Глава 13 Бизерта и Константин великий

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 13

Бизерта и Константин великий

Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству.

РУССО

В ком нет любви к стране родной,

Те сердцем нищие калеки.

ШЕВЧЕНКО

Есть на самом севере африканского континента тунисский город Бизерта. В уютной бухте греются на берегу рыбацкие лодчонки, в тихих волнах отражаются белые стены домиков. Говорят, что город был основан финикийцами за десять веков до нашей эры, но он носил другое имя. Лишь при колониальном правлении Франции его назвали Бизерта.

В 1920 году десятки военных кораблей Черноморской эскадры России под напором Красной армии ушли из Севастополя в свое последнее плавание. Они долго скитались по Средиземноморью и в конце концов были приняты в Бизерте. Всего на их борту прибыло около семи тысяч военных и более тысячи гражданских лиц. Местные власти долго не разрешали пришельцам осесть на берегу, так как считали, что моряки «пропитаны духом большевизма».

Морякам пришлось жить на кораблях. Они продолжали нести вахту, своим чередом шла служба, даже работала школа для детей. Но в октябре 1924 года, когда Франция признала правительство большевиков, с кораблей был спущен Андреевский флаг. Еще примерно шесть лет на рейде Бизерты маячили силуэты российских судов, пока их не разрезали на металлолом, а остатки военных и гражданских лиц сошли на берег. Они оказались в сложной ситуации: прием на французский флот для русских был закрыт, и даже на каботажном судне беженец не мог быть командиром. Женщинам в городе предлагались места гувернанток, экономок или прислуги.

К началу 1930-х годов большинство эмигрантов разлетелось по разным странам, и в Тунисе осталось не более тысячи человек. Их можно было встретить везде: на общественных работах, в аптеках, в кондитерских, в бюро.

После Второй мировой войны маленькая русская община совсем сжалась. В двух русских церквях, построенных на тунисской земле на пожертвования эмигрантов, практически прекратились службы. В какой-то момент возникла опасность, что по местным законам храмы закроют как заброшенные. Практически без присмотра остались могилы русских моряков, скончавшихся на чужбине.

В годы перестройки о Бизерте заговорили в России, возникла идея восстановления русских храмов и заброшенных могил. И я рад, что мне выпала честь принять посильное участие в этом благородном деле. Когда основная часть работы по приведению русского некрополя в Тунисе была завершена, мы выпустили книгу о Бизерте.

Когда речь заходит о благотворительности, я не без гордости упоминаю Бизерту, хотя мне довелось принять участие во многих благотворительных программах. Я покупал коляски для инвалидов афганской войны, оплачивал лечение больных, поддерживал художников, содержу детские дома. Знаю, что многие сочтут мои слова нескромными, но почему человек должен скрывать свои хорошие поступки? Возможно, не стоит об этом кричать на каждом углу, но если не упомянуть о некоторых делах, то не будет понятно, за что мне вручили орден Святого Константина Великого. А не рассказать об этом событии я не могу, потому что оно много значит для меня.

В середине 1999 года меня разыскал главный редактор «Мира новостей» и сказал:

— Алимжан, меня просили найти тебя.

— Что стряслось?

— Ты слышал про орден Константина Великого?

— Конечно. Кобзон награжден этим орденом, Слава Зайцев… Почему ты спрашиваешь?

— Тебе тоже хотят вручить его. Поздравляю.

— Мне?

— Да.

— За что?

— За благотворительность. Ты известный меценат.

— Да, но…

Я растерялся. Новость прозвучала для меня неожиданно. Никогда мне в голову не приходила мысль заниматься благотворительностью ради награды. Желание помочь всегда идет от души, от сердца. На чужие награды я никогда не заглядывался, ибо твердо знал: каждому достается то, что он заслуживает. Я делал это, не отнимая кусок хлеба у моей семьи, не ущемляя себя, и не считал, что совершаю что-то особенное. Мне было в радость помогать, а ждать благодарности и тем более награды за то, что мне просто приятно делать, было бы нелепо. Поэтому новость о присуждении мне ордена привела меня в замешательство.

— Ты что, не рад? — услышал я.

— Почему не рад? Очень даже рад. Просто все как-то неожиданно…

Золотой орден Святого Константина Великого — древнейший на планете. Считается, что он учрежден в 330 году первым христианским монархом Константином, основателем Византии. Сегодня его присуждают за подвижничество, выдающиеся профессиональные достижения, за меценатство. Это своего рода сертификат рыцарства, то есть таких качеств, как честь, подвижничество, благородство, бескорыстие. После крушения Российской империи в 1917 году граждане России не награждались этим орденом в течение восьмидесяти лет. Официальное признание Российское отделение ордена получило в августе 1997 года. Выступая на церемонии инаугурации Российского отделения в Москве, главный идеолог ордена, почетный магистр Юрий фон Гронхаген сказал: «XXI век нуждается в своих рыцарях. Честь и благородство — такие же древние понятия, как само человечество. И без них оно захиреет. Первым рыцарем был сам Христос… И если мы сегодня хотим называться рыцарями, наша обязанность быть готовыми к самопожертвованию, к терпимости, к бескорыстному служению ближнему…»

Сегодня Международный союз Константина Великого объединяет кавалеров ордена в двенадцати странах мира: Швейцарии, Германии, Австрии, Финляндии, США, Греции, Канаде, ЮАР, Венгрии, Швеции, Чехии, России.

В разные годы в ряды рыцарей ордена были приняты император Петр Первый, фельдмаршал Александр Суворов, меценаты Павел Третьяков и Савва Мамонтов, оперная певица Галина Вишневская, художник Илья Глазунов, космонавт Алексей Леонов. Стать в один ряд с этими людьми — величайшая честь. Тут мало получить орден за прошлые заслуги, тут надобно и в дальнейшем соответствовать заданному уровню, а соответствовать заданному уровню до конца жизни всегда труднее, чем подняться до него однажды. Всякая награда обязывает владельца доказывать, что она не была случайной.

Разумеется, я разволновался, когда узнал об этой награде.

Девятнадцатого июля 1999 года в специальном зале отеля «Георг V» состоялась торжественная церемония. Мне казалось, что на меня смотрит весь мир, хотя в зале собралось не так уж много народу. Были мои друзья, были почетные гости, были журналисты.

Справа от меня стояли Сергей Власов, Вячеслав Зайцев и Иосиф Кобзон. На груди Власова, облаченного во все черное, искрился на богатой ленте орден Константина Великого. Зайцев и Кобзон были одеты в белые пиджаки. За моей спиной на столе, покрытом белой мантией, предназначенной для меня, лежали меч и кинжал.

Торжественно заговорил Сергей Власов:

— Гражданин России Алимжан Тохтахунов 19 июля 1999 года принимает от международного рыцарства древнейший орден планеты — орден Святого Константина Великого — как обязательство следовать присяге и кодексу рыцарской чести, доказать свою полезность рыцарскому союзу, служащему духовным целям отечества и мирового сообщества. Подписи — глава ассамблеи академик Дмитрий Лихачев, приор — академик Игорь Соболев, командор ордена в России — Сергей Власов, сопредседатель коллегии — Зураб Церетели…

После этого вперед вышел граф Торановский и повязал мне орден. Защелкали фотоаппараты многочисленных журналистов — ах, как любят они такие мероприятия и как потом подолгу обсасывают в прессе увиденное. Как только граф Торановский отступил, передо мной появился Вячеслав Зайцев (он тоже кавалер ордена). Он неторопливо обошел меня со всех сторон и, элегантно взмахнув руками, возложил на мои плечи рыцарский плащ — белого цвета, с красным подбоем, красными отворотами воротника и красными крестами на плечах.

Раздались аплодисменты.

Когда в зале наступила тишина, Сергей Власов протянул мне текст присяги, вложенный в раскрытую золотистую папку.

— Прошу вас, Алимжан.

Я взял папку и понял, что от волнения не могу произнести ни слова. Буквы расплывались. Так продолжалось несколько секунд, которые растянулись для меня в вечность. Наконец, сосредоточившись, я стал читать, стараясь, чтобы голос не срывался:

— Принимая эту международную рыцарскую награду, я сознаю мою личную ответственность за сохранение лучших традиций мировой культуры, этики, морали и обязуюсь в отношении с ближними проявлять рыцарский долг, терпимость, стремление помочь страждущему, всеми силами способствовать развитию международного ордена Святого Константина Великого как организации, призванной объединять людей на принципах красоты и благородства, участвовать в организации благотворительных программ российского отделения ордена. Итак, я присягаю своей совестью. И да поможет мне Бог!

Аплодисменты опять оглушили меня.

Мне казалось, что эта торжественная церемония никогда не кончится. Вот уже и присяга произнесена, а люди не расходились, никто не поздравлял. Все стояли и смотрели на меня, и от их взглядов сердце мое колотилось. Я улыбнулся, когда увидел, что ко мне направился Иосиф Давыдович Кобзон, мой добрый и верный друг. Подумалось, что сейчас я услышу первое поздравление, после чего вздохну свободно. Однако церемония не закончилась. Я услышал, как Власов громко произнес, что Иосифу Кобзону доверено возложить рыцарский меч на мои плечи. Только после посвящения в рыцари официальная часть будет считаться завершенной.

Иосиф подошел, глядя мне прямо в глаза. Он сдержанно улыбался, и в улыбке его чувствовалась большая радость за меня. Он держал меч обеими руками, поднял его перед собой вертикально, словно пронзая острием воздух, затем медленно опустил блестящее лезвие сначала на одно мое плечо, затем на другое. При каждом прикосновении стали я произносил: «Я присягаю».

И только теперь все дружно двинулись ко мне, поздравляя наперебой. Отовсюду потянулись микрофоны: «Что вы чувствуете, нося на плечах рыцарский плащ? Что вы можете рассказать об этом ордене? Как вы думаете, почему именно вас наградили в этом году?..» И так далее.

Мне никогда не нравилось общаться с журналистами, но в этот раз я не мог отказаться: обстановка и статус виновника торжества обязывали. Рассказывая о своих достоинствах, человек всегда выглядит нескромно, поэтому любое интервью о моем участии в той или иной благотворительной акции всегда смущало меня. Прекрасно понимая, что любой человек, оказывающий кому-то помощь, имеет все основания гордиться собой, я все-таки никогда не любил распространяться на эту тему, равно как терпеть не могу обсуждать чьи-либо недостатки. То и другое вызывает во мне протест.

— Алимжан, скажите, правда ли, что вы устроили однажды благотворительную акцию с участием Стивена Сигала? — подскочил ко мне какой-то репортер.

— Правда. Только на самом деле устраивал ее не я, а певец Михаил Звездинский.

— Почему же вас называют организатором той акции?

— Звездинскому кто-то предложил провести в парижской дискотеке «Бандуш» такую акцию. Он пришел ко мне и рассказал об этом. «А что нужно от меня?» — спросил я. «Деньги», — ответил Миша. Я выделил нужную сумму, оплатил билет Стивену Сигалу. Вот, собственно, и все мое скромное участие. Я лишь выступил в роли спонсора. На самом деле я предпочитаю оказывать более адресную помощь. Но такие акции, наверное, тоже нужны. Знаете, каждый из посетителей «Бандуша» в тот вечер должен был принести с собой мягкую игрушку. Об этом было написано во всех афишах, расклеенных по Парижу. Потом эти игрушки были переданы больным детям. Да, такие акции все-таки нужны, потому что они заставляют людей хотя бы ненадолго вспомнить о слабых, об инвалидах, об обездоленных.

— Как вам показался Стивен Сигал?

— Почти как в кино, — засмеялся я. — Крепкий, улыбчивый, вежливый.

— Вы подружились?

— Бросьте! Он приехал работать, а не на вечеринку. После того случая я никогда больше не видел Сигала…

В конце праздника Иосиф Давыдович вывел к журналистам милую девушку, в которой я почти сразу узнал фигуристку Марину Анисину.

— Я хотел бы представить вам нашу соотечественницу, обладательницу ордена Почетного легиона, которая сегодня выступает в фигурном катании в паре с французским партнером, — сказал Кобзон. — Ее присутствие здесь — это олицетворение того, о чем мы говорили: дружба и единение Франции и России. Если можно, Марина, скажите несколько слов.

Марина выглядела смущенной. Рыжеволосая, улыбающаяся, с красивыми обнаженными руками, со сверкающим серебряным крестом на шее. На ней было простенькое платье, совсем не торжественное. Она неуверенно подошла ко мне, ведомая Иосифом Давыдовичем.

— Я хотела, — заговорила она негромко, — поздравить вас с такой почетной наградой. Для вас, наверное, это очень значительный день.

— Очень, — согласился я, чувствуя, как меня распирает счастье.

Кто мог знать, что знакомство с Мариной Анисиной и дальнейшая дружба с ней послужат позже поводом для предъявления мне небывалых по своей абсурдности обвинений…

Впрочем, об этом рано говорить. От тех событий меня отделяло еще три года жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.