Быт авиастроителей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Быт авиастроителей

Вспоминаю зиму 1941/42 года, когда сложилась особенно тяжелая обстановка с питанием и снабжением рабочих. На некоторых заводах Урала и Сибири хлеб давали с примесью коры и отрубей, люди страдали от авитаминоза.

Вот документ, датированный февралем 1942 года, адресованный конструктору С.В. Ильюшину:

«Состояние питания работающих очень плохое. Последние дни недостает даже хлеба. Рабочим очень часто дают только по одной тарелке «болтанки» — вода с мукой… Крайняя нужда в одежде и обуви, особенно у ленинградцев, которые приехали налегке, и у подростков из ремесленных училищ и ФЗО».

Завод, где выпускались ильюшинские штурмовики, обращался к главному конструктору за помощью.

В начале 1942 года в наркомате организовали выставку из заменителей продуктов питания. Пояснения давал один из работников снабжения.

— Это что? — спрашивал я его.

— Это котлеты из опилок, — отвечал он.

— А это что?

— Это дрожжи из опилок,

— А это?

— Биточки из опилок.

Как выяснилось, слово «опилки» понимать, конечно, нужно было не в прямом смысле. Из древесины и других компонентов приготовлялась так называемая биомасса, которая шла на приготовление тех или иных блюд. Отсюда и появившийся в обиходе термин «чурочные котлеты», от слова «чурка», то есть полено.

На одном из заводов, борясь с авитаминозом, стали приготовлять настой из сосновой и еловой хвои, который рабочие пили вместо воды. Баки с хвойным раствором стояли прямо в цехах. Узнав о целебных свойствах хвои, наркомат ввел это новшество на всех авиационных предприятиях, прежде всего Севера и Урала. На заводы, находившиеся в безлесной местности, хвою возили издалека. Завели такой порядок: при входе в столовую тебе не дадут ложку, если не выпьешь хвойного настоя.

Заведующий авиационным отделом ЦК ВКП(б) Г.М. Григорьян, вернувшись из командировки, рассказывал:

— Пошел в столовую — не пускают, дают кружку с хвойным раствором. Выпил — пустили. Директор смеется, но тоже пьет хвою. Так заведено…

Помощь приходила и из окрестных деревень.

Бывая на наших заводах, колхозники видели, в каких условиях работали и жили наши рабочие. Они видели худых, истощенных людей, часто с опухшими ногами, черными кругами под уставшими от напряженной работы глазами. Видели молодых парней и девчат, худых, узкогрудых, работающих у станков и прессов на подставках. На заводы пошли красные обозы. Колхозники делились с рабочими, чем могли, отдавая нередко последние свои запасы.

Но прокормить многотысячные коллективы колхозники ближайших деревень, естественно, не могли. Это могло сделать только государство. И вскоре рабочие стали получать дополнительное питание. Оно называлось «вторым горячим». Отпускавшиеся до этого в столовых и буфетах обеды по купонам продовольственных карточек называли на предприятиях «первым горячим питанием».

Как-то в 1942 году у моторостроителей на Урале побывал А.И. Микоян вместе с наркомом торговли А.В. Любимовым. Директор завода провел гостей по цехам. В литейном цехе и в обрубном отделении условия были особенно тяжелыми. Работа здесь выполнялась вручную, зубилами. Кругом пыль, удушливый воздух, грохот. Микоян спросил, как кормят рабочих. Один из обрубщиков ответил, что обеды вкусные, но порция очень маленькая.

— Сколько нужно дополнительного хлеба помимо нормы? — спросил Анастас Иванович у директора.

— Самое малое — полторы тонны ежедневно, — ответил тот.

— Надо дать эти полторы тонны, — обратился Микоян к Любимову.

И хлеб на завод стал поступать.

Но такие и подобные меры не могли разрешить проблему в целом. В ее решении огромную роль сыграла организация в марте 1942 года по решению Государственного Комитета Обороны и Совнаркома СССР отделов рабочего снабжения на промышленных предприятиях.

История этого вопроса такова. Осенью 1941 года у заместителя Председателя Совнаркома СССР и председателя Госплана СССР Н.А. Вознесенского обсуждалась работа Наркомата торговли. Кто-то из выступающих вспомнил о довоенных спецторгах как особых органах рабочего снабжения, которые себя хорошо зарекомендовали. Вознесенский поддержал говорившего. Так снова родилась на предприятиях эта форма торговли и снабжения, руководство которой было возложено в наркоматах на главные управления по быту и рабочему снабжению, а на местах — на отделы рабочего снабжения.

После выхода постановления мы собрали в наркомате совещание а пригласили на него заместителя наркома торговли СССР Г.Ф. Шорипа, чтобы он ответил на некоторые неясные для нас вопросы. Поело выступления Шорина все поняли, как нужен наркомату опытный в знающий человек, который мог бы наладить это дело. Выходя с совещания, один из работников наркомата тихо сказал мне, указывая на Шорина:

— Вот бы нам такого руководителя по рабочему снабжению.

Шорина я знал. Первая встреча с Георгием Федоровичем произошла в Ярославле, в обкоме. Он уже был заместителем наркома торговли СССР и приехал к нам, чтобы познакомиться с работой предприятий общественного питания. Георгий Федорович был молод и крепок, таких можно встретить в бригаде грузчиков. Оказалось, что в в самом деле Шорив в юности семь лет проработал грузчиком. От него веяло недюжинной силой, и вместе с тем это был уже опытный руководитель — он окончил инженерно-экономический институт, учился в аспирантуре, много лет работал в партийных, профсоюзных в хозяйственных органах, а до заместителя наркома торговли работал начальником главного управления Наркомторга СССР в Ленинграде.

— Товарищ Шахурин, я ознакомился с состоянием торговли в городе и некоторых рабочих поселках, с работой заводских, школьных, в студенческих столовых, — сказал он мне. — К огорчению, во многих столовых обслуживание рабочих, школьников и студентов желает быть лучшим. Есть все для того, чтобы трудящиеся и учащиеся получали вкусно приготовленную еду за небольшую плату. Не хватает заботливых организаторов этого дела и профессиональных поваров. На отдельных предприятиях вообще нет столовых. Обеды привозят в термосах и бочках, пищу раздают прямо в цехах. Это одна из причин текучести кадров на этих предприятиях и низкой производительности труда. Совершенно недопустимо, когда ночные смены кое-где не имеют горячего питания, обходятся бутербродом и бутылкой молока. Кое-где даже нет кипятка для чая. Ночные смены должны получать горячую пищу. Директора обязаны выделить для этого помещение и организовать кухни. Это окупится сторицей.

Когда Шорин закончил, я спросил его:

— А кто же, по-вашему, недооценивает этот вопрос?

— Вопрос здесь, по-моему, не в недооценке, — ответил он. — Необходимо убедить некоторых руководителей в том, что хорошее и дешевое питание — это во многом залог успешной работы предприятия. Будет справедливо, если заводоуправление часть расходов по столовым примет на свой счет, такие, например, как аренда помещения, его ремонт, водоснабжение, топливо, электричество, транспортные расходы.

— А как решаются эти вопросы в других городах? — спросил я.

— Как пример, — сказал Шорин, — можно взять Ленинград. На заводах и промышленных предприятиях все издержки столовых и буфетов относят за счет заводоуправлений. Питание в столовых и буфетах отпускается рабочим по цене, сниженной на десять — пятнадцать процентов. Рабочие охотно пользуются их услугами. Все это вместе с другими мерами повышает дисциплину труда, производительность, значительно влияет на снижение текучести кадров.

— Выходит, выгода и для рабочих, и для завода. Столовые от этого тоже не в убытке.

После этой встречи мы провели в обкоме совещание с директорами заводов, представителями облисполкома и облфинотдела. Участники совещания признали все эти рекомендации целесообразными.

Когда началась война, Г.Ф. Шорин как уполномоченный Государственного Комитета Обороны помогал эвакуировать заводы, материальные ценности и население из прифронтовых городов, оказывал помощь местным руководителям в расселении людей в тылу страны. Он выезжал в Харьков, Ростов, Таганрог, Рыбинск, Куйбышев, Пермь, Казань, Новосибирск, Омск, Тбилиси, Ташкент и другие города.

Получить такого человека в Наркомат авиапромышленности было очень заманчиво. И нашу просьбу учли. Георгий Федорович был назначен заместителем наркома авиапромышленности и начальником Главного управления по быту и рабочему снабжению. Это произошло в начале мая 1942 года, когда было принято решение о передаче нашим заводам, конструкторским бюро, строительным трестам, институтам магазинов, столовых, складов, баз, ледников, холодильников и т. д., а также совхозов, неиспользованных государственных земель, семенного материала и пр. В короткий срок подобрали руководителей ОРСов на местах и укомплектовали их штаты, а также рабочий аппарат совхозов, подсобных хозяйств и заготовительных контор,

Шорин часто выезжал на заводы, в КБ, на строительные площадки, интересовался постановкой дела. Когда находил, что нужна та или иная помощь, приходил и говорил:

— Директор, парторг ЦК, заводской профсоюз просят помочь продовольствием, дополнительными видами питания, промышленными товарами. Как вы находите?

Спросишь:

— А это законно?

— Конечно, — отвечал Шорин, — беззаконие в нашем деле нетерпимо.

Это были не просто слова. Не раз органы государственного контроля проверяли нас и выборочно, и одновременно по всем предприятиям и никогда не отмечали нарушений.

Работая уже в Наркомате авиационной промышленности, Георгий Федорович по заданию ЦК партии помогал в организации уборки урожая, заготовок хлеба, овощей и картофеля в Куйбышевской, Рязанской, Ярославской и Московской областях.

Когда враг был уже изгнан с советской земли и война пошла на убыль, правительство выделило наркомату несколько автомашин иностранных марок, разрешив наградить ими наиболее отличившихся работников наркомата. Составили список и представили его на утверждение. В этом списке была и фамилия Г.Ф. Шорина. Ему как заместителю наркома выделили «мерседес-бенц». Все машины получили, а Георгий Федорович от машины отказался. Управляющий делами пришел с жалобой:

— Шорин не берет машину.

Я вызвал Георгия Федоровича:

— Почему не берете машину? Машина-то какая — «мерседес»!

А он отвечает:

— Алексей Иванович, мне машина не нужна. Меня обслуживают вполне прилично, круглосуточно и полную неделю.

— Тогда как быть? Машина же выделена правительством?

Он только пожал плечами.

Таким был и остался в моей памяти Георгий Федорович Шорин, возглавивший в то очень трудное время чрезвычайно важный участок работы. Справился он с заданием партии наилучшим образом.

Под руководством и при большой помощи со стороны руководителей заводов, партийных, профсоюзных и комсомольских организаций ОРСы развернули огромную работу по созданию и развитию подсобных хозяйств, проведению децентрализованных заготовок, организации производства ширпотреба из местного сырья и т. д. Уже в 1942 году, опираясь на переданные наркомату совхозы и земли госфонда, ОРСы организовали повсеместно подсобные сельские хозяйства. Государство освободило эти хозяйства от поставок. Сдавались лишь зерновые культуры, и то в половинном размере от того, что сдавали колхозы, а молоко — в зависимости от условий, но не более 200–300 литров в год с каждой фуражной коровы.

Подсобные хозяйства, ОРСы и коллективы заводов проделали большую работу, чтобы освоить отведенные им земли и даже расширить посевные площади путем освоения пустующих участков, раскорчевки залежей, осушения низменностей. В Сибири заводские энтузиасты облюбовали пустовавшие земли, простиравшиеся на 300 с лишним гектаров, и заложили на них многоотраслевое подсобное хозяйство, получавшее в течение последующих лет высокие и устойчивые урожаи. В Восточной Сибири подсобное хозяйство завода на 160 гектарах земли выросло среди тайги за счет раскорчевки леса и осушения болот. Еще одно предприятие в горной местности подняло 195 гектаров целины. Закладывались парники и теплицы, причем уже скоро они стали давать хороший урожай — около 2 тысяч тонн ранней зелени и овощей.

Отводились земельные участки под индивидуальные огороды рабочих и служащих. Для индивидуальных огородников выделялся семенной картофель, семена овощей и рассада. Почти половина рабочих и служащих предприятий авиационной промышленности имела индивидуальные огороды в 1943 году и свыше 80 процентов — к концу войны. Почти 40 тысяч тонн картофеля и овощей в год собиралось с этих огородов — прибавка к столу значительная.

«Начавшись в 1942 году со скромной цифры — 70 гектаров земли, на которых трудился коллектив, собравший около 700 тонн картофеля, — вспоминал один из работников завода, где директором был А.А. Белянский, — армия огородников и обрабатываемая ими площадь земли к 1945 году выросла в десять раз, а собранный урожай — почти в пятнадцать раз. Примерно 70 процентов урожая составлял картофель, остальное — овощные культуры. Иными словами, семьи огородников обеспечивали себя на зиму полным набором продуктов, за исключением хлеба. Это обстоятельству было чрезвычайно важно. Оно освобождало людей от повседневных забот о питании, делало нашу жизнь на новом месте более стабильной и устойчивой. А это, в свою очередь, служило хорошей основой для увеличения производственной отдачи на заводе».

На некоторых заводах огородничеством занимались буквально все. Правда, когда распределяли землю, некоторые руководящие работники отказывались от нее, мотивируя тем, что слишком заняты, некогда будет обрабатывать. Но потом и они поняли пользу этого дела. На уральском заводе инженер-конструктор — председатель огородной комиссии — вовлек в это дело весь руководящий состав во главе с директором завода, заместителем наркома В.П. Баландиным. Как и все, он обрабатывал свой огород, когда выдавалась свободная минута, и собирал урожай.

Вспоминает работница завода А. Инишева:

«Весной сорок третьего года цеху номер 8 выделили земельный участок… Делили так: отмеряли делянку метр в ширину, а в длину — сколько сил у тебя хватит. Копали вековую целину. Травы — по пояс. Смену отработаешь и километров пять-шесть бежишь на свою делянку. Копаешь дотемна. Поспишь тут же, на траве, подстелив фуфайку, а чуть свет встанешь, еще покопаешь — и на работу».

Литейщикам первого цеха отдали незанятую землю, отведенную колхозом. На утильбазе отыскали два негодных трактора, отремонтировали их. Нашлись и трактористы. Заправляли тракторы горючим, сэкономленным на производстве. Таким же образом обзавелись и грузовой автомашиной. Своими силами построили овощехранилище. Осенью получили богатый урожай картофеля, проса, гречихи, овощей.

Для заготовки незерновых сельскохозяйственных продуктов у нас имелись свои заготовительные конторы, базы и пункты. Заготовки допускались лишь после того, как данный район выполнил государственные поставки.

Проводя сельскохозяйственные заготовки в определенных районах, мы имели возможность заключать предварительные договоры с колхозами на продажу излишков сельскохозяйственных продуктов, что помогало улучшить снабжение рабочих и служащих заводов и уменьшить их зависимость от рынка. В некоторой степени это способствовало и стабилизации рыночных цен. Однако не все ОРСы имели твердо закрепленные районы заготовок, что лишало их возможности установить прочные договорные отношения с колхозами, заблаговременно обеспечить материально-техническую базу для нормальной работы заготовительных пунктов.

Когда было особенно трудно с мясопродуктами, на заводах создавались охотничьи бригады, которые вели отстрел диких животных. На уральском заводе однажды получили лицензию на отстрел 150 лосей. Лосиные туши выводились самолетами. Мясо передали в рабочие столовые и детские сады. А в деревне Калинники рыбачила заводская бригада, снабжавшая рабочих рыбой. Но главные поставки мяса и молочных продуктов шли благодаря заготовкам, децентрализованным закупкам и подсобным хозяйствам.

Результат всей этой работы был весьма ощутим. Более половины работающих на заводах авиапромышленности ежедневно получали сверх нормы «второе» горячее питание, многие — усиленное питание и так называемые «стахановские обеды». Конструкторы, инженеры и другие работники подобной категории снабжались по нормам литерного питания, а также получали пайки и абонементы. Рабочие получали дополнительное питание в ночных санаториях и домах отдыха. Особые нормы были для молодых рабочих. Свыше 100 тысяч детей школьного и дошкольного возраста также пользовались дополнительными фондами. В целом дополнительными видами питания охватывалось свыше трех четвертей работников авиапромышленности. Рабочие с ненормированным рабочим днем, занятые на тяжелых работах, за успешное выполнение заданий ежемесячно получали в порядке поощрения из специального фонда дополнительные продукты. Было введено кое-где и лечебно-диетическое питание. Имелись специальные фонды и лимиты для усиленного питания туберкулезных больных и нуждающихся в диете. При заводах организовывались профилактории и специальные столовые для больных, обеспечивавшихся усиленным питанием.

В свое время, когда у нас было очень плохо с одеждой и обувью, мне не раз приходилось ездить к Андрею Васильевичу Хрулеву, начальнику тыла Советской Армии, и просить его выделить что-нибудь из бывшей в употреблении армейской одежды и обуви.

— Ну что, — говорил он, — опять приехал что-то просить?

— Опять, — отзывался я. — Надо, Андрей Васильевич, помогать авиации, ведь ваши летчики дерутся на наших самолетах.

Хрулев улыбался и брал в руки карандаш.

Какие-то наши нужды удовлетворялись. Иногда удавалось достать 100–200 тысяч единиц одежды и обуви. Все это приводилось в порядок, и мы одевали и обували наиболее остро нуждающихся. Хрулев был человеком широкой души, и, несмотря на огромные заботы об армии, он нам не отказывал, я никогда не уезжал от него с пустыми руками.

Но решить проблему таким способом было невозможно. Ею тоже занялись отделы рабочего снабжения. Они организовали мастерские по пошиву одежды и обуви, сапожные мастерские и т. д. На одном из заводов был создан специальный цех по изготовлению текстовинитовой обуви, дававший более 3 тысяч пар в, год. На другом заводе лишь за два года пошили свыше 70 тысяч пар обуви и почти 30 тысяч вещей верхней одежды. В целом же у нас работало 138 мастерских по пошиву и починке обуви.

Непременно надо отметить и работу мастерских, где изготавливались предметы домашнего обихода. Только за 1943–1944 годы ими было сделано 796 тысяч алюминиевых тарелок, почти 5 миллионов ложек, большое число кроватей, железных печек, стаканов, кружек, сотни тысяч других вещей. Даже хозяйственное мыло мы варили сами.

Приезжая на заводы, работники наркомата занимались не только производственными делами. Все, что было связано с бытом рабочих, также не ускользало из поля зрения.

Много сил отдавалось организации детских учреждений. Работники, связанные с бытовым обслуживанием, проявляли величайшую самоотверженность, создавая детские сады и ясли, стремясь улучшить питание детей.

Вот что рассказывает бывшая заведующая детским садом одного из авиазаводов Вера Александровна Мудролюбова:

«В апреле 1942 года состоялось решение об открытии на заводе детских садов. Первой задачей было освободить помещения детских садов, занятые организациями военного ведомства. Это заняло немало времени. Большие трудности были с материалами и рабочей силой, но все же ремонт проводили капитальный. Сами мыли, скребли, белили окна, красили двери. Стали подбирать воспитателей. Технический персонал составили домашние хозяйки, которые раньше никогда не работали. Мы разобрали подвал, где был сложен инвентарь эвакуированных детских садов. Здесь оставалось, конечно, самое худшее, старое. Но мы старательно отбирали все мало-мальски годное, мыли, чистили, устанавливали в детском саду.

22 июня 1942 года были открыты 1-й и 2-й детские сады. Не верилось, что в столь тяжелое время мы сумели создать такое уютное помещение. Вначале привели одного ребенка, потом через день другого, через три дня — еще двоих. Через неделю наплыв детей был таким, что встал вопрос о расширении детских садов.

Скоро обнаружились потребность в ночных группах. Мы организовали такую группу в 1-м детском саду для детей рабочих, которые жили далеко. 1-й детский сад выбрали для этой цели потому, что при нем было бомбоубежище, а воздушные тревоги еще не прекратились. В июле и августе дети два раза ночевали в убежище, два раза во время воздушных тревог мы их уводили в укрытия. Вначале в детских садах было только трехразовое питание. Но скоро мы стали получать достаточное количество дополнительных продуктов: овощи, сметану, молоко и организовали четырехразовое питание детей».

Вслед за детскими садами появились на этом заводе ясли. К концу войны в детских учреждениях завода находилось более 800 детей, из которых около 600 были детьми фронтовиков.

Летом 1944 года детские сады и ясли наших авиазаводов впервые за годы войны вывезли детей за город, на дачи. Сотни школьников — детей рабочих и служащих — с 1943 года ежегодно отдыхали в пионерском лагере, расположенном в красивой местности. Подшефная заводу школа организовывала на все время каникул летние площадки для детей, остававшихся в городе.

Несмотря на большие житейские заботы, напряженный труд на производстве, сотни и тысячи работников наших заводов возобновили занятия в коллективах художественной самодеятельности. Организовались театральные, хореографические и вокальные коллективы, духовые оркестры и даже акробатические кружки. В художественной самодеятельности одного из моторостроительных заводов в дни смотра в конце войны участвовало около тысячи исполнителей. Концерты прошли во всех цехах. Бригада художественной самодеятельности завода выезжала на 2-й Прибалтийский фронт. За два месяца она дала свыше 100 концертов в различных воинских частях. Выступления заводских артистов пользовались большим успехом.

А у мотористов на Урале заработал оркестр народных инструментов. Дирижером его стал начальник одного из механических цехов Б.А. Большаков. Театральный коллектив завода подготовил несколько спектаклей, среди них «Таня» А. Арбузова, «Русские люди» К. Симонова, оперетта «Свадьба в Малиновке». Оперетта шла особенно с большим успехом. Героическое содержание ее, насыщенное пафосом гражданской войны, было созвучно поре военных лет, а бодрая мажорная музыка, веселый смех оказались особенно необходимы людям. Самодеятельные коллективы проделали огромную работу. Они выступали с концертами в военных госпиталях, выезжали в сельские районы.

Десятки тысяч людей были постоянными читателями в библиотеках наших заводов. Библиотечные передвижки развертывали работу в красных уголках цехов и общежитий.

А на заводских стадионах нередко проходили спортивные соревнования. На одном из моторостроительных заводов первой на беговую дорожку в полном составе вышла фронтовая бригада имени Зои Космодемьянской. Всю ночь девушки работали в литейке, а наутро были на стадионе. Как одна, они сдали нормы по бегу, переползанию и метанию гранат.

Зимой на заводском стадионе часто заливали большой каток. В дни соревнований хоккейных команд здесь собиралось большое количество болельщиков — работников завода. По 5–6 тысяч участников насчитывал каждый профсоюзно-комсомольский кросс. Спортивная организация завода неоднократно завоевывала первое место в соревнованиях по футболу, волейболу и другим видам спорта. Такие соревнования проходили и на многих других заводах.

Улучшились и жилищные условия. Постепенно часть сил строительных трестов переключалась на строительство домов и общежитий, а кое-где это делали и сами рабочие. Жилищное строительство разворачивалось повсеместно и во второй половине войны представляло собой в целом огромную стройку. Однако и это уже не удовлетворяло. Нужно было создать для людей по-настоящему нормальные бытовые условия. Нужны были каменные дома, водопровод, канализация, другие удобства.

На одной из коллегий наркомата мы рассмотрели вопрос о дальнейшем развитии жилищного строительства для работников авиапромышленности. Суть состояла в том, чтобы от стихийного, если можно так выразиться, строительства перейти к плановому, с большим заглядом в будущее. На этом заседании был утвержден генеральный план жилищного строительства, предусматривавший создание при заводах городков и жилых поселков. Их решили строить с клубами, детскими садами, яслями, с магазинами, школами, парками, аптеками, почтой, то есть так, как ныне строится современный город или городской микрорайон, — со всеми службами и всем необходимым для жизни человека.

Надо сказать, что это было очень интересное заседание. Докладывали заместитель наркома по строительству и энергетике Гурген Вартанович Визирян, главный архитектор Гипроавиапрома, главные архитекторы заводов и главные инженеры. Обсуждение было бурным:

— А почему эта улица такая? Почему этот дом такой? Почему такой тип взяли? Из какого материала будут строиться дома? На сколько учащихся рассчитана школа?

Здесь же были вывешены красочно оформленные на листках ватмана проекты жилых домов и всех других зданий, а также в целом план жилого городка.

Насколько мне известно, это был единственный случай в истории авиапромышленности, когда коллегия наркомата рассматривала генеральный план жилищного строительства. До войны, как правило, строили в городах. Удобно это было нам или неудобно, но города надо было поднимать тоже. Теперь мы ставили вопрос по-иному: строим сами, строим себе и строим так, как нужно.

Нашим замыслом я поделился с Н.А. Вознесенским, а затем направил к нему с проектами генерального плана Г.В. Визиряна. Потом он рассказывал, какой огромный интерес проявил Николай Алексеевич к задуманному.

Одобрили наш план и в Центральном Комитете.

В начале 1944 года мы провели Всесоюзную конференцию строителей. Никто, ни одна организация, даже Наркомстрой, не собирали во время войны подобной конференции. Работники Дома архитектора предоставили в наше распоряжение свое здание, где мы организовали выставку проектов, сборных строительных изделий, всевозможных новинок, которые привезли представители строительных трестов. Эта выставка имела огромный успех.

Генеральный план строительства городков и жилых поселков был осуществлен успешно. Причем, как и в авиапромышленности, тут тоже существовал суточный график работы, строители отчитывались за сделанное ежедневно.

Прошли дни, когда не хватало в столовых ложек, а чай рабочие пили из консервных банок. Мы жили все лучше и лучше. И это создавало дополнительные стимулы в работе, хорошее настроение. И хотя время по-прежнему было по-спартански суровым, по виделось окончание войны, а за ним — и новая жизнь, которая в конце концов наступила.