Десант

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Десант

Из Севастополя мы получили извещение, что десантная операция переносится на одни сутки. Это решение не уменьшило нашего беспокойства: пока не прибыла 157-я дивизия, нельзя было рассчитывать на удачу, и полк, который высадится, явно обрекался на гибель. Мы не смогли бы поддержать его никакими силами: ведь только что пришлось из Восточного сектора, где ему предстоит высадиться, перебросить часть войск на ликвидацию прорыва в Западном и Южном секторах.

17 сентября мы телеграфировали Военному совету флота: «Наступать в направлении Свердлово — Кубанка при явном превосходстве противника невозможно. В Одесской дивизии осталось пять пехотных батальонов, один артполк, мало снарядов… В Западном и Южном секторах идут напряженные бои. Для отражения атак противника брошены части Одесской дивизии, моряки Одесской военно-морской базы и работники НКВД. Просим отменить операцию, 3-й полк незамедлительно направить в Одессу».

Докладывая так, мы, однако, не прекращали подготовки к десантной операции. Была надежда, что ее удастся оттянуть до прибытия 157-й дивизии.

Прибывшие к нам начальник оперативного отдела штаба флота капитан 1 ранга Жуковский, заместитель начальника отдела связи капитан 2 ранга Гусев, флагманский артиллерист флота капитан 1 ранга Рулль и другие командиры усиленно занимались разработкой операции. Штаб ООР активно вел воздушную, наземную и морскую разведку. Штаб ВВС уточнял группировку пехоты, артиллерии и конницы противника в районе Свердлово, Благодарное, Кубанки, Гильдендорф, передвижение его войск в направлениях Петровское — Свердлово, станция Буялык — станция Кремидовка.

Штабы дивизий проводили ночные поиски, чтобы выявить нумерацию частей, действующих перед каждым соединением, их смену, перегруппировки и инженерные работы.

Наконец в Одессу начали прибывать части 157-й стрелковой дивизии. Вместе с нею на пополнение поредевших частей переднего края прибывали маршевые роты.

Первые батальоны 633-го стрелкового полка произвели на нас хорошее впечатление. Уже при выгрузке на причал красноармейцы показали отменную выправку, организованность и дисциплину. Хорошее впечатление производил командир полка майор Гамилагдашвили.

Комиссар полка Карасев доложил, что полк в первые дни войны пополнился в Новороссийске мобилизованными рабочими цементных заводов, которые прошли уже хорошую подготовку и мало отличаются от кадровых красноармейцев.

Вслед за 633-м корабли доставили в Одессу 716-й и 384-й стрелковые полки, артиллерийский полк (24 76-миллиметровые пушки на конной тяге) и тылы дивизии.

На учебном корабле «Днепр» прибыли командир дивизии Д. И. Томилов и комиссар дивизии А. В. Романов. Оба они имели богатый военный опыт. Полковник Томилов служил в Красной Армии с 1920 года в бригаде петроградских курсантов, участвовал в боях на Перекопе, в ликвидации банд Махно, окончил высшие стрелково-тактические курсы «Выстрел», командовал полком, затем дивизией.

Полковой комиссар Романов был старейшим политработником, в дивизию пришел с введением института военных комиссаров.

Как только начали прибывать полки 157-й дивизии, мы были озабочены тем, чтобы не допустить использования ее по частям. Вскоре пришла телеграмма Ставки с указанием: 157-ю стрелковую дивизию использовать на направлении главного удара, не распыляя ее на решение второстепенных задач.

Отвоевались

Комдив заявил, что дивизия готова к боевым действиям и ждет только приказа. Он рассказал, с каким воодушевлением личный состав принял сообщение, что дивизия направляется на помощь Одессе. Из его доклада мы узнали также, что приданный дивизии 422-й тяжелый гаубичный полк оставлен в Новороссийске и в Одессу направляться не будет.

Мы немедленно послали в Ставку просьбу закрепить 422-й тяжелый артиллерийский полк за 157-й дивизией и прислать в Одессу.

За обедом комиссар дивизии рассказывал:

— Мы, конечно, отправку в Одессу держали в секрете. Но об этом узнали в порту. Было много провожающих — родные, близкие: ведь у нас же несколько тысяч новороссийских рабочих. Были, конечно, слезы. На войну ведь идем. Но из тысяч не было ни одного опоздавшего на посадку.

Вдруг дежурный по штабу принес радостное сообщение: «В Новороссийск прибыл для Одессы гвардейский дивизион «эресов». Мы забыли обо всем другом, и обед превратился в еще одно, внеочередное заседание.

Частые запросы Генерального штаба об обеспеченности Одессы боезапасом, его требования о срочной доставке довольствующими органами всего необходимого убеждали, что мы не забыты, о нас постоянно заботятся. Свидетельством этой заботы явилось сообщение о гвардейских минометах. И сколько было радости, когда мы получили быстрый ответ Ставки: «422-й гаубичный артиллерийский полк будет грузиться для отправки в Одессу»!

Как не радоваться, если сформированные в Одессе 2-я кавалерийская и 421-я стрелковая дивизии вообще не имели артиллерии, а орудия 25-й и 95-й дивизий уже приходили в негодность! У противника было до 80 орудий на километр фронта, а у нас в Восточном секторе — 2,4, в Западном — 4,4 и в Южном — 5,6 орудия на километр. Правда, значительно увеличивала плотность огня корабельная артиллерия, но это было делом эпизодическим.

Начальник политуправления флота П. Т. Бондаренко, прибывший в Одессу, внес некоторую ясность в распоряжения Военного совета флота относительно подготовки десантной операции. Оказалось, что проведение ее было отложено до 17 сентября только потому, что 3-й морской полк не закончил в указанное ему время формирование, не был укомплектован командным составом и не успел подготовиться к высадке.

Кроме того, командование флота насторожили наши настоятельные просьбы не торопиться с высадкой, доложенные капитаном 1 ранга Ивановым, хотя они и вызвали недовольство вице-адмирала Октябрьского и члена Военного совета Кулакова, высказавшихся по нашему адресу довольно нелестно. А через сутки они получили нашу телеграмму, подтверждавшую доклад Иванова заявлением, что наступать на Свердлово — Кубанку при явном превосходстве противника невозможно. Она заставила Военный совет флота снова взвесить все обстоятельства и отложить операцию до 21 сентября, когда в Одессе ожидался 422-й артполк.

Узнав о прибытии в порт транспорта с долгожданным полком, я поехал туда.

На причале стоял сияющий полковник Томилов.

— Тридцать шесть 152-миллиметровых гаубиц и три боекомплекта! — радостно воскликнул он.

Несмотря на то что поблизости рвались снаряды, артиллеристы сноровисто разгружали орудия, боеприпасы, имущество. Мощные тягачи увозили гаубицы из порта, и я уже представлял их толстые стволы, гневно вздрагивающие от выстрелов.

— Как настроение? — спросил я у командира полка Кирсанова.

— Боевое. Хорошо — работа у вас тут будет!

20 сентября Военный совет слушал доклад генерал-лейтенанта Софронова, отвечавшего за подготовку и проведение наступательной операции в Восточном секторе.

Бригадный комиссар Кузнецов и полковой комиссар Бочаров доложили о проведенной в частях партийно-политической работе. Все с нетерпением ожидали наступления, хотя в замысел его пока не были посвящены.

Утвердив разработанную полковником Крыловым плановую таблицу боя, в ту же ночь мы донесли Военному совету флота о том, что начало артподготовки намечено на 7 часов 30 минут, атака — на 8 часов 22 сентября, и просили авиацию флота нанести одновременно бомбовый удар по Гильдендорфу, Александровке и совхозу Ильичевка.

Планом операции предусматривалось, что днем 21 сентября и в ночь на 22-е авиация флота ударом по аэродромам и скоплениям войск противника в Восточном секторе парализует немецкую авиацию и сорвет сосредоточение вражеских сил. 3-й морской полк под прикрытием артиллерийского огня кораблей высадится на пересыпи Аджалыкского лимана у деревни Григорьевка. После высадки десанта корабли перенесут огонь в глубину расположения противника. 3-й морской полк с рассветом овладевает Чебанкой, Старой и Новой Дофиновкой, закрепляется и переходит к длительной обороне. Наступление полка поддерживается огнем кораблей по заявкам командиров подразделений через корректировочные посты, высаживаемые одновременно с десантом.

Пользуясь тем, что внимание противника будет отвлечено боем десанта по ту сторону Большого Аджалыкского лимана, 421-я и 157-я стрелковые дивизии при поддержке 37-й и 38-й батарей Одесской военно-морской базы, танкового отряда и кораблей очищают все пространство между Большим Аджалыкским и Куяльницким лиманами, овладевая в конечном счете рубежом 1 километр юго-западнее Свердлово, хутор Петровский, поселок Шевченко.

Истребительная авиация ООР с рассвета 22 сентября поддерживает десант и прикрывает с воздуха корабли. В тылу противника выбрасывается группа парашютистов, которая частными диверсиями и огнем нарушает его связь и боевое управление, создает панику.

Обстановка в секторах Одесского оборонительного района 21 сентября была благоприятной для проведения операции. В Восточном секторе противник активности не проявлял, но готовился к наступлению. В Западном секторе в течение дня он три раза переходил в атаку, но был отбит и понес большие потери. В Южном секторе неоднократно пытался прорвать нашу оборону в направлении южной окраины Дальника, но успеха не имел.

Резервы у нас теперь были.

Для руководства десантной операцией рано утром 21 сентября из Севастополя на эсминце «Фрунзе» вышел командующий эскадрой контр-адмирал Л. А. Владимирский. Он должен был прибыть в Одессу, заблаговременно уточнить обстановку и договориться с Военным советом ООР по всем вопросам совместных действий. На эсминце был и капитан 1 ранга Иванов с документацией для отряда высадки.

Командиром «Фрунзе» вместо находившегося в госпитале Бобровникова был назначен на поход зарекомендовавший себя опытом и храбростью капитан-лейтенант В. Н. Ерошенко, корабль которого — лидер «Ташкент» — находился в те дни в ремонте.

Командир эсминца «Фрунзе» капитан-лейтенант П. А. Бобровников

В полдень 21 сентября в Казачьей бухте в Севастополе была закончена посадка десанта на крейсера «Красный Кавказ», «Красный Крым» и на эсминцы «Безупречный» и «Бойкий». Всего было принято на борт 1617 человек.

В 13.30 корабли снялись с якоря и под командованием командира десантных кораблей контр-адмирала С. Г. Горшкова вышли в Одессу, имея эскадренный ход 18 узлов. На крейсере «Красный Кавказ» находился военком эскадры бригадный комиссар В. И. Семин, который должен был на переходе организовать разъяснение морякам предстоящей задачи.

Утром 21 сентября все члены Военного совета ООР отправились в части для проверки готовности их к наступлению. Возвратившись из секторов, мы собрались у Жукова, который дал начальнику штаба генерал-майору Шишенину распоряжения по устранению обнаруженных недостатков.

— Для корректировки огня с кораблей все подготовлено, — доложил флагманский артиллерист флота капитан 1 ранга Рулль. — Корпосты выделены и будут высажены вместе с десантом. Часть огневых точек противника засечена. Таблицы переговоров будут катерами доставлены на эсминцы к моменту их подхода.

— Очень хорошо, что вместе с десантом будут высажены корпосты. Главное, чтобы связь не подвела, — проговорил Г. В. Жуков.

— Разрешите, товарищ командующий, доложить, — услышали мы вдруг встревоженный голос вошедшего дежурного по спецсвязи.

Жуков протянул руку за радиограммой.

Я видел, как менялось его лицо во время чтения. Прочитав, он снял пенсне, положил их на радиограмму и поднял свои близорукие глаза.

— «Фрунзе»… — сказал он глухо. — Потоплен у Тендры «Фрунзе»… Вражеской авиацией.

— Что с Владимирским и Ивановым? — спросил Колыбанов.

— О них ничего не сказано.

— Все радиограммы с Тендры, из Севастополя, с кораблей — ко мне немедленно, — сказал Жуков дежурному.

Взглянув на радиограмму, я увидел, что она была отправлена с Тендры капитаном 2 ранга Мельниковым в 16.05 в Севастополь и Одессу. Мельников сообщал, что в 15 часов 7 минут эсминец «Фрунзе» атакован бомбардировщиками Ю-87 и потоплен в 90 кабельтовых от маяка; к месту гибели выслан буксир. Потоплена и канонерская лодка «Красная Армения»; погиб комиссар дивизиона Славинский.

В памяти на мгновение всплыли мои знакомые из экипажа «Красной Армении». Это они спасли от вражеской авиации док с паровозами и доставили его в Николаев. Это они своим огнем помогли держаться гарнизону Очакова.

Вспомнил комиссара корабля Михаила Александровича Серова, рассказывавшего о раненых и контуженых моряках, отказавшихся уйти в госпиталь и не покинувших своих боевых постов; комиссара дивизиона Федора Перфильевича Славинского, всегда ходившего на том корабле, который выполнял наиболее опасные и серьезные задания. И вот их нет… А может, все-таки кто-то жив?

— Как будет с операцией? — прервал поток моих мыслей Шишенин.

— Корабли с десантом уже идут из Севастополя. Думаю, — ответил Жуков, поглядев в нашу сторону, — что все останется в силе… Особенно то, что зависит от нас.

— Разрешите идти? — обратились к нему артиллеристы полковник Рыжи и капитан 1 ранга Рулль.

— Идите и помните, — сказал Жуков, — все остается в силе…

* * *

Во второй радиограмме с Тендры сообщалось, что потоплен и буксир «ОП-8», а буксир «Тайфун» поврежден бомбами.

— Неужели корабли с десантом повернут обратно? — горевал Софронов.

— Думаю, не повернут, — возразил Жуков.

Потом мы узнали, что командующий флотом, получив радиограмму о гибели «Фрунзе» и не имея сведений о контр-адмирале Владимирском, приказал возглавить операцию контр-адмиралу Горшкову. Во изменение прежних распоряжений он приказал также крейсерам сразу после высадки возвращаться в Севастополь, чтобы затемно оторваться от Тендры, а миноносцам остаться для огневой поддержки десанта.

В 19 часов радиограмма с Тендры принесла известие: большинство личного состава эсминца «Фрунзе» спасено, Владимирский отправился в Одессу на торпедном катере.

Мы с Жуковым поехали в порт, чтобы встретить Льва Анатольевича. Там уже был контр-адмирал Кулешов. Он доложил, что на «Чапаеве» прибыл дивизион «эрэсов». Жуков распорядился держать этот дивизион в резерве Военного совета.

Кулешов волновался: по времени уже нужно отправлять высадочные средства навстречу кораблям с десантом, но нет инструкций, поэтому неизвестны ни точки встреч, ни другие необходимые указания — их вез из Севастополя Иванов. Кулешов надеялся, что он прибудет вместе с Владимирским.

Наконец мы услышали рокот мотора, и вскоре к причалу подошел катер. Мы еще издали заметили, что китель на Владимирском расстегнут и из-под него видны бинты.

Поздоровавшись с Владимирским, Жуков спросил:

— Где же наш Иванов?

— Убит при первом налете. — Владимирский с трудом застегнул китель. Даже раненный, он не хотел изменять своей привычке — быть подтянутым.

Мы молчали…

— Группа сторожевых катеров и канлодка «Красная Грузия» ожидают инструктаж, — прервал молчание Жуков. — Документация вместе с Ивановым погибла. Время на исходе. Мы опаздываем. Какие будут указания?

Владимирский повернулся к Кулешову.

— Запоминайте, Илья Данилович, — начал он, и вдруг голос его стал сухим и прерывистым: — «Красная Грузия» вместе со сторожевыми катерами должна быть в точке рандеву в двадцать четыре ноль-ноль.

Вам надлежит принять первый бросок и высадить десантников на берег… Огнем своей артиллерии подавить огневые точки врага. Канлодка будет служить ориентиром для барказов, идущих с десантом… Катерам быть в дозоре, части катеров следовать с «Красной Грузией» — принимать раненых и оказывать им помощь. Сообщите на «Красный Кавказ», что запаздываете.

— Есть! — бодро ответил Кулешов.

— А теперь в штаб, — сказал Владимирский Жукову. Дорогой все расскажу…

Дав последние указания контр-адмиралу Кулешову, Жуков сел в машину, и мы поехали.

— Было спокойное утро. Полный штиль, — начал свой рассказ Владимирский. — К сожалению, конечно, такая погода всегда чревата неожиданностями.

Крейсера «Красный Кавказ», «Красный Крым» и эсминцы с десантом под командованием Горшкова должны были выходить вскоре после нас.

На переходе все шло без помех. У Тендры сигнальщики доложили: «Видим притопленную канонерскую лодку «Красная Армения», дым, на корабле — никого». Вскоре увидели на воде плавающих людей. Пошли по направлению к ним. Спустили шлюпки. Одна из них доставила на борт краснофлотцев и комиссара канлодки Серова.

Находившемуся поблизости буксиру «ОП-8» я дал приказание идти к канлодке и тушить пожар.

Вскоре мы заметили группу самолетов, идущую по направлению к «Красной Армении», видимо, с целью добить ее. Обнаружив нас, самолеты сменили курс и развернулись. Мы развили ход… — Владимирский горько улыбнулся и, набрав в легкие воздуха, продолжал: — Ничто не помогло. Их было восемь, Ю-87: асы из эскадрильи охотников за кораблями, переведенной сюда из района Средиземного моря. Перестроились в цепочку и, последовательно входя в крутое пике, начали бомбить корабль. На редкость метко. Первые бомбы упали в воду вблизи мостика. Были убиты комиссар корабля Золкин, ваш Иванов, тяжело ранен командир миноносца Ерошенко и легко — я… Мы продолжали вести бой. Но вдруг зенитный огонь резко ослабел: прямым попаданием в корму была уничтожена кормовая зенитная пушка. От повреждений румпельного отделения заклинило руль. Корабль начал описывать циркуляцию.

Отбомбившись, самолеты ушли, а мы оказались в тяжелейшем положении: в носовую часть начала прибывать вода, рулевое управление разбито, но машины и котельные отделения были пока в порядке.

Ничего не оставалось делать, как продолжать двигаться в направлении Тендровской косы. Мы решили так: если не удастся справиться с поступающей водой — приткнемся к отмели, чтобы потом облегчить подъем корабля.

Управлять машинами по телефонам и голосом через расставленных людей было слишком сложно, да могла возникнуть и путаница в передаче команд. Я спустился к палубным люкам в машинное отделение и начал командовать прямо в машины.

Василий Николаевич Ерошенко некоторое время оставался на мостике, но там уже делать было нечего. Жизнь корабля теперь была сосредоточена здесь — в машинах и котлах. И Ерошенко тоже пришел, вернее, приполз на наш новый пост управления, не предусмотренный расписанием.

Сначала крен был небольшой, потом стал постепенно нарастать. Я распорядился, чтобы из кубриков вынесли все койки, расшнуровали и разбросали по палубе пробковые матрасы: если корабль пойдет ко дну, чтобы всем хватило спасательных средств… Это оказалось не лишним.

Самолеты противника больше не появлялись. Корабль медленно, но упорно двигался к берегу. Крен тоже нарастал. Наконец, движение вперед прекратилось. Эсминец мог перевернуться. Машинной команде и вообще всему личному составу было приказано выйти на верхнюю палубу.

Но, несмотря на большой крен — весь правый борт был уже в воде, — корабль не переворачивался и даже перестал крениться: стало ясно, что, осев скулой правого борта, он оперся о грунт; это и удерживало его. Окажись эсминец в таком положении на более глубоком месте — неминуемо перевернулся бы.

С заполнением корабля водой крен стал уменьшаться. Под водой оставались надстройки и часть палубы левого борта, образовавшей с бортом «конек».

Большая часть моряков, используя пробковые матрасы, плавала вблизи корабля; раненые оставались преимущественно на рострах, там были и мы с Ерошенко.

Когда корабль сел на грунт, к нам подошел сзади ростр буксир «ОП-8» и стал принимать людей. Подобрал всех — плававших и оставшихся на надстройках. Ни на воде, ни на корабле не осталось никого.

Ерошенко был ранен тяжело, но не согласился перейти на буксир вместе с ранеными, которых переправляли туда в первую очередь: хотел покинуть корабль последним. А я тоже хотел уйти с корабля последним…

Капитану буксира было приказано идти вдоль косы как можно ближе к берегу, лишь бы не сесть на мель.

Я понимал, что самолеты вернутся добивать миноносец, увидят буксир и добьют его. И вот они появились в воздухе. Пошли курсом на буксир. Личному составу была дана команда добираться до берега вплавь.

С первого захода самолетов бомба попала в машинное отделение — буксир лег на борт. Почти все, кто до бомбежки еще оставался на буксире, поплыли к берегу.

Борт и надстройки, приняв горизонтальное положение, выступали из воды. На них оставалось восемь-девять тяжелораненых, не способных плыть. Среди них был и Ерошенко. За каждого из раненых отвечал здоровый краснофлотец. Я тоже остался на буксире.

Увидев, что буксир затонул, Ю-87 стали разгружаться от бомб и стрелять из пулеметов по плывущим к берегу.

В числе убитых был и командир электромеханической боевой части Зызак. Чтобы вражеские летчики не видели, что на буксире есть еще люди, мы спрятались под фальшборт, примостившись на стенках надстроек. А когда самолеты ушли, выбрались из-под фальшборта наружу. Через 15–20 минут пришел торпедный катер и доставил всех нас на Тендру.

…Свой рассказ Лев Анатольевич закончил в кабинете Жукова. К нам вошел мой адъютант и доложил, что прибыли хирург и медсестра.

— Хотят встретиться с вами, — сказал я Владимирскому.

— Спасибо за заботу. Должен признаться, у меня здесь все время печет, — он расстегнул китель и показал на грудь.

* * *

Ночью никто не спал. Близилось время высадки десанта. Я давно так не волновался. Видимо, потому, что впервые мы наступали.

Шли последние часы подготовки. Еще раз все выверялось, вносились коррективы. У подходной точки фарватера корабли десанта должны определяться по Тендровскому маяку. Для более точной ориентировки Одесская база выставила буй с постоянным белым огнем, видимым за три мили, а за внешней кромкой минного заграждения базы — усиленный дозор сторожевых и торпедных катеров.

В 21 час 50 минут начальник штаба базы дал извещение на крейсер «Красный Кавказ», что канлодка «Красная Грузия» и отряд катеров будут в точке рандеву ровно в час. Десантный отряд уменьшил ход, чтобы не прийти к условной точке раньше, чем нужно. Ровно в назначенное время он прибыл на место и стал по диспозиции. «Красная Грузия» запаздывала.

Контр-адмирал С. Г. Горшков и бригадный комиссар В. И. Семин еще в пути получили от командующего флотом радиограмму, что эсминец «Фрунзе» погиб, а судьба Владимирского неизвестна. Горшкову приказывалось закончить высадку десанта в 3.00. Не дожидаясь прихода «Красной Грузии», он решил спустить на воду барказы и приступить к высадке.

В 01.21 корабли открыли артиллерийский огонь по берегу в районе Григорьевки, и через десять минут последовал сигнал: «Начать высадку!» А вскоре к месту высадки на сторожевом катере прибыл контрадмирал Владимирский.

Первые барказы отошли от кораблей к берегу. Ориентиром для них у места высадки должен был служить гакабортный огонь канлодки «Красная Грузия», которая, приткнувшись вплотную к берегу, обязана была поддерживать десант огнем.

Но канлодка запаздывала, и барказы пошли к берегу самостоятельно. Ориентирами для них служили осветительные снаряды крейсеров и пожары, вспыхнувшие в Григорьевке.

В 2 часа первый бросок высадился на вражеский берег. Возглавлявший его капитан-лейтенант Иванов приказал зажечь сигнальные огни для ориентировки остальных барказов. Только в 2 часа 40 минут к борту крейсера «Красный Крым» подошла «Красная Грузия» и, приняв остатки десанта, высадила его при помощи барказов на берег. К 5 часам высадка закончилась.

Выбросившиеся с самолета ТБ-3 на высоте севернее Шицли 23 наших парашютиста создали к этому времени панику в тылу врага, нарушили связь и не дали ему возможности оказать противодействие десанту.

В отместку вражеская авиация совершила в ту ночь до семи групповых налетов на Одессу, сбросив до 2000 зажигательных бомб. В городе возникли пожары. Горели жилые дома, строения в порту и на заводах. Среди гражданского населения было много жертв. Всю ночь команды МПВО во главе с секретарем горкома партии Н. П. Гуревичем героически боролись с огнем.

* * *

Первой высадилась на берег рота 3-го батальона под командованием лейтенанта Чарупы. Когда барказы отходили от кораблей, противник, видимо подавленный мощной артподготовкой, молчал. Но вот барказы кое-где коснулись грунта. Враг опомнился и открыл ружейно-пулеметный огонь.

Видя, что среди десантников имеются раненые, комиссар высадочных средств старший политрук Еремеев приказал группе прикрытия, обеспечивающей высадку, подавить огневые точки противника на берегу.

Подняв над головой винтовки и гранаты, люди прыгали в темную воду и торопливо двигались к берегу.

Вместе со всеми шел по грудь в воде комиссар полка Слесарев.

Вода была сентябрьская, холодная, вокруг рвались вражеские мины, свистели пули, но в сознании у всех одно: скорее зацепиться за берег.

Почувствовав под собой землю, лейтенант Чарупа и пять краснофлотцев бросились вперед. Они уничтожили огневые точки противника, которые вели огонь по барказам, и дали возможность всему десанту высадиться с небольшими сравнительно потерями.

Командир 3-го батальона старший лейтенант Матвиенко и военком политрук Прохоров высадились с двумя ротами вслед за Чарупой. Они должны были занять Григорьевку и не допустить обстрела противником второго отряда десанта. Вместе с ними высадились корабельный корректировочный пост и минометная батарея.

Идя впереди, рота Чарупы напоролась на сильный пулеметно-минометный огонь. Атаковать Григорьевку в лоб был невозможно. Небольшой группе бойцов Чарупа приказал вести усиленный огонь с фронта, а сам с ротой обошел противника и, напав на него с фланга, опрокинул штыковым ударом. На помощь Чарупе подошел со свежими силами Матвиенко.

Противник бежал из Григорьевки, бросая оружие и снаряжение. Бежал так, что некоторые солдаты для скорости сбрасывали на ходу ботинки.

В панике фашисты не успели снять со своих минных полей опознавательные дощечки с надписью: «Мины». Минеры из батальона Матвиенко быстро и без потерь обезвредили их.

Преследуя врага, батальон двинулся на Старую Дофиновку. Тем временем 1-й батальон наступал из Григорьевки на Чебанку и Новую Дофиновку, чтобы соединиться с частями 421-й дивизии. В лощине недалеко от Григорьевки десантники заметили оставленную врагом тяжелую четырехорудийную батарею.

— Вот она! — послышались возгласы.

Да, это она стреляла по Одессе. В суете и страхе фашисты оставили батарею целой и невредимой. Около орудий, направленных в сторону города, валялись шинели, штаны, разные личные вещи.

На щитах и стволах десантники написали мелом: «Она стреляла по Одессе. Этого больше не будет».

На следующий день пушки с этими надписями везли по улицам Одессы. Горожане аплодировали морякам, захватившим ненавистную батарею.

Бежал противник не везде. В Чебанке, где размещался какой-то вражеский штаб, и в районе колхоза имени Котовского моряки встретили сильное сопротивление. Большую помощь им оказали минометчики батареи младшего лейтенанта Зайца и артиллеристы «Бойкого», «Безупречного» и «Беспощадного», которые вели огонь по данным корректировочных постов.

Командиры и комиссары не раз поднимали моряков в атаку. И начальник штаба полка майор Харичев и комиссар полка Слесарев в самые трудные моменты поднимались и вели за собой бойцов.

Старший лейтенант Матвиенко был трижды ранен осколками мин, но каждый раз, сделав перевязку, упрямо продолжал вести батальон вперед.

Имена многих бесстрашных краснофлотцев-десантников таит в себе надпись «Неизвестному матросу» на памятнике, сооруженном в Одессе.

Секретарь парторганизации 1-го батальона Толстых, будучи ранен, не покинул поле боя и продолжал бить врагов, вдохновляя своим примером других.

Находясь в разведке под Старой Дофиновкой, краснофлотец Петренко наскочил на группу солдат противника. Когда подошли наши, Петренко лежал убитый, около него валялось десять вражеских трупов.

Краснофлотец Букарев, командир группы разведки, у деревни Чебанка обнаружил полевую батарею врага. К нему присоединились три краснофлотца из воздушного десанта. Вчетвером они скрытно подошли к батарее, часть артиллеристов перебили, а остальных взяли в плен и захватили две пушки с лошадьми и зарядными ящиками.

Разрыв мины накрыл наш пулеметный расчет. Старшина 1-й статьи коммунист Бойко подскочил к пулемету. Раненный в живот, истекая кровью, он до последнего дыхания продолжал стрелять по врагу.

К 18 часам 22 сентября 3-й морской полк выполнил свою задачу, овладев районом Чебанка, Старая и Новая Дофиновка, а ночью соединился у Вапнярки с 1330-м полком 421-й стрелковой дивизии.

Радостной была встреча товарищей по службе на флоте. Ведь оба полка состояли из моряков-севастопольцев, добровольно ушедших защищать Одессу. Полк, получивший номер 1330-й, был все тем же 1-м морским, которым командовал полковник Я. И. Осипов.

В этом бою не было комиссара полка старшего политрука В. И. Митракова. Тяжело раненного, его отправили на Большую Землю, как называли мы в то время Крым и Кавказ. Его заменил комиссар одного из батальонов старший политрук Демьянов. В самый острый момент боя Демьянов поднял бойцов в контратаку, в него попала вражеская пуля, он перевязал рану и продолжал преследовать противника…

Радость встречи двух морских полков была недолгой. Ее омрачили известия о гибели многих товарищей.

Погиб любимец моряков командир 1-й роты 1330-го полка коммунист лейтенант Семин. Раненный, он вел роту в атаку и был убит. Бойцы поклялись отомстить за любимого командира и драться с врагами так же, как дрался он.

Такой же подвиг совершил политрук роты 3-го батальона Довидчин. Он тоже был ранен в самом начале атаки, но продолжал идти впереди роты, пока не погиб в рукопашной схватке.

3-й полк при высадке десанта и в боях на берегу потерял 332 человека, из них 44 убитыми. Погиб комиссар 2-го батальона Прокофьев, тяжелое ранение получил комиссар 3-го батальона политрук Прохоров. А кроме того, было много легкораненых: они остались в строю.

Донесения, полученные нами в начале высадки, говорили, что противник оказывает слабое сопротивление.

Последние же данные показывали, что высадка не укладывается в назначенные сроки и затягивается.

Это вызывало беспокойство: противник может сбросить десант в море. К четырем часам мы получили донесение об успешном начале действий на берегу.

Как только завязался бой, начала свою работу бомбардировочная авиация Черноморского флота, громя резервы противника в Свердлово, Кубанке, Гильдендорфе, совхозе Ильичевка, Александровке. Потом 22 штурмовика произвели десять атак по аэродромам противника в районе Баден и Зельцы. Там было до 30 «мессершмиттов» и несколько транспортных двухмоторных самолетов. Ни один из них не успел подняться. Аэродром потонул в дыму и огне.

По предварительным данным, было сожжено 20 вражеских самолетов и восемь больших палаток, в которых находился летно-технический состав.

На свой аэродром не вернулся лишь самолет лейтенанта Шкутского.

— Теперь ваша задача, — сказал комбригу Котрову Жуков, выслушав его доклад, — так же успешно прикрыть корабли, поддерживающие части, а в трудную минуту поддержать наступающий десант и стрелковые дивизии.

Тут выяснилось, что летчики не имеют связи с наступающими дивизиями и не знают, где находится десант.

Жуков вызвал генерал-майора Шишенина.

— Где сейчас десант? — спросил он.

— Мы имеем данные о завершении высадки, о том, что сопротивление противника было слабое. Знаем, что эсминцы поддерживают десант по заявкам корректировочных постов, высаженных с третьим морским полком. Следовательно, у них связь с полком есть. Через них мы можем узнать, где находится десант, но на это потребуется время. С командиром же полка штаб не имеет связи.

— А дивизии имеют связь с десантным полком?

— Минут десять — пятнадцать назад не была еще установлена.

— Как вы могли допустить такое?! — вспыхнул Жуков. — Немедленно установить прямую связь с командиром полка и в любую минуту знать, где десант и что делает!

— Мы знаем, но только косвенно, — сказал Шишенин.

— Никаких «косвенно»! Исполняйте.

Генерал Шишенин вызвал начальника связи полковника Богомолова и дал ему жесткий срок. Тот попросил выделить в его распоряжение малый охотник.

Связист лейтенант Флокей и старший радист красноармеец Нетес с рацией «5-АК» отбыли к месту высадки десанта и связались с командованием морского полка.

Связь с десантом была установлена и действовала бесперебойно до соединения 3-го полка с частями 421-й дивизии.

* * *

Рано утром я выехал, в Крыжановку на командный пункт 421-й дивизии. Батареи приданных ей артиллерийских полков Приморской армии и две батареи Одесской военно-морской базы уже переносили огонь в глубину.

— Несем большие потери от минометного огня, — пожаловался командир дивизии полковник Коченов. — Уж сколько раз батальоны поднимались в атаку!

— Но все-таки двигаетесь?

— Медленно. Вот собьем с гребня их огневые точки — и пойдет.

— А связь с десантным полком? — спросил я.

— Что-то не ладится.

У сохранившегося чудом сарая я увидел заместителя начальника связи флота капитана 3 ранга В. Гусева. В сарае тарахтел движок. Там мучились радисты, вызывая десантный полк.

— И позывные, и волна известны, а связаться не можем, — нервничая, оправдывался Гусев. — Не понимаю, в чем дело.

Наши части медленно продвигались вперед.

Во всех каменных постройках Фонтанки противник установил огневые точки. На господствующей высоте дзоты и окопы, больше 20 станковых пулеметов, сплошные проволочные заграждения. Фашисты сопротивлялись упорно.

К 11 часам наши части подошли к агрокомбинату Ильичевка, к Фонтанке; с вводом в бой второго эшелона 54-го стрелкового полка в 16 часов овладели высотой. Противник не выдержал удара и, бросая оружие, оставляя на поле боя раненых, начал спасаться бегством в северо-западном направлении.

К исходу дня 421-я дивизия достигла Большого Аджалыкского лимана. Успешно выполняла свою задачу и 157-я дивизия, овладевшая поселком Шевченко. У дороги на Свердлово фланги обеих дивизий соединились.

Командир 633-го полка майор Гамилагдашвили донес радиограммой о захвате более 200 пленных с оружием. Мы запросили командира дивизии полковника Томилова.

Обстоятельства захвата были не совсем обычны.

Командир батальона майор Снежко, перенеся в ходе наступления свой командный пункт к совхозу Ильичевка, задержался на старом КП с двумя командирами и телефонистом, снимавшим аппараты. Выйдя из КП, он был ошеломлен: из кукурузы, не замечая его, двигалась цепь вражеских солдат с винтовками наперевес.

Придя в себя, Снежко во весь голос крикнул:

— Стой! Бросай оружие! — и, размахивая пистолетом, показал на землю.

Его голос, видимо, застал солдат врасплох, и теперь уже растерялись они. Даже не сделав попытки стрелять, они стали бросать оружие. Подбежавшему на помощь командиру с автоматом в руках Снежко приказал охранять оружие, а другому командиру и телефонисту — отводить пленных в сторону.

— Я видел, — смеясь, рассказывал мне потом Томилов, — как шли пленные мимо штаба дивизии, держа руками штаны.

Оказывается, Снежко, вспомнив, как поступали в таких случаях в гражданскую войну, срезал им пуговицы на брюках, чтобы заняты были руки. Ведь ему с тремя товарищами приходилось конвоировать 200 человек. Правда, эти пленные, как выяснилось, сами были рады случаю, чтобы сдаться в плен. Но майор Снежко считал свою предусмотрительность не лишней.

На допросе пленные заявили, что воевать не желают. Многие из них были настроены против войны с Советским Союзом и сами написали обращение к солдатам и офицерам румынской армии, осаждающим Одессу, в котором призывали требовать от своего правительства заключения мира с Советским Союзом и разрыва с Германией. Нескольким пленным мы разрешили обратиться к своим товарищам по радио с призывом не рисковать бесцельно жизнью и кончать войну. Они же разоблачили ложь своих офицеров, будто большевики убивают и мучают пленных.

Крейсера «Красный Кавказ» и «Красный Крым», доставив десант и обеспечив его высадку, согласно приказу комфлота ушли в Севастополь. Поддерживать наступающих огнем остались миноносцы «Бойкий», «Безупречный» и «Беспощадный». Продвигавшиеся с морской пехотой корректировочные посты непрерывно направляли их огонь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.