НОВЫЕ СТРАНСТВИЯ
НОВЫЕ СТРАНСТВИЯ
Ивану Константиновичу была нестерпима тишина родного дома. Некогда веселый, наполненный счастливыми голосами его девочек, дом теперь был молчалив и грустен.
По-прежнему висели на стенах картины, по-прежнему каждое утро менялись цветы в вазах и по вечерам зажигались люстры в гостиной и кабинете, приходили знакомые и друзья, но рана сердца не заживала. Люди ни о чем не догадывались. Как прежде, он был приветлив и внимателен. Свои страдания он тщательно прятал от посторонних глаз.
Чтобы заглушить горькие мысли о неудавшейся семейной жизни, он решил отправиться в дальние странствия.
В 1868 году художник изъездил Кавказ и Закавказье. Со всех сторон его обступали величественные громады гор с неприступными снеговыми вершинами, глубокими ущельями, бурными водопадами.
Эта суровая, как бы первозданная, природа покорила воображение художника. Его дорожный альбом быстро заполнялся набросками.
Айвазовскому понравился Тифлис. Он устроил там мастерскую и обосновался на зиму.
Вскоре художник приступил к работе. Поразившие его виды Кавказа он переносил на холст с присущей ему виртуозностью и быстротой.
В мастерскую приходили многочисленные знакомые. В этом большом южном городе люди общительны и быстро знакомятся.
Пребывание знаменитого художника в Тифлисе взволновало все слои городского общества. Даже извозчики перенесли свою стоянку к дому, в котором поселился Айвазовский: так много ездило к нему народа.
Когда же художник показывался у подъезда, то десятки извозчиков с необыкновенной лихостью подавали свои экипажи. Все они завидовали тому из своих товарищей, в чей экипаж садился Айвазовский. Такой извозчик на день, на два становился знаменитостью в Тифлисе. Его окружали десятки людей и требовали, чтобы он по многу раз пересказывал, о чем говорил с ним Айвазовский во время прогулки.
О том, что Айвазовский пишет виды Кавказа, в Тифлисе знали все. О художнике говорили не только в домах просвещенных людей, но и на каждом перекрестке, в каждом винном погребке, где завсегдатаи спорили, заключали пари, рассказывали фантастические анекдоты. Почти все споры и рассуждения завершались разговорами о том, с какой быстротой пишет свои картины художник.
А он действительно в эту зиму работал особенно быстро легко. За короткое время он написал двенадцать картин.
Многие из новых знакомых Ивана Константиновича присутствовали во время его работы, и не раз мастерская оглашалась восторженными криками: на недавно еще чистом холсте возникали высокие горы, ущелья, водопады, бурные реки Кавказа.
На художника глядели с трепетом. Он многим казался чародеем, которому покорны моря, реки, горы.
В Тифлисе были уверены, что ему достаточно взять в руки кисть и крикнуть высокой горе, водопаду или бурному горному потоку, возникшим в его воображении: «Ни с места!» — как они покоряются приказу гения и появляются тут же на его полотне.
Этим людям было невдомек, что ошеломляющая быстрота его кисти и кажущаяся легкость в работе были плодом не только гения.
Айвазовский неустанно трудился всю жизнь. Ни горе, ни радость не могли вынудить его хоть на время отложить палитру и кисть. Художник часто проводил бессонные ночи, обдумывая сюжет картины. А утром с кистью в руке воплощал на полотне думы и грезы бессонной ночи.
Изумительная техника, приобретенная за долгие годы каждодневным трудом, помогала ему работать необычайно скоро. Бывали случаи, когда за один день он мог написать большую картину.
Наконец по Тифлису разнеслась весть, что Айвазовский окончил все свои кавказские картины и открывает выставку.
Посетители увидели на выставке «Цепь Кавказских гор», «Берег у Поти», «Гора Арарат», «Восточный берег близ Сухума», «Река Рион», «Гуниб с восточной стороны», «Дарьяльское ущелье», «Снежный обвал у Казбека на Военно-Грузинской дороге», «Озеро Севан», «Тифлис» и другие полотна.
Тифлисцы не уставали восхищаться видами Кавказа на картинах Айвазовского. Те, которые имели счастье раньше видеть морские бури художника, говорили, что только певцу морской стихии под силу передать величие кавказской природы.
На выставке перебывала большая часть жителей Тифлиса.
Входная плата на выставку составила значительную денежную сумму. Художник объявил, что все деньги он передает для нужд городского детского приюта.
Это вызвало бурю восторга у тифлисцев. В щедром подарке художника сиротам они почувствовали его отзывчивое сердце и широкую, бескорыстную натуру. И то и другое кавказцы особенно высоко ценят в человеке.
На улицах Тифлиса незнакомые Ивану Константиновичу люди снимали перед ним головные уборы и низко, почтительно кланялись ему.
Гимназисты закупили однажды все цветы в городе и доставили на квартиру Айвазовскому.
Тифлис бурлил в эти дни. Имя Айвазовского было у всех на устах. В детском приюте появился его портрет в гирлянде живых цветов. Горожане и приютское начальство решили устроить пышное празднество в честь художника.
К празднику усиленно готовились. Тысячи горожан желали попасть на него. Но зал не вмещал более 200 человек. Поэтому пригласили лишь самых уважаемых людей города. Так чествовали в Тифлисе много лет назад посетившего Грузию Александра Пушкина. И как тогда перед великим поэтом, так теперь перед великим художником танцевали самые красивые девушки, исполняли лезгинку юноши, пели и играли лучшие певцы и музыканты Тифлиса.
Когда же танцы и музыка на короткое время прекращались, начинались приветственные речи и стихи в честь художника, а когда сели за пиршественный стол и наполнили серебряные чаши и бокалы вином почти столетней давности, распорядитель пира громко хлопнул в ладоши.
Боковые двери в зал широко раскрылись, в дверях показались идущие парами приютские дети в белых одеждах. В руках у них были цветы. Они приблизились к Айвазовскому.
В зале наступила торжественная тишина. Попечитель приюта взял из рук распорядителя ларец, извлек из него оправленный в золото заздравный турий рог и наполнил его вином. С нескрываемым волнением он обратился к Айвазовскому:
— Наш дорогой знаменитый гость и друг Иван Константинович! Город Тифлис польщен и горд тем, что вы в нем задержались дольше, чем в других местах во время вашего Кавказского путешествия. Мы благодарим вас за честь, оказанную нам и за то, что ваша гениальная кисть так блистательно запечатлела любимую нами природу Кавказа и вид нашего родного города Тифлиса. Ваш щедрый дар в пользу городского детского приюта мы никогда не забудем… Примите же, наш дорогой гость и великий художник, от жителей города Тифлиса… — При этих словах голос попечителя задрожал. Все гости поднялись и слушали стоя. Примите от жителей города Тифлиса этот турий рог. Пусть он будет эмблемой, символом изобилия вашего несравненного художественного гения.
Глубоко взволнованный Айвазовский принял из рук попечителя турий рог, наполненный вином. Гости громко возгласили здравицы, бокалы и чаши зазвенели.
— Айвазовскому слава! Долгая жизнь, вечная слава! — гремело вокруг него.
Под эти неумолкающие здравицы приютские дети осыпали художника цветами.
Когда гости осушили чаши и шум немного затих, Айвазовский поднялся и громко хлопнул в ладоши. Все сразу умолкли. Открылись двери и два служителя внесли в залу картину с видом Петербурга.
Обратившись к почтившим его тифлисцам, Айвазовский сказал:
— Я глубоко тронут гостеприимством славного города Тифлиса и всеми знаками радушия и внимания, которые вижу здесь беспрестанно. Пусть же этот вид Петербурга будет моим скромным даром гостеприимному, чистосердечному Тифлису.
Эта короткая речь Айвазовского была покрыта шумными овациями.
Заиграла музыка. Певцы и гости запели песни о дружбе, вечной дружбе между Россией и Кавказом.
Но вот кавказское путешествие стало только дорогим, волнующим воспоминанием.
Некоторое время Айвазовский провел в Петербурге, потом снова вернулся к себе в Феодосию, а осенью 1869 года отправился на открытие Суэцкого канала в далекий Египет.
На открытие Суэцкого канала съезжались со всех концов света. Был направлен туда и специальный русский пароход. Айвазовский был на нем самым почетным пассажиром. Русские гордились, что это великое событие — торжество открытия канала — запечатлеет на полотне знаменитый русский маринист Иван Айвазовский.
Когда русский пароход вошел в Суэцкий канал, произошла неожиданная остановка: идущий впереди французский пароход сел на мель. Была лунная ночь, пустынные берега Египта поражали своей суровой величавой красотой. Все здесь говорило о былом, о седой древности. Даже лунный свет казался древним.
Стояла тишина, прерываемая лишь время от времени возгласами моряков-французов, старавшихся сняться с мели.
На русском пароходе никто не спал, ни один человек не остался в каюте. Нашлись пассажиры с хорошими голосами, любители пения. Кто-то сел за рояль в салоне. Айвазовский принес из каюты свою скрипку, которую он всегда возил с собою, отправляясь в путешествие.
И вот у берегов Египта зазвучали русские задушевные песни о Волге, о русских полях и лесах. Эти с детства знакомые песни были особенно дороги путешественникам здесь, вдали от родной русской земли.
Айвазовский присутствовал на церемонии торжественного открытия Суэцкого канала. Он совершил небольшое путешествие по незнакомой ему стране, овеянной тысячелетними легендами. Он видел пирамиды и сфинксов, караваны верблюдов среди песков, рощи финиковых пальм, белые стены зданий и над всем этим, как расплавленная медь, — знойное небо Египта.
Вернувшись в Россию, художник посвятил этой дальней стране несколько картин. Он изобразил на них открытие Суэцкого канала и сказочную, как сама страна, природу Египта.
Прошло четыре года. Айвазовский опять отправился в дальние странствия, на этот раз в Европу.
Во Франции, в Ницце, он устроил выставку. Весть об открытии выставки картин великого художника моря всколыхнула Ниццу, знаменитый город-курорт на берегу Средиземного моря, город, куда съезжались путешественники со всех концов Европы.
Входная плата на выставку здесь была выше, чем в других местах. За короткое время выставка принесла Айвазовскому большие деньги. Но как это случалось уже не раз, Айвазовский передал их в пользу сиротского дома.
Здесь же, в Ницце, в городе богатых бездельников, случай столкнул его с одним самодуром-богачом.
Это был какой-то русский вельможа, владелец одной из прекраснейших вилл, давно поселившийся в Ницце. Он успел позабыть родную русскую речь. Все у него стало теперь французским — дом, язык, имя. Вельможа коллекционировал картины.
Один из его знакомых сообщил ему, что на выставке Айвазовского представлены великолепные морские виды. Вельможа прежде всего осведомился о стоимости картин. Узнав, что самая дорогая из них стоит десять тысяч франков, богач отказался не только приобрести картины Айвазовского, но даже пойти на выставку. Он сказал своему знакомому:
— Я не покупаю картин дешевле тридцати тысяч франков.
Этот ответ вельможи дошел до Айвазовского. Иван Константинович долго смеялся, но потом горько задумался над участью современного художника, которому приходится выслушивать от богатых невежд всякий вздор только потому, что произведения искусства редко приобретаются музеями, и их покупателями оказываются такие вот чванливые, невежественные господа. Покупают так же, как для своих конюшен породистых лошадей и модные коляски.
Другой случай еще больше убедил в этом Айвазовского.
Однажды выставку посетил чопорный немолодой англичанин, У него были бесцветные, холодные глаза. Как только англичанин вошел в зал, он заявил, что хочет видеть художника. Айвазовский был как раз на выставке.
Англичанин назвал себя:
— Капитан Гаррль… Я покупаю это, это… и еще это! Капитан даже не осмотрел картины, он только переводил свои тусклые глаза с одного полотна на другое и указывал на них пальцем. Таким образом он отобрал пять картин, уплатил тут же художнику пять тысяч франков задатка и обязался через десять дней уплатить остальные сорок пять тысяч франков.
Так капитан Гаррль приобрел картины Айвазовского, чтобы потом перепродать их с большой выгодой в Англии.
Судьба столкнула Айвазовского в Ницце еще с одной богатой покупательницей. Это была старая графиня Дампьер. Она купила две картины Айвазовского и пригласила его к себе в гости.
Графиня приняла художника очень любезно. Она начала горячо хвалить его картины, но вдруг умолкла и залаяла по-собачьи. Задыхаясь и лая, она выкрикивала:
— Ваши картины отвратительны, ужасны!
Но сразу же сделала над собой видимое усилие и стала говорить как вначале:
— Ваши картины превосходны, великолепны!
В комнате находился еще один гость — француз Кано, приятель Айвазовского, который и познакомил его с графиней Дампьер.
Айвазовский переводил растерянный взгляд с графини на Кано, но Кано сидел с невозмутимым видом.
В эту минуту в гостиную вошла красивая молодая дама в дорогом наряде. Графиня встретила гостью тоже собачьим лаем.
— Свинья! Дура! — между лаем бранилась она, брызгая слюной.
Но через минуту она уже любезно говорила, целуя гостью:
— Прелестный друг мой, моя красавица!
Разговор пошел нормально. Вдруг графиня спросила Айвазовского, не знает ли он польского мариниста Иваковского. Она видела его морские виды в Париже, и они внушили ей особенную любовь к морской живописи.
Айвазовский ответил графине, что художника с подобной фамилией нет ни в Польше, ни в России. Тогда графиня начала описывать сюжеты виденных ею картин. Это были картины Айвазовского. Графиня просто перепутала фамилию художника. Айвазовский заметил на это графине:
— Ваш Иваковский и я, Айвазовский, — одно и то же лицо. Графиня пришла в восторг, обняла художника и начала целовать. Но, взволновавшись, она снова стала лаять и осыпать его картины и его самого вперемежку то бранью, то похвалами.
На Айвазовского вся эта нелепая сцена произвела тяжелое впечатление. Он воспользовался моментом, когда разговор опять принял обычное направление и поспешил откланяться. Вместе с ним ушел Кано. На улице Айвазовский сразу же обратился к нему за разъяснениями.
Кано охотно начал рассказывать:
— Графиня Дампьер с детства отличается этими странностями. Говорят, что это у нее вследствие испуга ее матери незадолго до рождения графини. Случай этот напоминает одну из детских сказок Перро. Вы, наверно, ее знаете. Там говорится о двух сестрах, из которых одна награждена, а другая наказана волшебницей: у первой при каждом слове из уст вылетают цветы и драгоценные камни, у второй — лягушки, жабы, ящерицы, змеи… Графиня обладает последним свойством, но иногда разум к ней возвращается, и она старается вознаградить оскорбленного ею человека преувеличенной любезностью… Когда в Ниццу приезжала жена императора Наполеона III, императрица Евгения, она очень любезно приняла графиню Дампьер вместе с другими знатными дамами, но графиня, по своему обыкновению, залаяла, выкрикивая: «Вы толстая корова!» А потом начала извиняться и льстить императрице самым изысканным образом.
— Но ведь ее необходимо лечить, она безумная! — воскликнул Айвазовский.
— Аббат Рюэль, духовник графини, придерживается другого мнения, — возразил, улыбаясь, Кано. — Он считает, что грубые выходки графини приносят известную пользу: в ее словах часто много правды, и они помогают исправляться тем, кому она это говорит.
— Что за дичь! — с возмущенным недоумением произнес Айвазовский. Неужели аббат не разумеет…
— Тише, тише, маэстро, — перебил Айвазовского Кано. — Аббат все прекрасно разумеет… Он разумеет, что если объявить графиню сумасшедшей, то всем ее огромным состоянием начнет распоряжаться ее единственный родственник, внучатый племянник, и тогда церковь перестанет получать щедрые пожертвования от графини. Ее племянник не отличается набожностью, он парижский франт и карточный игрок и найдет деньгам своей тетушки другое применение.
С тяжелым чувством уезжал Айвазовский из Ниццы во Флоренцию. Даже любуясь Лазурным берегом, он не мог забыть этих уродов из светского общества Ниццы.
Тридцать лет не был в Италии Айвазовский. Юношей приехал он сюда из России. Как восхитили его тогда природа Италии и ее жители! Здесь он странствовал со своим другом Штернбергом, здесь он встретился и сблизился с Гоголем. В Италии к нему пришла мировая слава.
Для флорентийской выставки он отобрал лучшие из своих последних картин: были здесь виды Черного моря, кораблекрушения и большая картина «Неаполитанский залив в туманное утро».
Выставка открылась во Флорентийской Академии изящных искусств. У входа было столпотворение. Тысячи флорентийцев горели желанием посмотреть картины великого мастера морской живописи. Еще живы были люди, помнившие о первых успехах Айвазовского в Италии.
Флоренция встретила Айвазовского, как встречают дорогого гостя после долгих лет разлуки.
Айвазовскому поднесли прекрасный альбом со множеством подписей флорентийских граждан. Газеты помещали о нем хвалебные статьи. Академия изящных искусств избрала его своим почетным членом. Профессора академии предложили Айвазовскому написать автопортрет для галереи дворца Питти. Это была редкая честь.
Айвазовский мысленно перенесся в дни своей юности, когда в обществе Гоголя и Иванова он восхищался в галереях Уффици и Питти бессмертными произведениями искусства.
Айвазовский вспомнил, как перед отъездом из Флоренции Гоголь, Иванов и он провели целый день в зале галереи Питти, где находятся портреты величайших художников мира.
Мог ли он тогда думать, что спустя много лет ему будет предложено написать автопортрет для этой всемирно известной галереи!
Теперь в галерее Питти были автопортреты двух русских художников Ореста Адамовича Кипренского и Ивана Константиновича Айвазовского.
Прошло еще несколько лет. Айвазовский проездом опять посетил Флоренцию. На этот раз его путь лежал в Геную.
Художник давно задумал написать несколько картин из жизни Христофора Колумба. В связи с этим замыслом он и отправился на родину великого мореплавателя в Геную.
Айвазовский помнил рассказы своего учителя и друга Карла Павловича Брюллова. Брюллов говорил, как он тщательно изучал для своей картины развалины Помпеи, чтобы твердо запечатлеть в памяти каждый камешек мостовой, каждый завиток карниза древнего города. В музеях Брюллов знакомился с одеждой и утварью той эпохи.
Готовясь к большому труду — изображению Колумба и открытия им Америки — Айвазовский с такой же тщательностью, как Брюллов, собирал мельчайшие подробности о великом мореплавателе и его времени.
В Генуе Айвазовский часто посещал дом, где родился Христофор Колумб, работал в музеях и библиотеках, где сохранились старинные гравюры, географические карты, описания морских путешествий, оружие, костюмы.
Из Генуи Айвазовский вывез массу эскизов и набросков для своих будущих картин о Колумбе.
В Феодосии были написаны четыре больших картины, посвященные великому мореплавателю: «Корабль „Санта-Мария“ при переезде через океан», «Колумб на палубе, окруженный недовольным экипажем», «Колумб спасается на мачте по случаю пожара на португальском судне, сожженном венецианскими галерами у берегов Португалии», «Торжественное вступление Христофора Колумба со свитой 12 октября 1492 года при восходе солнца на американский остров, названный им Сан-Сальвадор».
Картины эти грандиозны по размерам, замыслу и исполнению.
Нелегок был путь Колумба, пока он достиг желанной цели. Картина «Колумб на палубе, окруженный недовольным экипажем» рисует трагическое событие из истории этого путешествия. Страшные бушующие, вздымающиеся на огромную высоту океанские валы. Свинцовые тяжелые тучи, веющие холодом смерти. Буря готова поглотить «Санта-Марию». Экипаж взбунтовался. Он хочет перед смертью расправиться с Колумбом, в котором видит причину своей гибели. Но в этот момент луч солнца — вестник спасения — упал на штандарт, который держит в руке мужественный Колумб.
А вот на другой картине — счастье, победа, осуществление великой мечты: кругом пышная тропическая растительность, пальмы-великаны перепутаны лианами. Берег изумительно красивого острова. Необозримая ширь океана. Она залита золотом восходящего солнца. Океан спокоен и безмятежен. Колумб стоит на носу первой пристающей к берегу лодки. Лицо его выражает радость, удовлетворение. Он победил — этот неустрашимый человек. Пройдут века, а о нем не перестанут слагать легенды.
Такие картины менее одаренный художник писал бы целую жизнь, Айвазовский же написал их меньше чем за одну зиму в своей феодосийской мастерской.
После этих картин Айвазовский надолго перестал странствовать. Он обосновался дома — в России.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.