А мы едем в Магадан
А мы едем в Магадан
Трудное» лето 1998 года было в самом разгаре. Уже два месяца, то затухая, то вновь обостряясь, по всей стране шла «рельсовая война». Шахтеры регулярно перекрывали железнодорожные пути, выдвигали правительству все новые и новые требования. Кириенко в ответ с той же регулярностью заявлял, что не пойдет на уступки, а после отправлял Олега Сысуева на очередные переговоры. Вся наша белодомовская журналистская жизнь проходила под стук шахтерских касок. Мы, как проклятые, носились по длинным коридорам здания правительства, пытая каждого встречного о том, что происходит, как и когда ситуация будет разрешена. В перерывах между работой, мы всей командой покуривали в своем излюбленном месте и наблюдали в окно, как полуголые шахтеры в перерывах между художественным стуком загорают, обедают, митингуют, общаются с милицией, с переговорщиками всех мастей, с телевизионщиками и с радостными коммунистами в которых, видимо, глядя на бастующих, пробудилась дремавшая до сей поры классовая солидарность.
Шахтеров скопом привозили утром в автобусах, а вечером также организованно увозили, оставляя малую толику в палатках на Горбатом мосту, как напоминание правительству о том, что каски вновь застучат завтра и будут греметь полные восемь часов в строгом соответствии с трудовым законодательством. Чуть позже Лужков, судя по всему, беспокоясь за санитарное состояние ближайших кустов, обеспечил их биотуалетами, а еще позже к месту осады ежедневно стала приезжать машина с водой, которая заменяла бастующим душ. Если я не ошибаюсь, шахтеров даже на экскурсии по Москве-матушке возили. Короче, они, в отличие от нас, жили полной и насыщенной столичной жизнью.
Но случился и на нашей улице праздник. Как-то раз прибежал мой постоянный спутник Петька Мокшин с криком:
– Лиль, Немцов летит в Магадан и на Сахалин. Тебе твои (ИТАР-ТАСС) командировку оформят?
– Куда? На Сахалин? – переспросила я, почему-то пропустив мимо ушей Магадан. – Да я в лепешку разобьюсь, а на Сахалин командировку заполучу. Когда еще туда попадешь? А что за программа?
– Точно не знаю, но «Сахалин-1» и «Сахалин-2» Боря точно посетит (напомню, что Немцов курировал нефтянку и в это самое время активно занимался обоими проектами).
Через пару дней мы отправились в Магадан.
По прибытию в город Немцова и особо приближенных членов делегации разместили в уютном частном отельчике, а журналистов поселили в видавшей виды гостинице советского образца. Кстати, скажу, что сам город мне понравился – небольшой, зеленый, уютный, весь застроенный двух– и трехэтажными домами, возведенными еще руками японских военнопленных. Хотя, думаю, что он произвел бы совсем иное впечатление, если бы мы оказались здесь не в начале июля, а где-нибудь в декабре или в январе.
Да, самое печальное было то, что еще в холле гостиницы нас предупредили, что горячей воды, к сожалению, нет, так как идет плановый ремонт. Мы с Петькой, посовещавшись, решили, что это не страшно, и что в такую чудную погоду можно принять бодрящий холодный душ. С этим и разошлись по своим соседним номерам. Мое счастье, что я не нырнула в душ сразу, а вышла на крошечный балкончик, чтобы полюбоваться видами. И в тот самый момент, когда я, попивая воду из бутылки, взирала с высоты на город, за стеной раздался страшный крик Мокшина, после него прозвучала колоритная тирада про бабушку, бога, черта и чью-то маму, а потом на соседний балкончик выскочил Петька, завернутый в махровое полотенце. Выражение его лица было таким, что я поинтересовалась, не обнаружил ли он в ванной невесть как забравшуюся туда девицу легкого поведения и не это ли его так травмировало? На что Мокшин грозно прорычал:
– Издеваешься? А я, между прочим, о твоем здоровье подумал. Не придумай лезть под душ. Вода даже не ледяная, а ледяная в квадрате.
Я прохихикала свое спасибо и отправилась в ванную, чтобы проверить поступившую информацию.
Петька не соврал. Вода была мало не покажется. Надо было что-то придумать. Гениальная идея пришла в голову практически сразу. Я спустилась вниз, добралась до ближайшей палатки, купила там четыре полуторалитровых бутылки воды и сообразила из них что-то, что могло сойти за душ.
А после пошли встречи с руководством области, города с простым народом, долгоиграющие и мимолетные посещения чего-то очень важного и нужного, и столь же важные или не совсем важные обсуждения этого самого важного. Все это моя память благополучно похоронила в своих недрах. Но один момент все же запомнился.
Немцову предстояло открыть только что отстроенный прямо в тайге под Магаданом завод по переработке золота. Нашего вице-премьера на вертолете повезли на золотые прииски, а уже оттуда он должен был прилететь на завод. А нас привезли сразу на место торжества. Как я уже сказала, прямо в лесу оказался очень современный и компактный заводик, спрятанный от посторонних глаз за серьезным таким забором, тщательно охраняемый и на вид достаточно неприступный. Мы приехали раньше Немцова и поэтому прогуливались у проходной в ожидании руководства. Нас с самого Магадана сопровождала специально выделенная губернатором Цветковым дама из пресс-службы, главной обязанностью которой было спасение нас от мерзкой летающей и противно зудящей кусючей живности под названием «комар обыкновенный», коей, как мы испытали потом на собственном опыте, оказались полным-полны окрестности затерянного в бесконечной тайге города. Наша спасительница регулярно подбегала к нам, каждый раз извинялась и обильно поливала нас с ног до головы какой-то мерзко пахнущей жидкостью, которая должна была защитить заложников сложившейся ситуации от этого божьего наказания. При этом дама постоянно убеждала нас, что мы очень счастливые, потому что «уже прошел сезон мошки, которая – эта самая мошка – это да, а комар, так это даже и ничего, пустяк пустяком». Но мы, избалованные столичные штучки, с ней были категорически не согласны, потому что эти твари не казались нам столь уж безобидными. Мы с Юлей Юльяновой и Петькой Мокшиным вооружились длинными ветками и с их помощью пытались спастись от укусов жаждавшей нашей свежей кровушки комариной братии.
А Немцов все не летел и не летел. Видимо, чтобы мы окончательно не заскучали, вдруг на всю катушку включили какую-то бравурную музычку из шедевров советской эстрады. И под громкое, кажется, кабзоновское: «Раньше думай о родине, а потом – о себе», мы продолжили уже ритмично отбиваться от совсем озверевших кровососущих. Наконец, прилетели Немцов с Цветковым.
Вальяжный губернатор, счастливо сияя улыбкой гостеприимного хозяина, повел нас в цеха своего драгоценного и (сразу было видно) любимого детища, широким жестом приглашая дорогих гостей посмотреть, что за чудо выросло в таежной глуши. Смотреть действительно было на что. Заводик отвечал всем современным требованиям, производство осуществлялось по последнему слову науки и техники, присутствие человека было вообще почти сведено на нет, практически полностью автоматизированный процесс превращения добытого золота в полноценные одинаковые слитки производил сильное впечатление. Наконец, мы добрались до последней стадии производства. У меня, да и не только у меня, возникло странное, такое почти сюрреалистическое ощущение от лицезрения огромного числа сотен аккуратно сложенных золотых слитков.
Радостный и гордый Цветков, прекрасно понимая, какое впечатление производит на нас такое количество золота, решил усилить театральный эффект от происходящего. Он взял слиток и дал его в руки Немцову. Немцов взвесил слиток на руках, держа его как младенца, а потом неожиданно бросил мне, стоящей рядом:
– Смотри, Лиля, просто под цвет твоего пиджачка.
На мне действительно было последнее творение моей любимой Лены Макашовой из очень своеобразного бархата рыже-золотого цвета. Радостный Немцов, видимо, приятно удивленный таким сочетанием, ничего не говоря одним движением сунул мне в руки слиточек, который я быстро подхватила, совершенно не догадываясь о том, какой он на самом деле тяжелый. Десять килограмм чистого золота чуть было не были уронены мною на ноги уважаемого вице-премьера, но в последний момент я все-таки удержала слиток двумя руками. И тут же увидела, что фотографы решили запечатлеть сей момент для вечности. Я попыталась изобразить улыбку. Но она мне не удалась. На сохранившейся у меня фотографии я вижу, как через улыбку просвечивает гримаса, но очень надеюсь, что никто, кроме меня, этого не замечает.
Уже в Москве, получив фотографию, я, рассматривая ее вместе с Борисом, с улыбочкой, очень смахивающей и, я бы сказала – просто копирующей ту, с какой Немцов вручил мне этот незабвенный слиток – сказала:
– А знаете, Борис Ефимович, смотрю я на это фото и думаю, вот откажетесь вы мне какую-нибудь информацию нужную сообщить, а я разозлюсь, возьму фотографию, аккуратненько отрежу Цветкова и останемся на ней только мы с вами. А тогда… я загоню ее за хорошие деньги в какую-нибудь желтую газетенку, чему они будут несказанно рады. Придумают правильный заголовок и будете опровержения давать до скончания века.
– Значит, шантажируешь, – сказал он в ответ.
– Ага, шантажирую.
– Меня – бесполезно, – уверенно заявил Немцов.
Может, оно и так, но с тех пор на мои вопросы первый вице-премьер отвечал всегда исправно и обстоятельно. Не отлынивал и на сильную занятость не ссылался.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.