Глава 8 В поисках самоопределения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

В поисках самоопределения

В конце лета 1973 года Стив вернулся в область залива Сан-Франциско. Он жил с соседом в доме в конце бульвара Скайлайн, двухполосного шоссе, которое прорезало идеальную холмистую линию между горами и небом. Стив подобрал прекрасное место с огромной террасой, сделанной из красного дерева и окруженной старинными деревьями. Я навещала его в этой хижине, добираясь автостопом до горы на 84-й авеню, выбирая в качестве попутчиков исключительно грузовые автомобили класса «пикап», чтобы сидеть в кузове на открытом воздухе и любоваться прекрасным видом, пока водитель взбирался вверх по горной дороге.

Наши отношения были сложными. Я не могла их порвать и не могла полностью им отдаться. Стив стоял перед той же дилеммой. В один вечер, когда хижина была в его полном распоряжении, он позвал меня провести там с ним ночь. Мы спали в обнимку на открытой веранде, на подогревающейся кровати с водяным матрацем, что в те дни было своего рода немыслимым чудом. Таковым оно, возможно, является и сегодня. В глубокой тишине ночи, под кронами вечнозеленых растений, при этом под защитой веранды и с удобством теплой кровати… Лучше быть просто не могло. Если бы мы это тогда осознавали.

Утром, когда мы проснулись, воздух был наполнен веселым щебетом птиц. Стив играл на гитаре песню Кэта Стивенса «Morning Has Broken», пока мы делали завтрак и болтали о пустяках. Затем заявился друг соседа Стива по комнате. «Боже мой, – воскликнул он, – да этот дом полон любви!» Заявление вполне себе в духе 1970-х годов. Однако, по правде говоря, я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь произносил даже что-либо отдаленно похожее на эту фразу. Его реплика поразила меня. Как кто-то может замечать такую вещь, которую я оказалась не в состоянии увидеть? Однако, когда я посмотрела вокруг, я поняла, что незнакомец прав: дом светился и сиял нашей любовью. Я была поражена силой и простотой любви между нами. Стив знал это с самого начала. Я единственная не осознавала, чем мы обладаем.

Были и другие случаи, в другое время, в других местах, когда люди замечали любовь между мной и Стивом. Они очень ясно высказывались по этому поводу, и я была озадачена тем, что другие видят то, чего не вижу я. Подростки часто живут в беспорядочном состоянии проб и ошибок, и они нуждаются в подсказках и наставлениях со стороны людей, обладающих опытом. Мне понадобилось некоторое время, чтобы осознать это, однако с той поры не было ни единого раза, чтобы я не выступала наставником по крайней мере одного молодого человека. Осознав, как много я упускала из виду, когда нуждалась в понимании любви, теперь я чувствую себя обязанной помочь другим уменьшить время, которое они тратят на нелепые, ненужные проблемы.

* * *

Стив мог бы провести прекрасное лето в своей хижине, однако оно не стало беззаботным по одной простой причине: Стив по натуре своего характера не был беззаботным. «Мне уже девятнадцать, и я все еще не знаю, что я должен делать», – говорил он, волнуясь из-за отсутствия у себя представления о своем будущем. Я была отчасти шокирована данным заявлением и поражена. Мне стало интересно, должны ли мужчины более серьезно относиться к вопросу своего будущего, поскольку, для сравнения, я просто наслаждалась жизнью и абсолютно не волновалась, хотя не имела ни малейшего представления, чем собираюсь заниматься. «С чего ты вообще решил, что ты должен знать так много в свои 19?» – спросила я Стива. На его лице появилась пантомима отчаяния. Не желая или не стремясь рассказать мне, в чем суть проблемы, он вскинул руки в воздух в порыве крайнего разочарования. Он просто не хотел использовать слова. И в этой тишине я задалась вопросом, под каким давлением находится Стив. Теперь я понимаю, что он был одновременно смущен и встревожен тем, что его будущее все еще не началось. Я думаю, что он также беспокоился из-за того, что мог его упустить. В конце концов, он думал, что умрет в 42 года, так что понятно, почему он не мог тратить свое время впустую.

После того как Стив решил бросить учебу в колледже и перед тем, как отправился в Индию, в его жизни началась длинная фаза самоопределения. Он был американским юношей, который искал путь, чтобы добраться до огромного потенциала, скрытого внутри него. Его переполняли надежды и отчаяние, стремление двигаться вперед и желание сдаться, жизнерадостность и опустошение. Он не гнушался ничего. Следуя интуиции и здравому смыслу, Стив путешествовал на попутках между Орегоном и областью залива Сан-Франциско. Он работал. Он собирал новые идеи. Он встречал новых людей и оставался на связи со старыми. Иногда он снимал комнату. Он находил меня, когда чувствовал необходимость. Он являл собой пример движения от великого к смешному и обратно, пока в один день из маленьких кусочков не начала складываться общая картина. Позднее, на моем третьем десятке лет, когда я испытывала серьезные трудности, Стив разозлился на меня. «Слушай, – сказал он. – Если у тебя проблемы, ты должна искать пути их решения. Прорабатывать каждый возможный вариант до тех пор, пока не найдешь его!» Ох, если бы у него было право давать мне такие советы.

Много раз в ходе своих скитаний Стив объявлялся как гром среди ясного неба, чтобы сказать мне, что он в городе и что он хочет мне что-то показать. Все началось с губной гармоники, которую он хранил в карманах или в рюкзаке. Я думаю, что он учился на ней играть во время поездок автостопом. Затем он пытался заставить меня разглядывать огонь свечей, как будто в нем были скрыты послания от высших сил. Затем он показал мне, как использовать Книгу Перемен, сначала с помощью монеток, а затем палочек тысячелистника, предлагая собственные трактовки шестиугольных комбинаций, которые у нас получались. Стив объяснил мне новый вид мышления, основанный на древней мудрости и воле случая. Это знание было интуитивно доступно, однако мне понадобилось определенное количество времени, чтобы понять, что потенциал момента можно прочесть, бросив несколько монет. Книга Перемен действительно изменила мое понимание времени. Я использовала ее в течение многих лет.

Примерно в тот же период Стив познакомил меня с Джорджией, женщиной сорока с небольшим лет из Сан-Франциско. Своим великодушием и энергичностью она напоминала мне Мод из фильма «Гарольд и Мод». Стив вместе с ней работал над основанной на цветах системе терапии, которую она изобрела для излечения душевных травм, полученных в прошлом. Он наполовину закончил свою часть, когда попросил меня также поработать вместе с ней. Вскоре я узнала, что в прошлом она была коллегой и девушкой Вернера Эрхарда из ЭСТ-тренинга. ЭСТ представлял собой систему психологических тренингов, направленных на личностный рост. Занятия проходили в форме семинаров по выходным. Начало их проведению было положено в 70-е годы. Люди должны взять на себя ответственность за собственные жизни – таковым весьма агрессивным призывом они сопровождались. С тех пор эта тренинговая система немного изменилась, и после того, как она несколько раз переименовывалась, теперь она называется «Форум». Как Стив впервые наткнулся на Джорджию – я не знаю.

Мы начали сеанс с семью листами цветной бумаги – красной, синей, желтой, коричневой, фиолетовой, зеленой, оранжевой – и одним большим белым листом, который в два раза превосходил все остальные размером. Он был предназначен для ведения записей в рамках сеанса. Затем мы вырезали изображения из журналов и прикрепляли их на цветную бумагу, которую выбирали сами. Стив и я по большей части вырезали изображения из архивных изданий National Geographic, которые покупали в магазинчике, занимающемся сбытом старых вещей в Пало-Альто. В самом начале процесса мы не понимали, что значат цвета, размеры и изображения. Мы просто собирали приглянувшиеся нам картинки и приклеивали их к цвету, который казался нам подходящим. Когда мы завершали этот процесс, Джорджия опрашивала нас, делая пометки о наших мыслях и объяснениях нашего выбора и того, какой смысл мы в него вкладываем. Затем завеса тайны спала, и она расшифровала, что мы сделали, чтобы мы смогли увидеть наши проблемы и начать работать над их преодолением.

Я помню большинство своих изображений и два Стива. Его лучшим было аккуратно вырезанное, раскрашенное вручную фото каменного рельефа с изображением египетского бога Интуиции. Он поместил картинку на кусок оранжевой бумаги, где от него исходил небесный свет. Это было изумительно, и мы все втроем испытывали благоговейный трепет, поскольку не сомневались, что если когда-либо какой-либо бог станет следить за судьбой Стива, то это будет египетский бог Интуиции. Стив всегда наклеивал на цветную бумажку лишь одно изображение, что служило подтверждением его минималистского чувства эстетики. Мы оба знали, что оно было исключительным, и он торжествовал по этому поводу. Мне нравилось его осознание собственного превосходства в сфере дизайна, однако я была немного озадачена его чувством соперничества.

То время, которое я провела с Джорджией, привнесло новое осознание в мое мышление. Она сказала мне: «Я чувствую, у тебя есть огромная способность любить». Это замечание было похоже на потрясающее перерождение после тех ужасных методов, с помощью которых моя мать общалась со мной. Джорджия ценила меня и помогала мне ценить саму себя. Однако в конечном итоге она заболела, и я так и не закончила ее программу. Позднее, после того как я забеременела Лизой, я, зареванная, позвонила Джорджии, и именно тогда она рассказала мне, что Стив сидел у нее долгими часами, безутешный из-за того, что я его недостаточно люблю.

Когда я познакомилась с Джорджией, она уже была больна, и со временем ее непонятная болезнь лишь прогрессировала. Однажды она сказала нам, что Вернер Эрхард крал ее творческую энергию и из-за этого она болеет. Я понятия не имела, как ко всему этому относиться – очевидному и тем не менее абсолютно выходящему за пределы моего понимания. Однако мысль о том, что это все-таки возможно, не покидала меня. Конечно, это было ужасно, но в то же время крайне волнительно, потому что у меня фактически впервые появилась возможность взглянуть на ситуацию с совершенно иной, до того момента неведомой для меня стороны. В общем и целом Джорджия помогла поднять мою самооценку, и именно она научила меня использовать систему цветов в качестве механизма для преобразования. На протяжении последующих лет я освоила и многие другие методики.

* * *

Мало-помалу мы со Стивом отдалялись друг от друга. Однако мы были не в состоянии взять и поставить точку в наших отношениях. Мы никогда не говорили о том, чтобы расстаться или пойти различными путями, у нас не было диалога, в ходе которого один из нас бы произнес, что все кончено. Я думаю, что мы просто не знали, как поставить точку. Позднее Стив шутил по поводу нашего расставания, говоря людям: «Я знал, что нашим отношениям конец, когда она купила спальный мешок, который не подцеплялся к моему». Это было в его стиле – найти какое-то шуточное объяснение ситуации. Однако, с моей точки зрения, его оценка не полностью соответствовала истине.

Я помню иной поворотный момент в наших отношениях, а именно драматическую ситуацию, которая разыгралась ближе к концу дня в августе 1973-го, когда Стив все еще жил на Скайлайн. Мой отец, моя маленькая сестра и я подвозили Стива домой. Когда мы добрались до вершины горы, чтобы высадить его, Стив вышел из машины и схватился за живот, как будто испытывая сильную боль. Однако он выглядел так, словно ступил на заброшенную бесхозную землю. То, что я видела, можно было бы назвать забавным из-за исключительной драматичности, если бы это не происходило на самом деле. Он даже не смог попрощаться. Он вертелся на своих длинных, тонких ногах и переминался с одной ступни на другую, пока его неуклюжее тело двигалось в сторону хижины, как ковбой, которого только что подстрелили. Я смотрела, пытаясь понять, что происходит. Я взглянула на отца и сестру, которые тоже находились в недоумении. Ранила ли я его? Имело ли место какое-нибудь недопонимание? Позднее я задавалась вопросом: не было ли вызвано его чувство сильного одиночества и изоляции моим пребыванием с моей семьей?

После этого дня мы все больше отдалялись друг от друга. Он более не стремился встречаться со мной так часто, и наши пути не пересекались. Я не знаю, чем он занимался все это время, потому что была занята, учась в школе и работая в кафе. Однако благодаря тому, что я видела его так редко, мне удалось лучше понять те перемены, которые он переживал. Однажды он позвонил мне и спросил, не хочу ли я прогуляться. Я не видела его некоторое время и не знала, что он вернулся в дом своих родителей. Я поехала в Лос-Альтос и зашла к нему. Он сидел на полу в своей спальне, играл на гитаре и пел. Теперь я понимаю, что он специально подготовился, чтобы произвести эффект. И это ему успешно удалось. Он держал в руках великолепную гитару с широким ремнем из декоративной ткани, на его шее висел амулет с прикрепленной к нему губной гармошкой. Он посмотрел на меня, в его глазах была мистическая глубина. В тот раз он целиком и полностью позиционировал себя в качестве рок-звезды.

Я была моментально очарована. Он растягивал звуки. Его манера рифмы была великолепна. Слюна летала, пока его рот передвигался между произнесением фраз и игрой на губной гармошке, и я видела, что он овладевал искусством нахождения необходимого баланса между энергетической силой своего пения и грациозностью песни. По существу он как бы требовал – посмотри на меня! Я стояла там, моргая, и была поражена тем, как он хорош и как далеко продвинулся. До того момента я просто не верила в него как в музыканта. Десять различных видов надломленности во мне, должно быть, могли побудить меня к такому выводу, или же возможно, что я была права все это время.

Музыканты составляли большую часть моих друзей в старшей школе. Для них музыка представляла собой их жизненный путь. Однако в случае Стива это было не так. Он знал, что станет знаменит. Однако вполне возможно, что тогда он не мог придумать ничего иного, кроме как превратиться в копию Дилана. В тот день я с трудом удержалась от того, чтобы изменить свою точку зрения по поводу его будущего в качестве музыканта. И я бы ее изменила, если бы он не остановился на достигнутом.

На протяжении многих лет меня не покидала идея о возможном альтернативном развитии событий: если бы в тот момент я упала к его ногам в порыве восхищения, побудило бы это его стать мистическим поэтом-музыкантом вместо миллиардера-бизнесмена? Его правдивость и красота вывернули меня наизнанку от восторга. Однако вместо того, чтобы взять и поддаться этому чувству, я медлила, будучи неуверенной, как его выразить, и боясь полностью признать его и тот эффект, который он на меня произвел.

* * *

Мы могли не видеться со Стивом неделями, если не месяцами, однако ему всегда удавалось найти меня. Когда я трудилась в кафе здоровой пищи, он заглядывал в нерабочие часы. Когда я была няней на дому, он приходил по ночам и стучался в окно моей спальни. Мы говорили через ширму, и иногда он оставался у меня. В эти ночи, после наших занятий любовью, я впадала в глубокое спокойствие, которое не покидало меня потом на протяжении последующих дней. Позже я спрашивала себя, как ему удавалось заставить меня чувствовать себя таким образом. Я не понимала собственных ощущений.

Стив был тем человеком, по которому я оценивала всё и всех. Если я вступала в не самые великолепные отношения с парнем, встречи со Стивом было достаточно, чтобы их прекратить. Если он показывал мне какую-то новую вещь – пальчатый финик, духовную книгу или этот научный магазинчик, которого уже больше нет в Пало-Альто, – я возвращалась к ним много раз. Он и его глаза привносили элемент благоразумия в мое сердце и в мою душу. Его подход к вещам освещал меня. Однажды он сказал мне:

– Ты не чувствуешь, насколько глубока наша история?

Я думаю, что он имел в виду наши прошлые жизни.

– Нет, – ответила я. – А ты? – Я посмотрела на его лицо, зная, что он скажет «да». Он кивнул с серьезным выражением лица и стал разглядывать горизонт. Он знал, что смысл его слов мне непонятен.

Во времена поиска самоопределения Стив отправился в Орегон, чтобы пройти курс первичной терапии. В промежутках между прослушиванием песни Джона Леннона «Oh My Love» и занятием прочей ерундой Стив рассказал мне о терапии. У меня были большие ожидания. Я пыталась рассмотреть в нем перемены, после того как он вернулся четыре месяца спустя, однако у меня не получалось. Я призывала себя смотреть еще глубже и быть более проницательной, однако мне все равно не удавалось ничего обнаружить. По меньшей мере я предполагала, что его голос стал глубже, а его техника массажа улучшилась. Однако его голос остался прежним, а его массаж все так же причинял боль. Стив умел надавить именно на то место, где кожа над самой острой костью была наиболее тонкой, что неизменно вызывало появление нового синяка. Ничего не изменилось.

Если сравнить Стива со всеми остальными, кого я знала, в моей жизни он был Споком из фильма «Звездный путь». Я думала – представляла, – что курс первичной терапии сделает его более человечным. В конечном итоге я узнала, что он его так и не закончил. На самом деле он едва успел начать, прежде чем бросил. Я чувствовала, что что-то пошло не так с терапией или с врачом, который ее проводил, однако, когда я его спросила, что случилось, он отмахнулся и сказал: «У меня закончились деньги». Это не походило на правду. Стив всегда мог найти средства, если ему это было нужно. Однако к тому моменту я знала его хорошо, и если он не хотел мне чего-то рассказывать, он просто не собирался этого делать.

Позднее Стив спокойно поведал об эмоциональной травме, не дававшей ему покоя и связанной с эпизодом из его детства с участием его матери, Клары. Ему было тогда пять лет, и Клара ушла с его сестрой Пэтти домой, оставив его на улице одного. Клара исключила Стива из ее с Пэтти внутреннего мира, и это, по-видимому, оказало разрушительное воздействие на психику маленького мальчика, который и так чувствовал, что уже однажды был оставлен своими биологическими родителями. Он спросил мать об этом инциденте, когда вернулся в область залива Сан-Франциско, и я представляю, что Клара искала ответ внутри себя, прикладывая все усилия, какие она только могла, потому что ее ответ звучал: «О Пэтти было проще заботиться». Мой бог, это просто преуменьшение века. Слова Клары не могли оказаться более простыми или сильными. За ними последовало ее извинение: «Я не хотела оставить тебя одного. Я не знала, что причиняю тебе боль. Я сожалею». Я уверена, что она действительно сожалела.

Неспособность Стива пройти полный курс терапии первичного крика произвела на меня огромное впечатление. Этот курс являл собой прекрасную возможность для преображения, а он просто взял и сошел с дистанции. Учитывая, в каких восторженных тонах Стив говорил о терапии первичного крика, я целиком и полностью верила, что чудо возможно. Я очень хотела, чтобы Стив пришел в порядок. Однако когда я поняла, что он покинул курс, я ни в чем более не была уверена. Я видела, что в нем поселилась какая-то разочарованность, может, даже спокойная, тихая горечь во всем, словно лед, который постепенно покрывает пруд. Казалось, что, когда умерла надежда, связанная с этой терапией, прагматизм вошел в жизнь Стива и очерствил его. Такие перемены не всегда заметны, и поскольку Стив хранил мысли и чувства в себе, я не могу назвать ни одной вещи, которая бы изменилась глобально, за исключением того, что он стал чуть более склонен к сарказму. Составленный Стивом в детстве план на жизнь исчерпал себя, и в тот момент он начал свыкаться с мыслью о потерянной мечте. Он постоянно старался занять себя чем-то – причем не игрой на гитаре.

* * *

Во время одной из поездок автостопом домой из Орегона он познакомился с парнем по имени Томас. Томас жил в Купертино, прямо напротив квартиры моего отца (к тому моменту я перестала подрабатывать няней). Я никогда не встречала этого человека. У Стива были свои причины, по которым он не знакомил своих друзей друг с другом, однако я помню Томаса, поскольку Стив никогда не говорил мне о тех людях, которые его подвозили, за исключением этого парня. По всей видимости, они поладили. Стив даже сказал мне, что Томас хотел купить туристические ботинки Стива марки North Face – причем прямо с ног Стива!

В свои сорок с чем-то лет Томас был ученым. Это уже произвело на меня сильное впечатление, потому что я представляла Стива именно ученым, и мне нравилось, что этот мужчина старше. Однако это было далеко не все. Я чувствовала, что Стив пытается косвенно рассказать мне о нем, так что я стала слушать более внимательно. Я была ошеломлена этой историей с покупкой обуви.

– Как же это странно, что он просил купить твои ботинки, – сказала я. – Ты собираешься их продать?

Затем Стив выдал другую фразу, новый намек:

– У этого парня есть свои.

Явный уход от ответа, так что я спросила:

– Тогда зачем он хотел купить твои?

Стив посмотрел на меня очень удивленно – я крайне медленно соображала.

– Он хотел снова встретиться со мной, – сказал он, слегка смутившись.

То, как Стив смущался, всегда казалось мне очаровательным. У него было редкое качество, проявление которого я позже заметила в Моне, когда хвалила ее работы. Оно словно заложено в их ДНК. Я думаю, что в их выдающихся умах было столько красоты, что, когда ее признавали, это заставляло их чувствовать себя неловко, почти загнанными в угол. Много лет спустя я спросила Мону, почему она ведет себя таким образом, когда ее хвалят. Она покачала в смущении головой и ответила: «Я просто не знаю, что сказать».

Именно после того, как Стив познакомился с Томасом, он начал говорить о том, что необходимо «выдержать испытания» и что, как только ты их выдержал, «обратного пути нет». Я уверена, что эти двое друзей много говорили на тему природы правды и просветления. Я чувствовала, что эта дружба шла на пользу Стиву, помогала ему с чем-то важным. Он говорил мне немного одержимо: «Возможности для ошибки нет, нет пути назад, если ты выдержал испытания, то ты прошел. Ты не можешь повернуть назад». Я верю, что он внушал это не только мне, но во многом самому себе. Стив ходил вокруг да около, постоянно повторяя, заклиная и намекая, однако никогда не говорил прямо: «Я буду просветлен. Это наконец-то происходит». Стив говорил: «Это похоже на куст. Ты даже не можешь ответить, что это такое… Ты можешь просто указать на него!» Это походило на замечание Алана Уоттса относительно определения сущности правды, что-то в стиле: «Ты лишь можешь показать пальцем на полную луну, однако ты не можешь потрогать ее, а большинство людей лишь хотят обсосать твой палец». Таковы были метафоры того времени.

Согласно чрезвычайно изысканным и изощренным традициям Востока, нельзя говорить, что ты просветлен, поскольку это запрещено. Существуют пути мышления и использования языка, которые могут препятствовать достижению настоящего состояния пробуждения. Восклицания, что ты просветлен или намереваешься быть просветленным, являются одним из таких путей. Я всегда чувствовала радостное волнение по поводу того, что Стив настолько выдающаяся личность, однако мужские системы философии и духовности были мне скучны. Мне всегда казалось, что систематизация специальных слов и поступков является исключающей и, в противовес всем ожиданиям, чрезвычайно эгоистичной. Она также никогда не трогала мою душу и не поражала мое воображение. Позже я узнала, что женщины достигают просветления иным путем. Мне это было понятно, однако в те дни никто не говорил об отличиях, все говорили только о сходстве, в то время как это было неправдой.

Говорить намеками, не говоря на самом деле ничего, было вполне в стиле Стива. Мне следовало распознать невидимые чернила в воздухе вокруг него, чтобы понять, что происходит. Моя точка зрения заключалась в том, что Стив собирается «выдержать испытания» и что потом он изменится и больше не вернется к своему прежнему состоянию. Меня грызло некое опасение – обоснованное, – что останусь в стороне. Думаю, это происходило потому, что что-то в Стиве хотело, чтобы я испытывала этот страх. Большая часть его желала избавиться от меня и оставить меня в пыли. Но он также был глубоко искренен, и тот диалог, который он вел с самим собой с момента, как мы впервые встретились, в конечном итоге начал набирать смысл и содержание. Он наконец-то начал находить правильные связи. И как истинный болельщик, наблюдающий за перипетиями его жизни издали, я почувствовала облегчение и радость за него и тревогу за себя.

Прошло несколько месяцев перед тем, как Стив позвонил мне, чтобы сказать, что он переехал в маленькую хижину в горах недалеко от центра Лос-Гатоса. Была ранняя весна 1974 года, когда он зарабатывал на поездку в Индию, трудясь в «Атари». Я ничего не знала об «Атари», за исключением того, что это многообещающая компания, занимающаяся разработкой игр. Позднее мне стало известно, что Стива перевели в ночную смену, поскольку его коллегам было некомфортно рядом с ним находиться. На самом деле ходили активные слухи, что люди не хотели работать с ним в одну смену, поскольку от него плохо пахло. Такие заявления казались мне полной ерундой: когда Стив был со мной, от него никогда не пахло плохо. Я узнала, что его перевели на работу в ночную смену, поскольку сотрудники считали его очень мрачным и негативным. Такое объяснение было более понятным.

Стив пригласил меня на обед в свою хижину. Когда я до него добралась, я увидела, что он живет довольно простой жизнью на большой территории, которой на благо своих детей делилась разведенная пара. Стив рассказал мне об обстоятельствах жизни этих людей в такой манере, будто подмигивал мне и говорил: вот что произойдет с нами. У нас будет ребенок, и именно так мы станем справляться с ситуацией.

Я была удивлена такому приему.

Стив умел предсказывать будущее. Я не сомневалась в этом и потому была загипнотизирована его представлением вещей, которые ждали нас в будущем. Я слушала чрезвычайно внимательно его мнение по всем вопросам, и мне в голову не приходило не согласиться с его видением или пытаться изменить его. Стив посеял семена в моем воображении, и я даже не думала о том, чтобы сказать «нет» или выдвинуть какие-либо условия. Я не знала, что могу быть практичной или даже очаровательной по собственным правилам, так что я просто сдалась. Какой же огромной ошибкой это было!

Стив лишь дважды приглашал меня в свою хижину в Лос-Гатосе. И оба раза я была разговорчива, а он холоден и молчалив. Мы двигались в разных направлениях. Одна часть меня все это признавала, в то время как другая хотела снова свести нас вместе и устранить наши различия. Однако он принял решение. Он хотел держать меня на расстоянии. Или, что более вероятно, он хотел, чтобы я испытывала неуверенность относительно того, какое место рядом с ним занимаю. Во время проживания в хижине он приобрел японскую подушку для медитации и читал «Будь здесь и сейчас». Он дал мне ее экземпляр в одну из тех ночей и подписал «С любовью, Стив» коричневыми чернилами своим каллиграфическим почерком. Он включал некую южноиндийскую музыку, которая настолько отличалась от всего, что я когда-либо слышала, что я даже задалась вопросом, можно ли вообще называть это музыкой.

Во время моего второго визита в хижину Стив в очередной раз попросил меня посмотреть на огонь от свечей, чтобы увидеть в нем некое мистическое откровение, однако в этот раз он вел себя не слишком мило. У меня было ощущение, словно меня проверяют неким подлым образом, поскольку он утомил меня, постоянно спрашивая: «Что ты видишь? Что ты видишь?» К сожалению, я не смогла разглядеть никакого более высокого уровня. Вместо этого я видела, как он скорее наслаждался тем, что я не могу понять происходящего. Этот его неуклюжий трюк в стиле Гудини пришелся мне не по душе.

До того времени Стив хотел, чтобы я принимала участие в каждой его авантюре, однако после описанного инцидента это желание у него исчезло. Давление нашего бессознательного на правду нашей любви было непомерным и приводило в ярость нас обоих. Стив винил меня, и это свидетельствовало о недостатке его духовного развития. Чувства, которые я испытала, смотря на огонь от свечей, вероятно, были верны. Мне показали низкосортный дешевый фокус: один огонь и никакой любви, терпения или сострадания. Сердце Стива наполнилось негативом по отношению ко мне, и он использовал спиритические техники в качестве средства для демонстрации своего превосходства и намерения двигаться дальше в одиночку.

* * *

Стив вырос в поразительном несоответствии с остальным миром, потому что он находился настолько впереди в интеллектуальном и интуитивном плане, но очень сильно отставал в эмоциональном. Он следовал своей судьбе с непреклонной преданностью, и любой промах, который он мог допустить, в итоге оборачивался на пользу великой цели его возвышения. Это должно было произойти. Я уверена, что один из его замечательных друзей, Роберт Фридланд, подтолкнул Стива к тому, чтобы его жизнь изменилась необычайным образом.

Я не могу сказать, что хорошо знала Роберта. Они познакомились в Риде. Тем не менее я провела некоторое время весьма содержательно в компании Роберта, поскольку он помогал мне. Роберт был чрезвычайно умным, амбициозным молодым человеком, я бы даже сказала, что в 70-е годы ХХ века он был искателем в стиле кого-то, наподобие Рама Дасса. Он начал изучать мыслительные традиции сознания, затем перешел к употреблению ЛСД, а уже после стал последователем Ним Кароли Бабы и восточных духовных практик.

Примерно в девятнадцать лет Роберт попал в тюрьму за наркотики. Его поместили в отделение тюрьмы для неопасных преступников, где у него начались постоянные проблемы с охранниками, поскольку он пытался обучить своих сокамерников йоге. Я знаю все это и даже больше, поскольку Роберт, которого именовали Сита Рам, когда я его встретила, умел прекрасно рассказывать истории о своих выходках.

Когда я встретила Роберта, он был приятным молодым человеком, лет двадцати пяти, среднего роста и телосложения, с длинными светлыми волосами. Роберт был привлекателен, обладал изысканным спокойствием и убийственным чувством юмора. Его большие глаза открывались и закрывались медленно и размеренно, и, когда он рассказывал своим легким слогом свои истории, создавалось впечатление, что перед вами молодой человек, который любит слушать сам себя и которого также стоит послушать. Он держал голову ровно, с достоинством, и, какие бы намерения и цели у него ни были, он напоминал мне белого Кришну.

Однажды мы вместе с Робертом находились на его ферме, и он рассказал мне историю своего пребывания в тюрьме. По всей видимости, ему удалось выйти из нее после достижения договоренности, что он обязательно отправится в колледж, будет получать одни отличные оценки, а также выполнит ряд дополнительных требований, которые помогут ему сфокусироваться на новой жизни. Это был пристойный второй шанс для действительно умного парня, которого поймали, когда он находился по уши в проблемах. Он использовал эту возможность и именно так попал в колледж Рид. Я думаю, что он встретил Стива, когда баллотировался на пост президента студенческого совета (и выиграл), что было частью его обязательств, данных при освобождении.

Роберт был старше всех своих сокурсников из Рида. Когда я его встретила, у меня было ощущение, что он обладает огромной способностью наслаждаться жизнью. Дело было не только в том, что он был очень умный, а в том, что у него было глубокое чувство человечности и метауровень осознания обстоятельств, в которых находятся другие люди. Вкратце: он единственный, кто мог принять Стива таким, каким он был – сиротой во всех его королевских констелляциях – и все еще оставался открытым для чего-то большего.

Я подозреваю, что Роберт и Стив, как родственные души, немедленно нашли общий язык. Я могу представить, как быстро они, наверное, признали смелые, нестандартные умственные способности друг друга. И хотя Стив и Роберт были равны друг другу как друзья, я всегда чувствовала, что у Роберта есть своеобразная черта, которая заставляла его заботиться о Стиве, как отец о сыне. Это было в духе Роберта – вживаться в необходимую роль, увидев в ней потребность.

Помимо того, я видела, что они оба признали друг в друге желание и способность детально запланировать свой будущий успех – в том числе и за счет использования эзотерического знания, открытого на Востоке. И я ни в коей мере не поверю, что Стив в Apple, а Роберт в горнодобывающей компании за двадцать лет со дня их первой встречи добились создания многомиллионных предприятий случайно или благодаря везению.

В те дни, когда на их лицах пробивался первый пушок, Роберт подбил Стива отправиться в Индию, чтобы встретиться с Ним Кароли Бабой. Индия! Золотая земля в другой части света, где родился Будда Гаутама. Где, как говорят, гулял Иисус в «утерянные годы», где Ганди придумал сатьяграху. Индия! Одно из немногих мест на земле, где боги и богини все еще осязаемы, неоднозначны и взаимодействуют друг с другом. Это место, где такой творец, как Стив, мог также получить то, в чем он нуждался.

После Индии Стив отказался от всех терапевтических моделей и преобразовал все согласно духовным предписаниям. По моим наблюдениям, именно в Индии в Стиве произошла космологическая перемена. И хотя Ним Кароли Баба скончался, прежде чем Стив успел добраться до Индии, он был чем-то тронут, поскольку, когда я увидела его снова, Стив уже знал свое место во вселенной.

Утром того дня, когда Стив должен был отправиться в Индию, он пришел ко мне домой, чтобы попрощаться и дать мне 100 долларов. Он заработал немного денег в «Атари», и ему просто хотелось преподнести мне подарок. Я не видела его некоторое время и стояла у входа в свой дом вместе с моим новым парнем, когда подошел Стив. Он коснулся моего лба, чтобы продемонстрировать, что я принадлежу ему, что показалось мне возмутительным. Когда я заявила, что мне не нужны деньги, Стив потребовал, чтобы я перестала строить из себя невесть кого и взяла их. Стив не особо церемонился при выборе выражений, и эти деньги имели большее значение для него, чем для меня, так что я взяла их и поблагодарила его. В следующий раз я увидела его через четыре месяца, после того как он вернулся в США. Он поправлял здоровье на ферме Роберта в часе езды в сторону юга Портленда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.