Каменноостровская месса (В преддверии 70-летия столетия гибели Пушкина) [72]

Каменноостровская месса

(В преддверии 70-летия столетия гибели Пушкина) [72]

Проблемы так называемого Каменноостровского (Страстного) цикла, вобравшего в себя наиболее значительные лирические стихотворения последнего года жизни АС Пушкина, мучают воображение исследователей на протяжении последних десятилетий.

Дело в том, что четыре стихотворения поэт пометил римскими цифрами II, III, IV и VI, а I и V и, возможно, VII – никак не обозначил (то ли не написал, то ли не дописал, то ли не мог предпочесть, то ли забыл о намерении, то ли не успел…). Все это сообщает циклу интригующую завещательность и не может не беспокоить праздные умы. В книге «Предположение жить. 1836» [73] я, как мог, уже касался этого, и, казалось бы, хватит. Однако от моего агента поступили новые Х-материалы…

А. Битов

I. «А я пошел дальше вас!..»

(Корреспондент Боберов)

Как ты да я!

Пушкин, «Моцарт и Сальери»

…Сами себе иззавидовались! – писал мне мой корреспондент-пушкинист А. Боберов из Мытищ. – Пишу тебе ночью, в четыре утра, в больнице, причем пишу во тьме, на ощупь.

Ошибка нашего восприятия в том, что для нас Пушкин – всё время Пушкин. Между тем он не сразу им стал и поэтому погиб. Сначала и он был комок кричащий и несмышленый. Потом стал носителем фамилии своих родителей, про которых кому-то было известно, кто они такие. Лишь с 12 лет Пушкин: Петербург, лицей, «Зеленая лампа», «старик Державин» etc. Конечно, такого идиота нет, что думает, что родился бронзовый отрок, Опекушин или Аникушин, размером с настольную зеленоватую лампу, а потом стал расти и дорос до площадных размеров, то есть до наших с вами времен. Таких идиотов, конечно, нет, однако мы именно такие.

Нет сил молитву прочесть…

Андрей Георгиевич! Состояние мое миновало (Пушкин помог…), продолжаю свой «ответ Чемберлену» более осмысленно.

Андрей Георгиевич! Конечно, Вам нечего больше сказать, я вас понимаю и не осуждаю. Переиздание Ваше роскошно и мне недоступно. Не на мою пенсию. Так что в этом смысле спасибо за присылку. Хотя могли бы и сразу прислать, еще в 1999 году, благо использовали меня напропалую, еще тогда, четверть века назад, ехидно на меня ссылаясь. Ладно, воруйте! всё теперь… но хоть бы не перевирали!

Идея читать Пушкина подряд, что он написал, конечно, моя! Вы назвали это непрерывный текст, опубликовали, и – пожалуйста! она уже ваша! И всё-таки, как мне ни больно, что вы меня обобрали, приятно подержать такую книгу в руках! ВЭБ [74] и Пушкин, подумать только! «…под залог шалей и серебра». Вы-то ничего, небось, кроме Пушкина и меня, не заложили… Впрочем, комментарий M.H. Виролайнен превосходен (недаром она отмежевывается от вашего произвола в расположении текстов), а факсимильная «Капитанская дочка» вне похвал. Это же надо – тиражировать единственный в мире экземпляр! Но и тут не вы первый: В.В. Набоков задолго до вас закончил свой четырехтомный комментарий к «Евгению Онегину» именно таким образом, факсимильно воспроизведя прижизненное издание романа. Но сама «Капитанская дочка»!! – в жизни такую не видел: надо же еще и такое пережить! особенно любуюсь штампом библиотеки и исходящим номером на титуле. Портрет ваш на суперобложке отвратителен!

Впрочем, идея, конечно, у многих была раньше, чем у Вас, даже у П.В. Палиевского… сделать надо! тут я могу отдать вам должное, вашей предприимчивости: академическое собрание по этому принципу вы опередили.

Впрочем, всё равно не вы первый: один отличный прецедент имел место до вас: Н. Эйдельман с его «Болдинской осенью» [75]. У него это вышло и изящней, и оправданней, без Вашей немецкой последовательности и тупости. И всё равно я пошел дальше вас всех!!!

Опять услышу: «Пушкина не троньте!»

А он на оборотах Пиндемонти

Творил что хочешь, не стыдясь нимало

Незнанья языка оригинала.

Едва взглянув, узрев на горизонте

Громаду Гёте или Ювенала,

Помножив их на свой летучий гений,

Лишь сделал их живей и современней.

(Стал современнее оригинала.)

Я посягнул на реставрацию так называемого Каменноостровского цикла (или, как его, кажется, обозначил г-н Старк, «Страстного»). Эти II, III, IV, VI («Из VI Пиндемонти») так гипнотизировали исследователей, как меня и Вас. Сколько их было! Что только не подставляли на место пропущенных I, V и VII!! Вы в своем «Предположении…» были, пожалуй, немного трезвее. Но зачем же было так бунтовать против «Памятника»?! это у Вас что-то школьное. Тут даже Роднянская с Гальцевой [76] имели повод вас покритиковать. Ведь если понимать этот цикл как «Страстной», то, кроме семи дней недели, остается и восьмой, любимый праздник Александра Сергеевича – Вознесение. Чем «Памятник» не Вознесение над нашей земной плоскостью? Но и заподозрить АС в тупом следовании плану Страстной недели нелепо. Великий пост и Страстная пятница наличествуют в цикле, но остальное всё может быть притянуто только за уши, настолько это личное и принадлежащее его собственным страстям. Совмещение своих страстей с Христовыми, я полагаю, им отвергается (см. «Мирскую власть»).

В конце концов, у Пушкина неизвестно, что бездоннее – замысел или творение. Вы справедливо выписываете его лирику 1836 года в хронологический ряд и сразу отвергаете первое, «Художнику», как более случайное и к делу не относящееся. А я походя построю вам скульптурный, скажем, цикл, вместо «Страстного», причем в той же хронологии.

Грустен и весел, вхожу, ваятель, в твою мастерскую:

Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе:

Сколько богов и богинь!..

Тут Аполлон – идеал, там Ниобея – печаль…

Весело мне! Но меж тем в толпе молчаливых кумиров —

Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет;

В темной могиле почил художников друг и советник.

…

Но у подножия теперь креста честного,

Как будто у крыльца правителя градского,

Мы зрим – поставлено на место жен святых

В ружье и кивере два грозных часовых.

…

Стихи бесстыдные прияпами торчат,

В них звуки странною гармонией трещат…

…

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья…

…

Решетки, столбики, нарядные гробницы…

…

Купцов, чиновников усопших мавзолеи,

Дешевого резца нелепые затеи…

На место праздных урн и мелких пирамид,

Безносых гениев, растрепанных харит,

Стоит широко дуб…

…

Я памятник себе воздвиг нерукотворный…

Разве всё и тут не сходится? Более того, даже бодро продолжается:

Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый,

Строен, легок и могуч, – тешится быстрой игрой!

…

Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено

Бодро оперся, другой поднял меткую кость.

Вот уж прицелился… прочь! раздайся, народ любопытный…

А ведь это – после «Памятника»! Разве тут нет борьбы с античной темой, лирики с монументальностью? Об этом – никто, потому что прислонить не к чему. Не Юноши.

Пумпянский с Лотманом обязательно должны были бы об этом писать… но у нас в мытищинской библиотеке их книг я не нашел, как и «Сатир» Ювенала, которые ох как нужны мне были!

Так что ваша книга послужила мне единственным источником. И на том спасибо.

Итак, я решился (мне было очень плохо). В конце концов, это именно Вы меня разозлили, спровоцировали, раззадорили (можете считать, благословили), приписав некой Л.Я. Гинзбург славу «основоположницы экспериментального литературоведения» [77]: мол, ты сначала попробуй сделать то, что исследуешь: выкинешь в корзину, зато хоть что-то поймешь.

Для начала я построил три списка… Кстати, с чего это Вы взяли, что Пушкин не оставил нам никакого плана собственных сочинений! Вы сами-то составленную вами книгу читали?

Итак, три списка. Я их не буду комментировать: уж столько-то вы знаете, чтобы их уразуметь. Всё на моей совести, и я от нее не отказываюсь. Но взглядом своим на V как на единое целое из двух неоконченных стихотворений – горжусь! Именно после них могут стоять три таких личных, таких программных, таких окончательных стихотворения, как «(Из Пиндемонти)», «Кладбище» и «Я памятник себе воздвиг…».

И нисколько они не похоронные! Соедините их концовки – никакого окончания жизни тут нет – не робкое предположение жить, как у Вас, а явственное продолжение жить.

Основные принципы «реконструкции» легко понять из трех приведенных ниже списков: хронологического, пушкинского и моего.

Хронологический ряд 1836 года

1. «Художнику» – 25 марта

2. «Подражание италиянскому» – 22 июня

3. «Напрасно я бегу к сионским высотам…» – (неоконч.?)

4. «Из Пиндемонти» – 5 июля

5. «Мирская власть» – 5 июля (июня?)

6. «Отцы пустынники и жены непорочны…» – 22 июля

7. «От западных морей до самых врат восточных…» – (неоконч.)

8. «Кн. Козловскому» – (неоконч.)

9. «Когда за городом, задумчив, я брожу…» – 14 августа

10. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» – 21 августа

11. «Была пора: наш праздник молодой…» – (неоконч.)

12. «Родословная моего героя» – нач. сент. (датировка растянута)

13. «На статую играющего в бабки»

14. «На статую играющего в свайку»

15. «Канон в честь Глинки» (одна строфа) – 13 декабря

Пушкинский ряд «цикла»

I?

II «Молитва»

III (Подражание италиянскому)

IV «Мирская власть» V??

VI (Из Пиндемонти)

VII???

Предлагаемый ряд цикла

1. «Напрасно я бегу к сионским высотам»

2. Молитва («Отцы пустынники…»). Великий пост

3. (Подражание италиянскому). Страстная пятница

4. Мирская власть. Страстная пятница

5. «Из Ювенала» = 7+8 по хронологии

6. (Из Пиндемонти)

7. Кладбище («Когда за городом…»)

8. «Из Горация» («Я памятник себе…»). Вознесение

Данный текст является ознакомительным фрагментом.