студия с кучей народа, где все тусовались, играли и записывались вместе – жизнь кипела, атмосфера там была замечательная! Мамонов хотел сделать что-то подобное, записывать молодых музыкантов, не только себя… Но поскольку характер у Петра Николаевича сложный, вместо Tabla Motown постепенно это стало превращаться в его берлогу… Единственное, что мы там успели записать – альбом Рады „Графика“, который был выпущен несколько лет спустя на „Solyd Records“. Записали в качестве моей зарплаты. Студия просуществовала несколько лет и начала разваливаться. Ятогда ушел первый…»

Ритм-секция Казанцев/Хэн казалась чуть ли не лучшей в России, но тут повторилась роковая история а-ля Фагот: Кистенева пригласил в свои ряды только что сформированный супер-пупер «Моральный кодекс». Понуро уходя туда, Юрий Сергеевич напоследок благородно рекомендовал в проект на свое место львовского барабанщика Андрея Надольского, уже имевшего стаж выступлений в составе столичного «Мегаполиса». «Когда он впервые появился, – вспоминает Лёлик, – в его игре сразу промелькнуло что-то, из чего показалось: наш барабанщик. Хороший парень, свой, мягчайший, очень добрый. И при этом более роковый, чем Павлов. Весь в музыке, поглощен ей полностью. А Леша больше играл в то, что он барабанщик: для него то, чем он занимался, скорее было шоу».

Научившийся хорошо и интересно владеть электрогитарой, Лёлик видел в новой ритм-секции сплошные плюсы: мол, базис ансамбля стал прочным и надежным, позволяя играть намного свободнее. Мамонов вообще был в полном восторге: усилиями Казанцева в музыке группы появилась та самая «стена звука», которой ему так недоставало ранее. Про самого Казанцева Петр Николаевич сказал: «Впервые к нам пришел человек, мне равный» . Порой после концертов два старых мастера стояли, обнявшись, в гримерке, и из глаз у них текли счастливые слезы… Но вот парадокс: Мамонов разваливал канонический состав группы, чтобы, по его словам, отойти от набившей оскомину песенной структуры в сторону эксперимента, непредсказуемости. А когда они с Лёликом вынужденно привлекли Казанцева & Надольского, получился гитарный инди-мейнстрим, куда менее шизофренически-самобытный, чем, скажем, сюрреалистические «Звуки Му» образца 1986 года.

«Я думаю, Петя в то время хотел сдвинуться в сторону, так сказать, настоящей рок-музыки,– комментирует Паша Хотин. – На первый взгляд, Казанцев для этого подходил. Но та школа, на которой он был воспитан, не делала его среди музыкантов „Звуков Му“ самым подходящим. Липницкий вписывался гораздо лучше, чем Казанцев! Функционально Саша играл те „коряги“, которые создавали странный, непредсказуемый свинг. Старался играть то, что они придумывали с Петром, но со своей манерой: такая интеллигентность, смешанная с дикостью, музыкальной необразованностью, отсутствие умничанья… „Звуки Му“ в 80-е отличались модностью. А с Казанцевым они ушли в некий роковый мейнстрим, хотя и свой, самобытный. Но магия времени, которая наполняла „Звуки Му“ в 80-е, уже ушла».