Роман Карцев

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Роман Карцев

Раки

В моей биографии есть пара-тройка достижений, которыми я не перестаю хвастать сам перед собой. Одно из них – Я ЕЛ РАКОВ С КАРЦЕВЫМ!

В советское время культивировали всплеск коллективных эмоций, таких как, к примеру, «Мы идём смотреть Чапаева!»

У меня есть глубоко личная эмоция – поедание раков с артистом, которого народ, мановением гения Жванецкого, прежде всего ассоциирует именно с раками, по три и по пять рублей.

Роман Андреевич, конечно, меня бы пожурил: говорить нужно не «ел раков», а «ел раки», по-одесски. Но предмета моего хвастовства это не отменяет.

В одно из «морей смеха» дружественные журналисты из газеты «Суббота» вынесли на сцену свежих раков, Карцев был доволен.

В гостинице нам их сварили, и мы с Карцевым заперлись в его номере.

Дуэт «Чай вдвоём» рядом с нашим дуэтом «Раки вдвоём» меркнет – у нас были кастрюля раков и бутылка пива. Алкоголиками мы друг перед другом предстали никудышними: раков мы съели килограммов пять, а бутылку пива так и не осилили.

Роман Андреич смачно учил меня, как правильно проводить вскрытие членистоногого деликатеса, как удалять из него прямую кишку, как добывать заветную раковую шейку. И всё это – под его фантастический говорок, под беседу «за жизнь». Для меня это был праздник!

* * *

А ещё помню банкет в честь закрытия фестиваля «MORE SMEHA?1993». Карцев лихо отплясал в каком-то танцевальном конкурсе, потом отозвал меня в сторонку: «Маркуша, где тут туалет?» В туалете Роман Андреевич снял с себя мокрую от пота рубашку, умылся холодной водой и под электросушилкой для рук принялся сушить рубашку. Не прекращая при этом беседы – чтобы я никуда не ушёл.

Роман Карцев, «MORE SMEHA?1998»

Вот как французская женщина умеет вызвать ощущение, что рядом с ней всегда не хватает мужчины, так Карцев создаёт ощущение, что рядом с ним всегда должен быть слушатель.

– Что вы тут можете понимать за Одессу, Одесса – это что-то особенного!.. Одесская реакция на ситуацию – это песня!.. – распалялся тогда, в туалете, этот почему-то удивительно родной человечек с обнажённым животиком:

– Девушка, давайте завтра встретимся!

– Вы что, с ума сошли, я замужем!

– Так давайте сегодня!

Сегодня мне стыдно признаться, но в 70-80?е годы прошлого века, когда на сцене появлялись Виктор Ильченко и Роман Карцев, Ильченко меня раздражал, мешая мне наслаждаться мастерством безудержно смешного Карцева.

И вот в январе 1992?го в московском Театре эстрады состоялся концерт: первое отделение – Роман Карцев, второе – Михаил Жванецкий. Я не знал тогда, что причиной такого концерта была тяжёлая болезнь Виктора Ильченко, который в те дни медленно умирал. Я шёл на встречу с юношеской мечтой: ура, Карцев на сцене – один!..

Тот концерт меня потряс. Я многое понял. Карцеву было неуютно на сцене, он словно задыхался от одиночества. Без Виктора Ильченко не было Романа Карцева. Это был другой артист. И другой жанр.

Как выразился бы Петросян, я понял природу комического в эстрадном дуэте. Один артист должен осознанно «уступать лидерство» другому, подыгрывать ему, быть резонёром, соответствовать заданному игровому и звуковому диапазону.

Виктор Ильченко был гением такого подыгрывания. Его паузы, его «тупое» сценическое старание понять Карцева – вершины актёрского мастерства!

Из сегодняшних сценических дуэтов по такому принципу работал разве что «Городок», в котором замечательный Илья Олейников мудро уступал лидерство блистательному и разноплановому актёру Юре Стоянову.

Классический дуэт – это противостояние. Как в цирке два клоуна – озорной Рыжий и тугодум (по мне так – философ) Белый. В их противоборстве возможны шутки на злобу дня, любые комментарии. Власть всегда держала шута при троне по принципу: какой с клоуна спрос!

Роман Карцев – лауреат Кубка А. Райкина, «MORE SMEHA-1998»

Лучшие сатирические дуэты: Тарапунька и Штепсель (Тимошенко и Березин), Маврикиевна и Никитична (Владимиров и Тонков), Ильченко и Карцев – явили собой творческое долголетие, замешанное на дружбе, на истинном партнёрстве.

Всем вышеперечисленным артистам не было смысла что-то изобретать. Необходимость представлять почтеннейшей публике противоположные точки зрения определяла сценическую форму – форму сатирического дуэта, перебрасывающегося ироническими репликами.

Как артист, Роман Карцев всегда зависел от своего постоянного автора – Миши Жванецкого, и в последние годы Карцеву невольно приходится обижаться, что Жванецкий ему больше не пишет. Сам Жванецкий объясняет это тем, что после смерти Виктора Ильченко, который умел творчески влиять на него, писать диалоги перестал, а его сегодняшние тексты Карцеву не подходят.

Жванецкий по-своему жалеет Карцева: тому приходится выходить на публику, соревноваться «с оголтелыми юмористами, вызывающими – шпалами по органам – гинекологический смех, хохот с воем и воплем». Карцев с текстами Жванецкого им сегодня не конкурент.

Интеллигенции-то, по мнению Михал Михалыча, в стране совсем не осталось.

«Благославляя» Карцева на сольные концерты, Жванецкий приговаривает: «Рома, только я тебя умоляю, обязательно предупреждай зрителей, когда ты читаешь мои нетленные тексты, а когда несёшь своё!»

После фестиваля «MORE SMEHA?1998», на котором Карцев получил Кубок Райкина, я предложил Роману Андреевичу будущим летом привезти в Юрмалу их дуэт с Жванецким.

– Это дохлый номер, – ответил Роман Андреевич, – Миша на такое не согласится.

Но во мне уже вспыхнул азарт: Мишу я возьму на себя.

– Тогда, конечно, – закончил Карцев.

В начале 1999 года звоню Жванецкому:

– Михал Михалыч, у меня идея! Вы в курсе, что вам в этом году 65?

– Не знаю, ещё не считал, – пошутил мэтр.

– А в том, что 60 – Карцеву?

– Этому мальчишке Ромке уже 60? – Жванецкий изобразил удивление.

– Так давайте в Юрмале отметим юбилей – «125 лет на двоих»?

«Двойной юбилей», Михаил Жванецкий и Роман Карцев, 125 лет на двоих, «Дзинтари», 1999

– А что, мне идея нравится, действуй!

И юбилейный концерт состоялся. Прошёл, конечно же «на ура». Публика завалила своих любимцев цветами, а «MORE SMEHA» подарило звёздам золотой портфель и золотого рака.

Надо ли объяснять, кому что?

Мало кто знает, что до дуэта Ильченко-Карцев был в Одесском институте инженеров морского флота дуэт Ильченко-Жванецкий. По воспоминаниям самого Жванецкого, хороший был дуэт:

«Ильченко был человеком абсолютно незамутнённой чистоты, мы вытащили его из этой чистоты, погрузили в мир эстрады, я жалею об этом до сих пор. Потому что, находясь на этой вершине, которая ниже многих вершин, ты теряешь здоровье».

* * *

После смерти своего постоянного партнёра Виктора Ильченко в 1992 году Карцев часто выступает на эстраде один. Он участвовал в постановках «Моя Одесса» (памяти Виктора Ильченко), «Зал ожидания». Сегодня в репертуаре Карцева вместе со Жванецким присутствуют Чехов, Хармс, Зощенко.

И каждый выход Романа Карцева на сцену сегодня – подвиг. Рядом с ним всегда незримо присутствует Виктор Ильченко. Это безумно тяжело.

Бывали и раньше эстрадные дуэты – Миров и Новицкий, Шуров и Рыкунин, Миронова и Менакер, Тимошенко и Березин, Владимиров и Тонков, но не припомню, чтобы кто-нибудь из них выходил на сцену в одиночку, когда не стало другого.

Как-то я спросил Карцева: не думал ли он после ухода Ильченко покинуть сцену. Нет, ответил Рома, я тогда не знал, что Миша уже не сможет писать для меня. Приходится самому придумывать для себя репертуар. Миша только просит, чтобы я предупреждал зрителя, где кончаются его перлы и начинается моё творчество. Аркадий Исаакович Райкин говорил, что если бы он ушёл со сцены раньше, то сразу умер бы. Не хочу с этим экспериментировать.

Роман Андреевич Карцев – настоящий артист, из тех, для кого мастерство – это труд, уважение к профессии, к авторам, к зрителям. Как-то в интервью «Огоньку» он сказал:

«Вот я уже пять лет играю в теннис, нигде не учился и на уровне самодеятельности играю неплохо, но теннисной школы у меня нет, могу испортить удар, как последний фраер.

А теперь на эстраде стали возможны люди без „университетов”. Нам с Витей повезло: мы восемь лет работали с Райкиным, видели, как он относится к зрителям, к профессии. Это была школа! А вот появился артист Ещенко, позволяющий себе дикие пошлости… Он говорит: „Шнобелевский лауреат”или „Сибириский цирюльник”, публика смеётся, а меня это коробит: ну ладно, артист ляпнул не то, но почему публика смеётся?!

Пошлость – сегодня самый большой бич. Райкин и звёзды старой эстрады не могли себе такого позволить. И любой режиссёр ему бы указал: „Это не юмор”.

Я скажу сейчас словами Жванецкого, я с ним солидарен: „Юмор – это не слова. Это не поскользнувшаяся старушка. Юмор – это даже не Чаплин. Юмор – это сочетание талантливого человека и талантливого времени, когда ты весел и умён одновременно”.

Слово „смешить” надо забыть навсегда. Ещё Райкин говорил: если ты идёшь смешить, у тебя никогда ничего не получится, что должно получиться в результате. Юмор – дело живое. Есть артисты, которые до выхода на сцену просчитывают, где публика будет смеяться. Это неправильно… Мой спектакль грустный, лирический. По моему возрасту. Я люблю пластику, люблю двигаться. Раньше кувыркался на сцене, делал стойку на голове. А сейчас я не люблю, когда пожилой клоун выходит и пытается рассмешить публику. Как в фильме Феллини „Джинджер и Фред”, вышли эти несчастные люди, которые когда-то были популярны… Нет, я никого не смешу».

Думаю, здесь Роман Андреевич несколько лукавит. Это с его-то комическим даром – и выходить на сцену не смеха ради? Он же не Огурцов из рязановской «Карнавальной ночи»: «Я и сам смеяться не люблю, и другим не дам».

Вероятно, Карцев имеет в виду, что его смех не ради самого смеха. Как говорил Осип Мандельштам: «А чего все острят? И так всё смешно».

Чутьё мастера

«MORE SMEHA?1998» закончилось.

До отправления поезда Рига-Москва три часа, на фестивальном автобусе заезжаем подкрепиться «на посошок». Ресторанчик от вокзала в пяти минутах езды.

Едим, выпиваем, балагурим. И только Карцев суетится:

– Марк, надо ехать, Маарк, опоздаем!..

– Роман Андреевич, – успокаиваю я его, – автобус ждёт за дверью, тут совсем рядом, успеем. А в ответ:

– Маарк, поехали, Мааарк!..

Короче, час до поезда, весёлая, уже во всех смыслах этого слова, компания погружается в автобус, и… автобус не заводится!!!

– Я же говорил! – застонал Карцев. – Я же предупреждал!

Пришлось паникующего артиста усадить в такси, а все остальные: Измайлов, Гальцев, Лукинский и другие – толкали автобус, пока тот не завёлся.

На перроне, куда мы всё равно заявились минут за сорок до отправления поезда, успокоившийся Карцев встретил нас словами:

«У меня за столько лет выработался нюх на экстремальные ситуации – я их нутром чую!»

Я отчество славлю, которое есть

Роман Андреевич стал Карцевым, чтобы, как и многие советские жертвы пролетарского интернационализма, не усложнять себе пути к народному признанию.

Роман Аншелевич Кац – созвучие, не самое оптимистичное для карьерного роста.

По той же причине свершились многие магические превращения: Григорий Израилевич Офштейн стал Григорием Гориным, Аркадий Михайлович Штейнбок – Аркадием Аркановым, Лион Моисеевич Поляк – Лионом Измайловым. Клара Борисовна Герцер превратилась в Клару Новикову, «прикрывшись» фамилией первого мужа. А Илья Львович Клявер, наоборот, взял для сцены фамилию жены, Иры Олейниковой. Нахим Залманович Шифрин переименовался в Ефима, Елена Лебенбаум взлетела к признанию, став Леной Воробей.

(Помню, лет в 12, устав от «добрых» антисемитских обзываний сверстников, я спросил у мамы, почему все в нашей семье Дубовские и только я один – Бронштейн. Пришлось отчиму меня усыновить официально.)

Подобные переименования-перефамилевания носили вполне объяснимый характер. Это как с вступлением в партию в советское время: без партбилета многие пути наверх были закрыты.

Ещё одну причину смены имени я как-то вычитал у уже упомянутого выше писателя-мемуариста Варлена Стронгина: «Женя Петров, в миру больше известный как Евгений Петросян, говорил, что людям других национальностей – узбекам, грузинам – быстрей звания дают, чем русским. Такая вот советская политкорректность. Вот он и стал Петросяном».

С Романом Карцевым и Аркадием Аркановым – «чаплины» на «MORE SMEHA-1998»

* * *

Кстати!

На конверте первого сольного альбома Александра Розенбаума был напечатан отзыв Михаила Жванецкого, где среди прочих славословий как подвиг превозносилось то, что Розенбаум в те смутные времена не поменял своей фамилии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.