Глава третья. На Западном фронте
Глава третья. На Западном фронте
На командном пункте Западного фронта генерала Г. К. Жукова, к моему огорчению, я не застал и представился только члену Военного совета Н. А. Булганину и начальнику штаба фронта генералу В. Д. Соколовскому, которых видел впервые.
Получив от Н. А. Булганина и В. Д. Соколовского ряд указаний и советов по работе в войсках, я на следующий день, 2 июля, уехал в 61-ю армию, штаб которой размещался в районе Белева. Прибыл я на место поздно вечером. Здесь к этому времени происходила смена командования армии. Генерал-лейтенант М. М. Попов, возглавлявший до этого более полугода 61-ю армию, сдавал свою должность вновь назначенному командарму генерал-лейтенанту П. А. Белову и отправлялся на Брянский фронт.
С Павлом Алексеевичем Беловым мы были старыми друзьями, знали друг друга с 1933 года, когда учились в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Он начиная службу, как и я, в кавалерии, в 1940 году командовал 96-й горнострелковой дивизией в Киевском Особом военном округе, а когда началась война, возглавил 2-й кавкорпус. Встреча наша была самой теплой и товарищеской.
61-й армии предстояло нанести частный удар по болховской группировке врага. Одновременно с ней подобные действия надлежало проводить 16-й и 10-й армиям Западного фронта с целью не допустить группу армий «Центр» на помощь силам вермахта, рвавшимся к Сталинграду и на Северный Кавказ.
Мне было поручено выехать с группой командиров на правое крыло 61-й армии, где готовился вспомогательный удар в направлении Кирейкова.
Наступление армий Западного фронта из-за отсутствия превосходства над противником и прочности его обороны особых территориальных успехов не принесло, но сковало довольно крупные силы гитлеровцев.
Вечером 15 июля по вызову командарма я вернулся в штаб армии. Павел Алексеевич передал мне приказание командующего фронтом срочно ему позвонить. Вскоре в трубке телефона я услышал хорошо знакомый голос Георгия Константиновича. Поздоровавшись, он сказал:
— Генерал-лейтенант Рокоссовский назначен командующим войсками Брянского фронта. По моему представлению Ставка назначила тебя вместо него командующим шестнадцатой армией. Как ты смотришь на это?
Я выразил свою признательность за высокое доверие со стороны Военного совета фронта и Ставки Верховного Главнокомандования и заверил Г. К. Жукова, чте постараюсь на посту командующего армией, как говорится, не ударить в грязь лицом.
Георгий Константинович приказал немедленно выехать в 16-ю и вступить в командование ею.
Попрощавшись о генералом П. А. Беловым и членом Военного совета армии дивизионным комиссаром Д. Г. Дубровским, которые, кстати говоря, за время моего кратковременного пребывания в армии окружили меня вниманием и заботой, я выехал в сопровождении адъютанта старшего лейтенанта Ивана Бокорова в штаб 16-й армии, который располагался в лесу южнее Сухиничей. Ночь была безлунная, темная, поэтому в пути не раз приходилось останавливаться, чтобы убедиться, что мы не сбились с дороги. Кроме того, все осложнялось тем, что войсковой транспорт в ночное время активизировал движение, и нам нередко приходилось пробиваться через пробки, возникавшие на перекрестках дорог, в населенных пунктах, на подходах к мостам.
Мысли же мои были заняты предстоящим вступлением в командование 16-й армией. Это событие радовало меня по двум причинам. Во-первых, как я уже писал, мне хотелось перейти на любую командную работу, и моя просьба, адресованная Верховному Главнокомандующему, была теперь полностью удовлетворена. Во-вторых, назначение именно в 16-ю армию было для меня большой честью. Это ведь была та самая армия, соединения которой проявили столько мужества и стойкости под Шепетовкой, о чем я подробно говорил в своей первой книге. Затем 16-я под руководством М. Ф. Лукина прославила свои знамена в Смоленском сражении, а под командованием К. К. Рокоссовского — в битве под Москвой. Конечно, состав армии менялся, но традиции героизма, высокого понимания долга перед Родиной, несомненно, сохранялись и крепли в этом прославленном объединении.
Задумывался я, само собой разумеется, и над трудностями, которые ожидали меня на посту командарма. Чтобы их осилить, думалось мне, прежде всего надо опереться на коллектив управления и штаба, на всех коммунистов в соединениях и частях.
Преодолев все ночные дорожные передряги, к раннему утру мы наконец добрались до штаба 16-й армии, который находился в лесу, близ села Чваново, и был неплохо замаскирован.
Начальник штаба генерал Михаил Сергеевич Малинин и член Военного совета дивизионный комиссар Алексей Андреевич Лобачев ознакомили меня в самых общих чертах с обстановкой, сложившейся в полосе действий армии к моему приезду, и пригласили к завтраку.
Константин Константинович Рокоссовский еще 12 июля, передав командование армией начальнику штаба, убыл на Брянский фронт.
Из беседы с Лобачевым и Малининым я узнал, что из-за все возраставшего сопротивления противника 16-я армия, наносившая частный удар на жиздринском направлении, вынуждена была два дня назад прекратить наступление и закрепиться на достигнутых рубежах. На следующий день из штаба фронта был получен приказ о переходе войск армии к обороне во всей полосе ее действий.
После вывода в резерв фронта нескольких соединений и частей усиления в составе 16-й остались три корпусных управления (5-го гвардейского стрелкового, 1-го гвардейского кавалерийского и 10-го танкового), семь стрелковых дивизий, четыре стрелковые и три танковые бригады, ряд частей усиления. Этими силами надо было оборонять полосу шириной до 70 километров, надежно прикрываясь от удара противника из района Жиздры на Сухиничи. Передний край обороны проходил в 20 километрах севернее Жиздры по рубежу от Шипиловки до устья реки Катерянки и далее по течению рек Жиздра и Рессета до Моилова.
По данным нашей разведки, перед фронтом армии противник имел в непосредственном соприкосновении с нашими соединениями до семи танковых и пехотных дивизий, причем три танковые и две пехотные дивизии были развернуты против правого фланга 16-й, где местность в глубине расположения наших войск, в отличие от остальной полосы обороны, была безлесная, открытая, удобная для наступления крупными силами.
Слушая доклад о сложившейся обстановке и предложения по переходу к обороне, я, собственно говоря, и ознакомился с боевым составом войск, командованием, штабом и политотделом армии.
Очень хорошее впечатление произвел на меня генерал М. С. Малинин. Он грамотно и четко охарактеризовал обстановку, сложившуюся в последние дни в полосе действии армии, выделил основные направления, на которых следует создать наиболее прочную оборону, а затем детально изложил предложения по ее организации, разработанные штабом.
Выслушав доклад Михаила Сергеевича, а также мнение командующих родами войск и начальников служб по интересовавшим меня вопросам, я объявил свое решение об организации обороны и приказал штабу подготовить все необходимые распоряжения по передислокации войск и занятию полосы обороны в новой группировке.
В период ознакомления с войсками и при подготовке обороны большую помощь оказал мне член Военного совета дивизионный комиссар Алексей Андреевич Лобачев — зрелый кадровый политработник, обладавший большим опытом политического руководства войсками армии в боевых условиях.
Неплохое впечатление произвел на меня второй член Военного совета полковой комиссар Ф. В. Яшечкин. Ои в мирное время в армии не служил, попал в ее ряды по общей мобилизации в начале войны и, конечно, еще не успел приобрести достаточного опыта работы в армейских условиях. Зато Филипп Васильевич имел инженерное образование, был молод, быстро и не без успеха усваивал основы военного дела. Яшечкину было поручено заниматься вопросами партийно-политического обеспечения работы армейского тыла.
На протяжении нескольких дней я внимательно изучал весь руководящий состав армейского аппарата и убедился, что коллектив подобран удачно и хорошо сколочен для руководства войсками армии в сложной боевой обстановке.
Особенно запомнились мне заместитель командующего армией генерал-майор К. П. Трубников, командующий артиллерией генерал-майор артиллерии В. И. Казаков, командующий бронетанковыми войсками полковник Г. Я. Орел, начальник связи полковник П. Я. Максименко, начальник тыла генерал-майор Ф. З. Лазаревич, начальник политотдела полковник Д. Ф. Романов.
Надо сказать, что коллектив штаба и управления складывался в суровых условиях первых месяцев войны, прошел жестокое испытание огнем. А. А. Лобачев прибыл на Западный фронт вместе с первыми соединениями армии из Забайкалья в начале июля и с этого времени не расставался с 16-й. М. С. Малинин, В. И. Казаков, Г. Я. Орел, П. Я. Максименко начали работу с К. К. Рокоссовским, когда он еще командовал группой войск в районе Ярцева. Все они пришли из полевого управления 7-го механизированного корпуса генерала В. И. Виноградова, который понес большие потери в начале июля 1941 года. Но его штаб полностью сохранился и представлял собой хорошо слаженный руководящий механизм.
Генерал К. П. Трубников пришел в армию позднее, уже в 1942 году, но, как говорится, очень хорошо вписался в ее руководящий коллектив.
Забегая вперед, скажу, что работать со многими из названных товарищей по разным причинам мне пришлось недолго. Так, например, поскольку часть войск и аппарата управления Брянского фронта, которым стал командовать К. К. Рокоссовский, передавалась новому Воронежскому фронту, Константин Константинович попросил Ставку направить в его распоряжение генералов Малинина, Казакова, полковников Орла и Максименко. Лишь Федор Захарович Лазаревич был моим заместителем по тылу все время, пока я командовал 16-й. Это был очень опытный командир, участник гражданской войны, старый коммунист, выходец из глубинного уголка Витебщины.
Конечно, если бы все члены этого четко слаженного управленческого коллектива, состоявшего из командиров высокой профессиональной квалификации, остались на своих постах в армии, руководить войсками мне с самого начала было бы значительно легче, упростился бы и период моего становления как командарма, то есть процесс врастания в новую роль, овладения всеми тонкостями тех функций командующего, которые отличают его деятельность от штабной работы. Но, как я уже упомянул, этого не произошло. Однако новый руководящий коллектив, хотя и складывался в ходе подготовки и проведения операции, постепенно стал очень действенным и вполне соответствовавшим своему назначению.
Во многом помогло мне то, что начальником оперативного отдела штаба армии и заместителем начальника штаба стал очень опытный и всесторонне одаренным штабной работник — полковник Федор Николаевич Бобков. Он был моим ровесником, 1897 года рождения, в Красной Армии служил с 1918 года, активно участвовал в гражданской войне в должности командира роты, причем с 1919 года по 1926 год проходил службу в 25-й Чапаевской дивизии. До войны Федор Николаевич окончил курсы «Выстрел», разведывательные курсы, а в 1941 году Военную академию им. М. В. Фрунзе. Отечественную начал начальником штаба 43-й отдельной стрелковой бригады, затем был начальником штаба 32-й стрелковой дивизии и с этой должности пришел в штаб 16-й армии. После отъезда генерала Малинина полковник Ф. Н. Бобков, будучи в курсе всех штабных дел, очень помог и мне, и пришедшему на должность начальника штаба генерал-майору Василию Григорьевичу Терентьеву. И в дальнейшем Федор Николаевич нес на своих плечах едва ли не основную тяжесть всей кропотливой и малозаметной работы, если можно так вы-разиться, чисто штабного характера, поскольку начальники штаба армии по не зависящим от нас обстоятельствам часто менялись. Незаурядные способности и опыт Бобкова проявились в боевых действиях армии сразу же, поскольку обстановка вскоре стала весьма острой и противоречивой для войск армии. Очень хорошо показал он себя в ходе Жиздринской операции и битвы под Орлом и Брянском, почти всегда он был со мной на наблюдательных пунктах, откуда осуществлялось управление войсками, ведущими бой, и часто выполнял функции начальника штаба. Оперативный отдел был укомплектован грамотными боевыми командирами, такими, как подполковник А. В. Соколов, майоры И. Ф. Скоков, Ф. Д. Свердлов, Ю. В. Плотников, Н. В. Рягузов, В. С. Бугичев.
Василий Григорьевич Терентьев до прихода в 16-ю командовал последовательно несколькими стрелковыми дивизиями на Западном и Брянском фронтах, в самом начале сорок третьего ушел от нас на ту же делжность в 326-ю дивизию, в конце войны стал командиром 70-го стрелкового корпуса. Генерал Терентьев по складу своего характера и опыту работы не был штабным работником. Он был, скорее, очень хорошим моим заместителем по командной части, охотно и часто выезжал в войска.
Достойными были также преемники генерала В. И. Казакова и полковника Г. Я. Орла — генерал-майор артиллерии Б. П. Лашин и генерал К. В. Скорняков. То же самое можно сказать и о новом начальнике связи полковнике Якове Митрофановиче Давыденко.
Сколачивание армейского управленческого аппарата из новых людей, не работавших ранее вместе и не знавших командиров соединений, процесс непростой, он может быть связан с определенными издержками — ведь боевая деятельность войск не прекращается ни на минуту. Надо сказать, что у нас в армии этот процесс прошел безболезненно, с первых шагов в отношениях между офицерами, генералами сложилась обстановка благожелательности, взаимопомощи, ответственного подхода к любому решению принципиального характера.
Однако вернемся к последовательному изложению событий. В соответствии с принятым решением во всех командных инстанциях, штабах и политорганах войск армии развернулась напряженная работа. После того как все боевые распоряжения были доведены до командиров соединений, те приступили к выполнению поставленных задач, а я получил возможность побывать в дивизиях первого эшелона с тем, чтобы установить личный контакт с командирами и политработниками. Вместе со мной выезжали командующие родами войск и начальники служб армии.
31 июля по результатам поездок в части и соединения были даны указания войскам по устранению выявленных недостатков в подготовке обороны.
В первых числах августа меня вызвал Г. К. Жуков в Малоярославец для личного доклада о положении войск армии и их готовности к обороне. Захватив с собой карты и другие необходимые документы, я вылетел на самолете У-2 в штаб фронта. Командующий, пригласив к себе В. Д. Соколовского, познакомился с нашим планом и утвердил его, дав ряд конкретных указаний по улучшению системы противотанковой обороны на основных танкоопасных направлениях и по более четкой организации взаимодействия между родами войск при организации контратак и контрударов силами дивизионных и армейских резервов.
После этого Георгий Константинович поделился со мной своими мыслями о продолжавшемся на юге страны наступлении противника, отметив в заключение, что план гитлеровского командования разгромить Брянский фронт, а затем окружить войска Юго-Западного и Южного фронтов сорван нами и что на сегодня Ставке удалось перебросить в район Сталинграда крупные стратегические резервы, способные остановить наступление немецко-фашистских войск, рвущихся к берегам Волги.
На исходе того же дня я вернулся на свой командный пункт.
В сумерках наш У-2 приземлился вблизи от расположения штаба армии. Сразу же состоялась беседа с новым начальником штаба армии В. Г. Терентьевым, командующими родами войск. Присутствовал и член Военного совета А. А. Лобачев. Речь шла о доработке плана обороны армии в духе требований командующего фронтом.
В ходе укрепления обороны в частях и подразделениях проводилась большая партийно-политическая работа по изучению приказа Наркома обороны № 227. Командиры и политработники стремились довести его содержание до сознания каждого воина, чтобы все они, от рядового бойца до генерала, поняли всю серьезность обстановки, сложившейся для Родины в итоге ударов врага на юге страны. И надо сказать, что простые и точные слова этого документа никого не оставляли равнодушным, вызывая яростное стремление драться против ненавистного врага до последней капли крови, проявить в боях стойкость и бесстрашие.
Еще 16 июля, перед началом оборонительного сражения на подступах к Сталинграду, Ставка Верховного Главнокомандования приказала командованию Калининского и Западного фронтов подготовить наступательную операцию, получившую наименование Ржевско-Сычевской, в ходе которой войскам смежных крыльев этих фронтов предстояло очистить от противника территорию к северу от Волги в районе Ржев, Зубцов и территорию к востоку от Вазузы в районе Зубцов, Карамзино, Погорелое Городище, овладеть городами Ржев и Зубцов и закрепиться на реках Волга и Вазуза. Подготовка к наступлению продолжалась две недели. 30 июля нанесли удар 30-я и 29-я армии Калининского фронта, причем первая, наступавшая на Ржев, прорвала полосу обороны противника, но вынуждена была втянуться в затяжные бои за укрепленный район Полунино. 29-я армия успеха не имела.
4 августа, спустя пять суток, начали наступление 31-я и 20-я армии нашего Западного фронта. К исходу первого дня наступления им удалось прорвать две позиции главной полосы обороны врага, после чего были введены подвижные группы обеих армий.
Наступление продолжалось и ночью. К утру 5 августа соединения нашего фронта полностью преодолели главную полосу вражеской обороны, расширив прорыв до 16 километров и углубившись в расположение немецких войск на 6–9 километров. На следующий день прорыв был еще более расширен и углублен: он достиг 30 километров по фронту и 25 километров в глубину. Войска генералов В. С. Поленова и М. А. Рейтера (31-я и 20-я армии) вышли на подступы к рекам Гжать и Вазуза, где противник готовил оборону резервами, выдвинутыми из тыла.
Поскольку операция для войск нашего фронта началась удачно, Г. К. Жуков принял решение нарастить успех вводом в сражение подвижной группы фронта (два танковых и один кавалерийский корпус). Командование же группы армий «Центр» с целью предотвращения разгрома своих войск, занимавших ржевский выступ, и сохранения в своих руках этого плацдарма, откуда вел один из кратчайших путей к Москве, вынуждено было предпринять экстренные меры. Генерал К. Типпельскирх, тогдашний помощник начальника германского генштаба по разведке, после войны писал: «Прорыв удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились к переброске на Южный фронт, были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем и для контрудара».[47]
7-8 августа 20-я армия совместно с корпусами подвижной группы фронта нанесла серьезные потери контратакующим силам противника и вынудила их отойти в исходное положение, преградив путь на Погорелое Городище. Наши войска во всей полосе наступления подошли к рекам Вазузе и Гжати и на отдельных участках захватили плацдармы на их противоположных берегах.
Во второй половине 9 августа и в течение следующего дня встречное сражение на рубеже рек Вазуза и Гжать достигло крупного масштаба: с обеих сторон здесь столкнулось до полутора тысяч танков. В результате наши войска освободили южную часть города Зубцова и, захватили небольшой плацдарм на левых берегах обеих рек. Хотя они достигли незначительного территориального продвижения, контрудар врага в полосе 31-й и 20-й армий был отбит на тех же рубежах, где и начался.
Гитлеровское командование, убедившись в тщетности своих попыток развить удар по направлении Погорелого Городища, приняло решение о переходе здесь к обороне. Зато 11 августа оно предприняло мощный удар крупной группировкой по армиям левого крыла Западного фронта. Замысел врага при этом сводился, к глубокому прорыву обороны наших 16-й и 61-й армий и развитию в дальнейшем успеха в направлении Сухиничей, чтобы выйти затем в район Юхнова и поставить этим под угрозу все левое крыло Западного фронта. Для проведения этой операции, как это выяснилось впоследствии, привлекалось около пятнадцати дивизий, в том числе пять танковых, имевших до 500 боевых машин. Широко использовалась и авиация.
Внезапно, враг прорвал оборону соседней с нами 61-й армии в ее центре и продвинулся к северо-западу на 25 километров, выйдя к реке Жиздра на участке Восты, Бело-Камень. Три стрелковые дивизии генерала П. А. Белова оказались отрезанными от основных сил. Одновременно другая группировка вражеских войск нанесла удар на участке нашей левофланговой 322-й стрел-ковой дивизии, оборонявшей рубеж по реке Рессета протяжением 17–18 километров, фронтом на запад. Удар этот пришелся по обоим флангам соединения. Враг, как видно, стремился в последующем выйти к реке Жиздра и сомкнуться со своей основной ударной группировкой, действовавшей против армии П. А. Белова. Воины З22-й оказали врагу упорное сопротивление. Мы ввели армейские резервы, и все же противнику ценой больших потерь удалось выйти к Жиздре на участке Гретня, Восты. 322-я стрелковая дивизия потерпела значительный урон, но окружения избежала, отойдя на реку Жиздра.
В моей памяти довольно отчетливо сохранились события того периода, когда в условиях начавшегося вражеского наступления управление и штаб армии принимали все меры к отражению нависшей угрозы. Как только обозначились масштабы и возможные цели, преследуемые гитлеровским командованием, я немедленно отдал два распоряжения. 10-му танковому корпусу генерала В. Г. Буркова было приказано совершить марш из района Сухиничей и сосредоточиться к утру 12 августа на северном берегу Жиздры за левым флангом армии, в готовности к нанесению контрудара в южном направлении, навстречу танковым дивизиям противника, прорвавшим оборону 61-й армии. 5-й гвардейский стрелковый корпус генерал-майора Г. П. Короткова после сдачи своего участка обороны соседям и 31-й гвардейской стрелковой дивизии, находившейся до этого в армейском резерве, должен был совершить ночной марш и к тому же сроку сосредоточиться на северном берегу Жиздры в районе Алешинки.
Отдав эти распоряжения, я, не теряя времени, вместе с членом Военного совета дивизионным комиссаром А. А. Лобачевым, группой работников штаба и командующими родами войск армии выехал в штаб 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора B. K. Баранова, который располагался к этому времени за левым крылом армии, где начинались решающие для нас боевые события. До развертывания вспомогательного пункта управления армии мы решили на первых порах использовать штаб кавалерийского корпуса и средства его связи для управления войсками армии на этом направлении.
Именно решительная перегруппировка сил армии нa ее левое крыло и помощь, оказанная на месте в упрарвлении войсками, как мне представляется, помогли добиться целесообразного, соответствующего складывавшейся обстановке боевого применения сил трех крупных соединений армии — кавалерийского, танкового и стрелкового корпусов — на уязвимом направлении. И нам удалось упорным сопротивлением, нанесением контратак и контрударов сильно обескровить ударную группировку противника, остановить ее продвижение на рубеже реки Жиздра, сохранив при этом за собой важный плацдарм на южном берегу в районе Дретова.
Выйдя к Жиздре, противник на протяжении нескольких дней упрямо стремился форсировать ее и развить успех в направлении Сухиничей. Ценой больших потерь гитлеровцам удалось крупными силами при поддержке большого количества танков форсировать реку к северу от населенного пункта Глинная, проникнуть 19 августа на узком участке в лес, что южнее Алешинки, и выйти на ближайшие подступы к этому населенному пункту. Но здесь неприятельские танки и мотопехота были остановлены мощным огнем крупнокалиберных орудий армейской артиллерийской бригады, контратаками 146-й танковой бригады и частей 11-й гвардейской стрелковой дивизии и отброшены в глубь леса. При попытке возобновить наступление на Алешинку танковые дивизии противника потерпели тяжелое поражение от контрудара вовремя подошедшего из резерва фронта 9-го танкового корпуса, которым умело командовал генерал-майор Алексей Васильевич Куркин.
Одновременно другая группировка гитлеровцев изо всех сил стремилась прорваться из района Гретни на северо-запад в общем направлении на Сухиничи, но огнем и контратаками наших войск была отброшена в исходное положение. Это был кульминационный момент в наступлении противника. Войска армии, несмотря на превосходство врага в силах, выстояли и заставили его прекратить наступление и перейти к обороне.
Исключительно важную роль в отражении удара крупных сил противника на сухиничском направлении сыграл командующий фронтом генерал армии Георгий Константинович Жуков. Со свойственной ему твердостью и требовательностью он умело направлял усилия армии и подошедших резервов.
К 18 августа ударная группировка немецко-фашистских войск была сильно обескровлена. Потеряв до 10 тысяч человек только убитыми и свыше 200 танков, вражеское командование окончательно отказалось от дальнейшего продолжения наступления.
С подходом из фронтового резерва 3-й танковой армии под командованием генерал-лейтенанта П. Л. Романенко 16-я и 61-я армии вместо с танкистами Романенко перешли 22 августа в наступление против вклинившихся в нашу оборону гитлеровцев, нанесли им ответный удар, после которого в значительной степени было восстановлено первоначальное положение наших войск.
Августовские оборонительные действия армии показали возросшую боевую мощь наших частей, их стойкость при отражении массированных атак противника, упорство в удержании занимаемых рубежей, умение наносить фашистам серьезные потери в живой силе и боевой технике. С первого же дня наступления противника был брошен в войска лозунг: «Ни шагу назад, кровью, жизнью своей отстоим родную землю!»
Исключительно большую роль в поднятии боевого духа частей и соединений армии сыграл уже упоминавшийся мною приказ Народного комиссара обороны Союза ССР № 227 от 28 июля 1942 года, который с суровой откровенностью раскрывал всю глубину опасности, нависшей над Родиной, и выдвигал жесткое требование прекратить дальнейший отход и остановить обнаглевшего врага. В приказе, в частности, говорилось:
«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население.
Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге, у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа… После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год.
У нас нет уже теперь преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину… Из этого следует, что пора кончить отступление, ни шагу назад. Таким должен быть теперь наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности… Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину…
Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без прикааа высшего командования».[48]
Значение этого документа трудно переоценить. Он прямо указывал на ответственность каждого воина за судьбы Родины, за то, быть или не быть нашему социалистическому государству.
Именно так и разъясняли его командиры и политработники. Приказ в считанные дни бы доведен до сознания и сердца каждого бойца, причем применительно к конкретным боевым задачам. Огромная заслуга принадлежала в этом дивизионному комиссару А. А. Лобачеву. Думаю, что именно благодаря его активной работе, проводимой непосредственно с бойцами и командирами, части армии ни разу не отошли с занимаемых позиций без приказа. А воины 7-го гвардейского кавалерийского полка 2-й гвардейской кавдивизии, состоявшего из кубанских казаков, проявили массовый героизм, отстаивая каждый метр родной земли на холмищенском рубеже. Несмотря на подавляющее превосходство противника в силах, они, выручая воинов 322-й дивизии, смелой контратакой отбросили гитлеровцев из Холмища и несколько дней в полуокружении вели бой не на жизнь, а на смерть с наступавшими здесь частями 19-й танковой дивизии гитлеровцев. Ни один казак не дрогнул и не отступил, весь личный состав этого поистине героического полка буквально до последнего человека дрался за удержание Холмища, являвшегося ключевой позицией в полосе обороны 322-й стрелковой дивизии.
Все эти герои были посмертно удостоены правительственных наград.
Враг понес немалые потери в живой силе, танках, его наступление было задержано, он лишился возможности своевременного выхода к реке Жиздра для соединения с ударной группировкой, прорвавшейся на наш фланг через расположение армии генерала П. А. Белова. С упорством и бесстрашием дрались все части и соединения 16-й. Только этим можно объяснить то, что превосходящим силам противника, имевшим в своем составе около 500 танков и поддержанным с воздуха мощной авиацией, не удалось в конечном счете с выходом к реке Жиздра развить наступление на Сухиничи и далее на северо-запад, в тыл главных сил нашей армии и ее соседа — 10-й армии.
Напряженные августовские бои 16-й армии лично для меня явились суровым испытанием и большой школой. Ведь впервые тогда довелось мне непосредственно руководить боевыми действиями армии, так как до этого, как знает читатель, на протяжении целого года войны я принимал участие в операциях только в составе крупных штабов. Последние шесть месяцев я одновременно возглавлял штабы фронта и направления и, конечно, особенно отчетливо понял все значение этих органов управления в руководстве боевой деятельностью войск. Воочию, на собственном опыте, убедился я тогда в громадном различии между штабной и командной работой в боевой обстановке. Начальник штаба имеет скромную задачу — всеми мерами обеспечить командующему успешное руководство войсками в проводимой операции. Правда, он в какой-то степени может повлиять на принятие командующим решения, предложив такой вариант, который, по его мнению, наиболее соответствует оперативной обстановке. Однако только командующий имеет право принять решение, в соответствии с которым будут действовать, войска, и обязан в первую очередь нести ответственность за его последствия.
С 9 сентября на левом крыле 16-й наступило затишье. Соединения и части перешла здесь к обороне на достигнутых рубежах. Все внимание командования, штаба и политотдела армии было направлено на доукомплектование частей и соединений людьми, вооружением и транспортом, на организацию войсками прочной обороны во всей полосе действия армии.
13 сентября вынужден был покинуть армию член Военного совета дивизионный комиссар А. А. Лобачев. В последних боях он получил серьезное ранение. Мы были с ним на переднем крае, остановились у траншеи, только что отбитой у немцев, и завязали разговор с красноармейцами. В это время один из встреченных нами бойцов незаметно для нас спустился в траншею, чтобы, упираясь в ее бруствер, поправить ремни термоса с обедом, висевшего за его плечами. Неожиданно раздался взрыв саперной мины, многочисленными осколками которой красноармеец был убит, а стоявшего рядом со мной Алексея Андреевича Лобачева ранило в обе ноги. Мне в лицо попал только небольшой кусочек затвердевшей земли, не причинив никакого вреда.
В конце августа командующий фронтом генерал армии Г. К. Жуков был отозван в Москву и назначен заместителем Верховного Главнокомандующего. В связи с дальнейшим усложнением обстановки на юге он выехал в Сталинград для координации действий советских войск в этом районе. Командующим Западным фронтом был назначен генерал-полковник Иван Степанович Конев. К 15 сентября войска 16-й армии, выделив часть своих соединений в резерв Ставки, закрепились на занимаемых рубежах, всесторонне подготовившись к их обороне. Вскоре меня вызвали в штаб фронта для личного доклада новому командующему. Захватив все необходимые документы, я вылетел в Малоярославец, где по-прежнему располагался штаб фронта.
Командующий остался доволен моим докладом. В завязавшейся потом беседе он поделился новыми сведениями о положении наших войск под Сталинградом и на Северном Кавказе. Иван Степанович, в частности, сказал:
— Ты, Иван Христофорович, должен со всей отчетливостью понять, какие большие трудности испытывает наше Верховное Главнокомандование. Чтобы отразить все усиливающийся натиск врага на юге, добиться там перелома, все резервы центра и часть сил с других направлений, в том числе и с нашего фронта, спешно перебрасываются под Сталинград с целью ликвидировать создавшуюся там угрозу. Общая неблагоприятная обстановка требует от нас постоянно быть начеку, ни в коем случае не допустить какого-либо промаха, не дать врагу лишние козыри в полосе действий нашего фронта. Мы обязаны наличными силами не только прочно удерживать за собой ныне занимаемые рубежи обороцы, но и так крепко вцепиться в горло противника, чтобы приковать его к себе, постоянно держать его под угрозой нанесения ударов со стороны наших войск…
В заключение командующий фронтом предложил мне по возвращении в армию разработать и провести в жизнь ряд мероприятии в духе его указаний, установить строгий контроль за их точным выполнением.
Закончив деловые разговоры, Иван Степанович пригласил меня на обед, за которым мы по-дружески беседовали, вспоминали наиболее интересные эпизоды наших встреч в мирное время и в канун войны. Потом командующий еще раз напомнил мне о важности задач, стоявших перед войсками армии, и, пожелав успеха в их исполнении, отпустил меня.
Неоднократные встречи в боевой обстановке дали мне возможность близко соприкоснуться с двумя нашими наиболее известными в то время полководцами Г. К. Жуковым и И. С. Коневым. Им было свойственно много общих черт как настоящим коммунистам, типичным представителям трудового русского народа, выходцам из самых его глубин: здравый ум, твердый характер, строгость и справедливость. Сходство объяснялось, естественно, и общностью жизненной и профессиональной школы, которую прошли и Георгий Константинович, и Иван Степанович: длительное командование полками и крупными войсковыми соединениями, успешное окончание ряда военно-учебных заведений. Но были, конечно, и определенные существенные различия в стиле и методах их работы: ведь каждая личность неповторима, особенно незаурядная.
От командующего я зашел к своему старому приятелю генералу А. П. Покровскому, возглавлявшему оперативное управление штаба фронта. Тут я несколько задержался и с небольшим опозданием приехал на аэродром.
Погода в этот день еще с утра стояла пасмурная. Быстро наступавшие вечерние сумерки, казалось, вот-вот превратят неприветливый облачный день в непроглядную ночь. Встал вопрос: стоит ли отправляться в путь при таких неблагоприятных условиях? Предстояло совершить ночной полет к линии фронта и приземлиться на небольшой площадке на опушке леса близ села Середея, лежавшего всего в 20 километрах от переднего края. В разговоре с летчиком на эту тему стремление поскорее попасть к себе в армию, где меня ожидало множество неотложных дел, к сожалению, взяло верх над благоразумием. Мы были уверены, что железная дорога от Малоярославца до Сухиничей и от них до реки Жиздра послужит нам надежным ориентиром и позволит без всякого риска долететь до нашего лесного аэродрома.
На деле, однако, все получилось по-другому. Не успели мы долететь до Сухиничей, как ночь полностью вступила в свои права. Над станцией, плохо видимой с высоты, летчик сделал несколько кругов и взял курс вдоль железной дороги. Опасаясь случайного перелета через линию фронта, проходившую по Жиздре возле разрушенного железнодорожного моста, я буквально впился глазами в железнодорожные пути. Каково же было мое удивление и беспокойство, когда, против ожиданий, мы никак нe могли достичь этого пункта. Я понял, что после Сухиничей летчик потерял ориентировку и отклонился от намеченного маршрута полета. Чтобы выяснить, где мы, пришлось на небольшой высоте кружиться над районом, куда мы залетели. Внимательное изучение очень плохо просматриваемых наземных ориентиров все же убеждало, что мы находимся над расположением своих войск. Во избежание дальнейших осложнений стали выбирать площадку, чтобы приземлиться. Летчик несколько раз пытался использовать едва видневшиеся полевые дороги. Но каждый раз что-то мешало совершить посадку и приходилось вновь набирать высоту. Только благодаря помощи одной из прожекторных станций Московского района ПВО, находившейся в расположении нашей армии, нам удалось сесть. Выяснилось, что летчик, долетев до Сухиничей, взял курс не на юг, к Жиздре, а на юго-восток вдоль железной дороги на Козельск.
В это время к нам прибыл новый член Военного совета генерал-майор танковых войск П. Н. Куликов. Армия получила такого же опытного и вдумчивого политработника, каким был А. А. Лобачов. Петр Николаевич, став с восемнадцати лет красноармейцем, участвовал в гражданской войне, тогда же был принят в партию. Отечественную П. Н. Куликов встретил комиссаром корпуса, потом был членом Военного сонета 48-й и 20-й армий. С этим прекрасным человеком мы с самого начала стали работать дружно и слаженно.
На следующий день после возвращения в армию у меня собрались член Военного совета, мой заместитель, начальник штаба, все начальники родов войск и служб армии. Я подробно рассказал им о полученных от командующего войсками фронта указаниях и приказал В. Г. Терентьеву совместно с начальниками родов войск и начальником политотдела армии разработать конкретный план мероприятий на ближайшее время по претворению в жизнь указаний командующего.
Особенно большое внимание мы уделили снайперскому движению. В каждой стрелковой роте появилась группа снайперов. Они изо дня в день совершенствовали свою огневую подготовку, непрерывно разрабатывали новые приемы «охоты» за фашистами, вели между собой соревнование — кто больше уничтожит гитлеровцев. Среди снайперов получил широкое распространение и признание девиз: «Фашистом меньше — победа ближе».
До сих пор в моей памяжи осталось неизгладимое впечатление, которое я вынес от встречи с нашими снайперами на армейском слете. На него съехались лучшие стрелки — 150 человек, которые в совокупности уничтожили свыше 2000 фашистов. Это было первое мероприятие такого рода на Западном фронте. Многие из бойцов на этом слете подробно и интересно рассказывали о приемах «охоты» за фашистами. Как правило, каждый снайпер, прежде чем выйти на задание, тщательно готовился. Надо было в расположении противника наметить подходящий участок, умело выбрать для себя огневую позицию, разработать способы обнаружения врага. Выступавшие иа слете снайперы демонстрировали свои образцы самодельных ложных мишеней и приемы вызова по ним огня из расположения противника.
Одним словом, шел деловой разговор о наиболее ценном опыте, о неиссякаемой выдумке и инициативе этих отважных солдат, об их выдержке и мастерстве. Слет проходил на лесной поляне, снайперы расселись кто на пеньке, кто просто на траве в маскировочных халатах, украсившись ветками и хвоей. Когда я подходил к месту слета, то в первый момент опешил — людей не было видно, казалось, что поляна поросла кустарником.
До сих пор не могу забыть, каким глубоким уважением проникся я тогда к этой славной группе красноармейцев. Каждый из них показал себя вполне зрелым воином, беспредельно преданным своей Отчизне и народу. Все они отличались высокими боевыми качествами, отточенным искусством беспощадно истреблять ненавистных фашистов.
Занимаясь своими фронтовыми делами, весь личный состав армии, и прежде всего офицеры и генералы, с неослабным вниманием следили за развертыванием боевых действий под Сталинградом и на Северном Кавказе. К общему нашему восторгу, наконец было получено известие о переходе 19–20 ноября советских войск в контрнаступление в Волго-Донском междуречье. Начавшееся здесь победное шествие Красной Армии, завершенное окружением и пленением армии Паулюса и положившее начало изгнанию оккупантов с советской земли, бесконечно радовало и вдохновляло нас. Победа под Сталинградом явилась одним из наиболее важных событий Великой Отечественной войны и второй мировой войны в целом. После поражения Паулюса под Сталинградом в фашистской Германии, как известно, был объявлен трехдневный траур. Жители германских городов и сел впервые с начала второй мировой войны вместо бравурных победных маршей услышали погребальный звон церковных колоколов.
О Сталинградской битве написано уже очень много. Бывали случаи, когда участники событий стремились взвесить на чаше весов истории весомость вклада в эту победу того или иного фронта, той или иной армии. Я думаю, что эта победа была одержана не только теми войсками, которые непосредственно в ней участвовали. Она принадлежит всей нашей армии, всему нашему народу, так как в битве на Волге был широко использован опыт всех действующих войск, наша передовая военная наука, результаты самоотверженного труда рабочих, крестьян и интеллигенции. Сталинград был расплатой с фашистами за Киев и Харьков, за Брянск и Вязьму. Теперь в котле оказались армии Паулюса и Гота, хвалившиеся тем, что не знают поражений. И если наши войска вырывались из самых мощных клещей врага, то из железной сталинградской западни не вышел ни один гитлеровец.
Мы, конечно, все по-хорошему завидовали защитникам Сталинграда, удаче, выпавшей на их долю, и с нетерпением ждали, когда наступит праздник и на нишей улице.
16 декабря в село Радождево, где размещался штаб нашей армии, прибыла делегация дружественного монгольского народа во главе с премьер-министром, героем и маршалом Монгольской Народной Республики Хорлогийном Чойбалсаном. Наши дорогие гости приехали к нам не только с добрыми чувствами, но и с богатыми дарами. Они привезли с собой большое количество теплых вещей и других подарков для вручения советским бойцам. Мы приняли делегацию братского народа с большой радостью, окружив маршала Чойбалсана и приехавших с ним монгольских друзей вниманием и заботой.
Вечером 17 декабря в торжественной обстановке состоялся вечер встречи командного и политического состава армии с делегацией. Прозвучали взволнованные приветствия в адрес дружественного монгольского народа и прибывших к нам гостей. На этом вечере маршал X. Чойбалсан выступил с большой речью, которая была проникнута чувством большой любви к советскому народу. Глава дружественной страны говорил о тесной дружбе двух наших народов, начало которой положили великий Ленин и выдающийся революционер Монголии, основатель Монгольской народно-революционной партии Сухэ-Батор. На этой встрече руководитель делегации маршал Чойбалсан от имени Великого Народного хурала МНР наградил отличившихся в боях разведчиков 11-й гвардейской дивизии монгольскими орденами. Разведчик Федоров был награжден высшей боевой наградой Монголии орденом «Полярная звезда». Вечер закончился выступлением армейского ансамбля песни и пляски, который очень понравился гостям.
18 декабря делегация Монгольской Народной Республики выехала в части и соединения армии. В этот день она побывала в 1-м гвардейском кавалерийском корпусе. Конники, несмотря на наступившую зиму, показали на лесной поляне хорошо организованные конноспортивные состязания. Они продемонстрировали гостям высокий класс рубки, мастерство в преодолении сложных препятствий, лихую джигитовку, вызвавшие восхищение гостей.
Перед развернутым строем маршал X. Чойбалсан вручил кавалерийскому корпусу Красное знамя Монгольской Народной Республики. Затем строй конников лихим галопом проскакал перед импровизированной трибуной.
19 декабря монгольская делегация во главе с маршалом Чойбалсаном посетила передний край нашей обороны ни одном из участков фронта. Здесь со специально подготовленного наблюдательного пункта делегации было продемонстрировано внезапное огневое нападение нескольких артиллерийских полков и частей гвардейских минометов на один из опорных пунктов обороны противника, который затем был атакован и занят одним усиленным стрелковым батальоном при поддержке роты танков. Этот боевой эпизод произвел на монгольских друзей большое впечатление.
20 декабря состоялся прощальный вечер. Наши гости продемонстрировали командирам и политработникам штаба армии привезенные с собой кинофильмы. Просмотр вызвал у всех большой интерес. Из этих фильмов мы узнали, как напряженно работают трудящиеся Монголии, чтобы максимально увеличить производство теплых вещей для советских воинов.
В заключение Военный совет армии дал в честь дорогих гостей прощальный ужин, который прошел в теплой, непринужденной обстановке.
Утром 21 декабря делегация дружественной Монгольской Народной Республики во главе с маршалом Чойбалсаном выехала из армии в Москву, оставив Военному совету армии благодарственное письмо следующего содержания:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.