Стойких партиец – Ирина Хакамада

Стойких партиец – Ирина Хакамада

Моя первая попытка знакомства с Ириной не удалась. Думаю, что она об этом эпизоде и не вспомнит, а моя память его почему-то сохранила. Скорее всего это случилось году в девяносто восьмом. Моя любимая Лена Макашова, которую я обожаю и считаю одним из самых интересных российских модельеров, просто мечтала о Хакамаде. Колоритная полуяпонка покорила ее воображение.

– Хочу, хочу Хакамаду. Хочу такую музу. Моя. Я это чувствую, – твердила Макашова с удивительным постоянством.

– Ладно, – сказала я. – Вот будет у тебя очередной показ коллекции, дашь мне приглашение. Я его в Белом доме твоей обожаемой Хакамаде как-нибудь передам.

И, действительно, в один прекрасный день Лена дала мне это самое приглашение, а я, после очередного заседания правительства, добралась до Ирины и попыталась ей его вручить, объяснив в двух словах, что это, зачем и почему. Увы, Хакамада довольно жестко объяснила мне, что она «не в восторге» от российских модельеров. На что я (а я тоже не без характера), обидевшись за Макашову, сказала, что это «ее проблема» и приглашение ей не оставила. Ну, не хочет идти на показ вожделенная Хакамада, так пойдет кто-нибудь другой. Тот, кому это доставит удовольствие.

Лене я, конечно, ничего про это не рассказала, а просто сообщила, что не смогла с Ириной до показа пересечься.

Правда, закончилась вся эта история, хотя и несколько позже, но вполне благополучно. Во время предвыборной компании девяносто девятого, когда Немцов и Хакамада как проклятые мотались по городам и весям нашей весьма обширной родины, а я, естественно, моталась вместе с ними, Ирина обратила внимание на то, как я одеваюсь, однажды сделала мне комплимент и в ответ услышала предложение, которое, положа руку на сердце, одна женщина крайне редко делает другой:

– Ирина, если вам все так нравится, хотите, я вас со своим модельером познакомлю?

– А можно? – удивленно спросила Хакамада.

– Конечно, – сказала я – вот, вернемся в Москву и поедем.

Так Макашова обрела музу, Ирина сменила стиль, а я сделала доброе дело – порадовала и ту и другую. Кстати, закончилось все это созданием новой марки ХАКАМА, которая живет и процветает и по сей день.

Но рассказать я хотела не об этом, а об одном забавном случае, который произошел на учредительном партийном съезде в конце мая 2001 года, известном как рекордно долгий – длившийся почти сутки – съезд СПС. Сразу скажу, что мне нравится Ирина, что я считаю ее самой яркой женщиной-политиком у нас в стране и очень-очень надеюсь, что она не обидится на меня за эту историю.

Итак, мы уже вовсю работали в Думе, партия росла и развивалась, шла, что называется, от победы к победе, но официально не была единой партией (напомню – на выборы СПС шел как блок), единого лидера тоже не было. Регионы настаивали на том, что такой руководитель необходим, потому что им сильно мешает отсутствие единоначалия. Поэтому было решено собрать съезд, оформить партию и выбрать наконец лидера. Было понятно, что станет им Немцов, возглавлявший думскую фракцию. И все бы так и произошло, будь это, к примеру, «Единая Россия», где как приказали, так и проголосовали. Но в тогдашнем СПС, практикующем «демократию без берегов», этого не случилось. Кстати, французские литераторы, чей термин «реализм без берегов» я сейчас перефразировала, тоже в итоге дописались черт знает до чего. Так что, делаем вывод, что идею никогда и ни при каких обстоятельствах – будь то политика или литература – нельзя доводить до абсурда. Врочем, я отвлеклась. Ведь мой рассказ не о развитии демократии в России, а о Хакамаде.

Перед самым съездом одна малосимпатичная группа «старых демвыборцев» решила поиграть в игры и начала уговаривать Гайдара возглавить партию. Сначала, насколько я знаю, Егор Тимурович отбрыкивался от этого предложения руками и ногами, но в самый последний момент им каким-то образом удалось упросить его выставить свою кандидатуру. Было понятно, что это ни к чему хорошему не приведет, поэтому Немцов и Чубайс срочно ринулись исправлять ситуацию. И, в итоге, это им удалось.

Съезд начался очень пафосно. Делегаты постояли под «Патриотическую песню» Глинки, продемонстрировав свое неприятие старого-нового гимна, заслушали приветствия от Путина и Маргарет Тэтчер, приняли программу и устав и начали разбираться с лидерством. Вскоре выяснилось, что альтернативы Немцову нет, но небольшое политическое шоу мы все же получили, когда на сцену концертного зала Президиума Российской Академии Наук (именно там проходило сие историческое действо) вышел Кара-Мурза-старший и предложил в лидеры партии свою кандидатуру, раскритиковав и Немцова, и Гайдара. Правда, практически вслед за ним вышел Кара-Мурза-младший, который с высокой трибуны официально заявил, что «дядю он, конечно, уважает, но голосовать будет за Немцова», чем сразу дал понять всем собравшимся в зале, что если уж ближайшие родственники не взирая на лица голосуют за Бориса, то и спорить не надо – Немцов круче, поэтому нужно дружно избрать именно его. А тут подоспел и сам Гайдар, который, в конце-концов, снял свою кандидатуру и поставил в этой истории большую жирную точку своей коронной полюбившейся партийцам и процитированной всеми журналистами фразой: «Слабые люди не создают сильных партий».

И все бы ничего, но дальше начали избирать «лучших из лучших» в политсовет партии, и с этим что-то сразу не сложилось. Видимо, столкнулось очень много интересов или желающих порулить было больше, чем автомобилей. Закончилось все решением избирать политсовет тайным голосованием, что, естественно, сильно усложнило как само голосование, так и подсчет голосов. История сильно затянулась. Затянулась до такой степени, что уже и солнце зашло, и чудный московский вечер медленно, но верно превратился в ночь, и ночь полностью вступила в свои права, а подсчет голосов все продолжался и продолжался, а съезд все шел и шел.

Праздные депутаты шатались по холлу из угла в угол, кто-то еще спорил до хрипоты, кто-то нервно ждал, кто-то перекусывал в удачно обнаруженном выше этажом работающем буфете, кто-то спокойно посапывал в полутемном и полупустом зале, кто-то тихонько баловался где-то неподалеку купленным коньячком. А мы с самыми стойкими журналистами из тех, кто решил остаться до победного и ждать результатов, весело коротали время за легким ни к чему не обязывающим трепом и баловались сигаретами. В это время к нам подошел бессменный помощник Хакамады Костя Лазарев и, весело хихикая, с невесть откуда взявшимся артистизмом в лицах начал изображать, как выглядит на сию минуту его любимая начальница.

– Моя, – сказал он, – моя-то выпила коньяка. Знает ведь, что с ней после этого будет. А выпила. И теперь ходит – вот такая.

И Костя показал (и очень удачно), какая теперь ходит Ирина.

Думаю, сейчас самое время сказать и даже ответственно заявить, что Хакамада вообще не пьет. Не пьет. Вообще. Я-то это хорошо знаю, потому что она сама мне рассказывала, что папины гены (а папа был японским коммунистом, приехавшим по собственной воле и в строгом соответствии со своими убеждениями в СССР строить со всем советским народом светлое коммунистическое будущее) сделали свое черное дело и поэтому, в связи с их присутствием в организме российской демократки с японскими корнями, как и любому другому японцу, пить крепкие напитки ей категорически противопоказано, так как алкоголь сразу же поступает в кровь со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но продолжу. Только Костя полицедействовал, как из-за его спины раздался такой до боли знакомый и до странности веселый голос Ирины:

– А че-е-е-го вы т-т-у-т делаете, р-е-е-б-я-та? А?

Костя поперхнулся, резко замолчал, закашлялся, засмеялся или зарыдал (точно было не разобрать), повернулся, посмотрел на свою лучезарно улыбающуюся начальницу, немного подумал и начал лепетать что-то маловразумительное, слившееся в один словесный поток, из которого периодически выскакивали только четко определяемые «да я» и «Ирина Муцуовна». Я смотрела на Костю, на Ирину и быстро пыталась сообразить, что делать и как увести Хакамаду, пока кто-нибудь из журналистов не очнулся и не попросил у нее каких-нибудь комментариев. А такой – о, я это точно знала – вскоре обязательно должен был появиться.

На мое счастье, в это время к нам подошел, вернее, подбежал ответственный секретарь партии Виктор Некрутенко, который нежно обнял так и не переставшую улыбаться Хакамаду и быстро увел ее от греха подальше «попить чайку».

Бедный Костя наконец замолчал, а после, через паузу обреченно сказал:

– Все, ребята, я уволен.

Прошло еще немного времени, голоса подсчитали и нас пригласили в зал для озвучивания окончательных результатов голосования. Мы заняли свои места. Партийное руководство направилось на сцену и чинно расселось за стоящим там столом. Меня это не волновало. Я ждала только ее – Хакамаду. И она появилась. Ирина, как ни в чем не бывало, бодро прошествовала к столу, села на свое место и начала что-то горячо обсуждать с Немцовым.

– Уф, – выдохнула я, – все в порядке. – И посмотрела на сидящих рядом журналистов. Помню Наташу Паньшину из ИТАР-ТАСС, которая, как мне показалось, с нескрываемым интересом так же, как и я, наблюдала за вышеназванной особой.

Но это еще не конец. Этот стойкий партийный самурай по имени Ирина Муцуовна еще показал настоящий класс! (Прошу обратить внимание, что я почти никогда не пользуюсь восклицательными знаками. Не люблю. Но не в этот раз). Она выступила. Произнесла блестящую речь и сорвала бурные аплодисменты.

Вот такие бывают полуяпонки – настоящие демократки из дочек несгибаемых японских коммунистов.